Последнее желание повелителя - Анна Григорьевна Владимирова
– Хорошо.
– Кстати, лампу я нашел… – вдруг сообщил Азул и глянул на меня исподлобья в ожидании.
Повисла тишина.
– А толку? – тихо спросил я, отводя взгляд.
– Пока не знаю… Ты все равно Повелитель.
– Уже нет, – покачал головой и перевел взгляд в окно. – Я останусь рядом с Амалом.
– Ты Повелитель, Аршад, – с нажимом повторил он. – Никто не сможет возразить.
– С тобой за спиной – может быть, – начал я, усмехаясь. – У меня много врагов, Азул. Становиться легкой мишенью…
– Послушай, – мягко перебил он. – Я разберусь, как вернуть тебе силу. Может, не сразу. Но уверен – она вернется к тебе. Да и… кажется, твоя любовь специализируется на технологиях безопасности.
Я улыбнулся. Будет непросто. Но я умудрился влюбиться в чуть ли не единственную женщину на свете, которой неважен мой статус.
Осталось смириться самому. Придется привыкать быть…
…человеком.
Эпилог
Месяц спустя
Она смотрела так серьезно, что я не смог не улыбнуться.
– Больно?
– Немного…
– Почему ты улыбаешься тогда?
Я тяжело сглотнул, стараясь не пошатнуться на нетвердых еще ногах.
– На тебя смотрю и хочу улыбаться.
– Дашь мне руку?
– Нет…
Мы стояли на крыше, где завтракали когда-то. Я – у кромки бассейна. Чтобы если упасть, то в воду. Женя стояла рядом, встревоженно глядя на меня. Ненавистная коляска – тут же. До безумия не хотелось садиться в нее снова. И я упрямо стоял, превозмогая боль.
– Хорошо получается, – улыбнулась напряженно она.
– Да, неплохо, – процедил сквозь сжатые зубы.
Месяц реабилитации и ежедневного смирения прошел. И я встал на дрожащие ноги.
– Папа! – вдруг раздалось позади. – Папа, ты стоишь!
– Мама, Аршад встал! – добавился еще один звонкий голос.
Стоило трудов не упасть от такого сбивающего с ног восторга. Амал с Мальвой прибежали к бассейну и уставились на меня. Мальва – с открытым ртом, Амал – хмурясь в надежде скрыть беспокойство.
Мое превращение в человека стало испытанием и для него. Он боялся. Боялся, что я перестану быть для него опорой. И что не станет достаточной для меня. Но мы оба справлялись.
И совершенно неожиданной отдушиной для него стала Мальва. Они были неразлучны весь месяц. Горестные события сплотили наших детей лучше, чем кто-либо мог предположить. Не стало необходимости в знакомствах и притирках друг к другу. Я видел, как замкнутый в себе Амал иногда робел перед открытостью Мальвы, и иногда боялся, что он сдаст назад. Но напрасно. Чем больше эти двое проводили вместе, тем больше я убеждался – их уже не растащить.
Женя снова протянула мне ладонь. На этот раз я не стал упираться – взял ее за руку и позволил себя поддержать.
– Жаль, что ты не кот, Аршад, – авторитетно заявила Мальва, сложив руки в карманы платья и повернув голову на бок. – Уже бы давно скакал!
– Мальва! – попыталась возмутиться Женя, но я только улыбнулся:
– А я-то как жалею!
– Папа – джинн, – огрызнулся на Мальву Амал.
– Амал, – протянул я вторую руку сыну.
Он схватился за нее и крепко сжал. Женя понимающе выпустила меня и подхватила за руку дочь, оставляя нас с Амалом наедине. Мы часто с ним разговаривали. Но ему периодически нужна была новая доза стабилизирующих слов.
– Что ты? – улыбнулся я ему. – Ты же знаешь, что я не кот.
– Правда хочешь им быть? – надулся он.
– Веди. Может, получится сделать несколько шагов, – попросил я. Он послушно повел вдоль бассейна. – Какая тебе разница, кто я?
– Тебе же не все равно.
– Амал, я очень долго пренебрегал простыми ценностями. За то и поплатился. Теперь у меня есть только самое важное. Чем быстрее ты это примешь, тем проще тебе будет.
– Мне очень жалко тебя… – виновато глянул он на меня.
– И я это очень ценю, – улыбнулся я, делая шаг. Было чертовски больно. Будто внутри все еще торчали железные гвозди. – Но я бы не стал тем, кто я есть, если бы не делал выводов, не пытался исправить ошибок и учиться на них. Это – самое ценное. Понимаешь меня? Мне нечему было бы тебя учить, и быть для тебя примером я бы тоже не смог…
– Ты всегда будешь моим примером, Повелитель. – Он глядел под ноги, делая вид, что поглощен моим прогрессом. А мне нравилось наблюдать, каким настоящим мы его с Майрин вырастили… Ни ненависти, ни злобы, в которых рос я. А с тем, что на него свалилось сейчас, он справится.
– Бери Мальву, и бегите завтракать, хорошо?
– Хорошо, – кивнул он, но выпустить меня решился не сразу.
Ноги уже выли от боли, и когда ко мне вернулась Женя, я тяжело опустился на колени и опустил стопы в воду, усаживаясь на бортик. Она села рядом, и от наших ног по зеркальной глади воды побежала неторопливая рябь.
– Брат так и не звонил?
– Звонил. Хочет увидеться.
– Отлично, – улыбнулся я. – Сомневалась?
– Было дело…
Женин брат уехал сразу, как вышел из больницы. Женя переживала, что не вернется. Но мы оба понимали, что Сальве просто нужно было время.
– Иди ко мне. – Я пересадил ее к себе на колени и прижал к себе. – Все хорошо?
– Хорошо, – улыбнулась она, прижимаясь ко мне крепче.
Мне нравилось, как она скучает, даже когда мы расстаемся совсем ненадолго. Чувствовать, как женщина каждую секунду тянется к тебе где бы ни была – бесценно. И я готов был благодарить ее за любовь бесконечно.
Для нас двоих мое состояние не стало испытанием. Женя будто была создана для Повелителя-инвалида. Она не жалела, умудрялась поддерживать и смотрела на меня как прежде – не замечая коляски, как на равного. В ее взгляде читалось все, что мне так хотелось видеть: восхищение, любовь, желание… С такой женщиной я мог оставаться инвалидом до конца своей человеческой жизни и ни о чем не пожалеть.
Сам же я чувствовал себя так, будто прожил еще триста лет и все-все, наконец, понял. Из меня будто вытряхнули спесь, что мешала видеть по-другому. Я дорос до Азула. Когда сказал ему об этом, он рассмеялся… и мы выпили весь остаток его настойки. Лампу он отдал мне, обещая, что обязательно с ней разберется. Говорил, что нужны особые обстоятельства, и он все никак не возьмет в толк какие… Но потом Костя привез ему еще более забористую настойку, и я уже плохо помнил разговоры того вечера. А лампу использовал вместо ночника, когда читал ночи напролет или смотрел на Женю. Ее свет оказался виден только мне. Удобно, когда не хочется никого будить.
