Сайберия. Том 3. Одержимый - Владимир Сергеевич Василенко
Путилин оказался и прав, и неправ одновременно. Действительно, за свою короткую жизнь в этом мире я повидал не так уж много нефов, и большинство из них были с Аспектом Зверя, который сам по себе очень специфичный, и не позволяет сходу определить, насколько силён его носитель. Да и проявляется он очень по-разному — от чистого энергетического вампиризма до оборотничества. И это только из того, что я видел.
В зале же я наблюдал нефов с очень разными Аспектами, и визуально их ауры отличались так разительно, что я на каждого смотрел, как на невиданную диковинку. Общий контур из семи базовых Узлов присутствовал у всех, но это было, пожалуй, единственной объединяющей чертой. Сами ауры вели себя очень по-разному.
Особенно впечатлил меня один внешне не примечательный сутулый старик в зелёном кителе с кучей орденов на впалой груди. Он сидел за дальним концом стола, попивая чай, и никому не было до него дела. Но когда я взглянул на него магическим зрением, то едва не отшатнулся.
Эдра — насыщенно-алая с фиолетовыми прожилками — клокотала вокруг него, закручиваясь в тугие спирали, будто набирающее обороты торнадо, хлеща во все стороны тонкими, но яркими плетьми. Эта аура заполняла пространство вокруг него в радиусе метров трёх и пульсировала, с каждым тактом немного искажая пространство. Возможно, окружающие подспудно чувствовали всё это, потому и держались на почтительном расстоянии. Но старика это, кажется, не особо волновало.
Неправ Путилин был в другом. Несмотря на всё многообразие и мощь собравшихся на приёме нефилимов, никто из них пока не мог сравниться по скрытой внутри мощи с одной моей знакомой. Хрупкой ясноглазой девчушкой с нежным мелодичным голоском. Правда, у той Дар — будто могучий древний зверь, ворочающийся в тесной клетке и так и норовящий вырваться, чтобы сожрать свою хозяйку.
Самого статского советника, к слову, не было видно. Странно, он вроде бы тоже приглашен. Да и вечером у Хаймовича обещал подстраховать. В этот раз я решил предупредить его о новой своей ночной вылазке заблаговременно.
Я остановился возле одной из колонн и, отдав очередной пустой бокал проходящему мимо официанту, прислонился спиной к прохладному полированному столпу. На больших часах на противоположной стене едва перевалило четверть десятого. Уф, как же долго тянется время!
Слева, откуда-то из-за колонны, до меня долетел обрывок разговора.
— А этого сюда как вообще пустили? — брезгливо воскликнула дама постарше. — Вы только поглядите на него!
— Какой позор… — вторила ей вторая, с низким грудным голосом. — До чего мы докатились. А на жёнушку-то его взгляните! Что это за вульгарщина с перьями?
— Говорят, в Петербурге сейчас так модно…
— Ну, не знаю. В наше время так только девки из публичных домой выряжались. Вы поглядите, как обтянулась-то вся! Всё напоказ…
— Вот-вот. Профурсетка!
На первых фразах я поначалу решил, что речь обо мне. Всё-таки комплекс самозванца у меня тут разыгрался не на шутку. Но потом стало ясно, что кости перемывают кому-то другому, и я, поддавшись любопытству, проследил, кого обсуждают стоящие неподалёку от меня матроны.
Кудеяров! Вот уж и правда кого я не ожидал здесь увидеть. Да и вообще, если честно, предпочел бы не видеть ещё очень долго.
Фома был одет с иголочки — в угольного цвета костюм-тройку с серой жилеткой и кроваво-алым галстуком. Позолоченный монокль в глазу поблескивал на свету, словно крошечное зеркальце. Истомина, шедшая с ним под ручку, белозубо улыбалась, поглядывая по сторонам и, кажется, так и светилась от счастья и гордости. Наряд у неё и правда был довольно смелый — облегающее шёлковое платье цвета красного вина с открытыми плечами, поверх — пышное боа из черных перьев. В глубоком декольте поблескивает двойная нитка жемчуга, высокая витиеватая прическа приоткрывает шею, делая акцент на крупных висячих серьгах.
Похорошела. И будто бы даже помолодела лет на пять.
Фома приостановился, учтиво здороваясь за руку с каким-то молодым нефом в мундире. Истомина поначалу тоже уделила внимание собеседнику мужа, но потом отвернулась, оглядывая зал. И мы встретились с ней взглядом.
Улыбка моментально сползла с её лица, а в глазах на мгновение промелькнул ужас. Впрочем, Ольга быстро взяла себя в руки и тут же отвернулась, прильнув к мужу. Я тоже отвернулся и даже перешёл чуть дальше, скрываясь за колонной. Пересекаться с Кудеяровым мне сейчас точно не хотелось бы. Лучше вернусь-ка за свой стол.
Чтобы сделать это, не попадаясь лишний раз на глаза, я решил обойти зал по периметру — там, где между колоннами и стеной оставалось небольшое пространство в пару метров шириной. Что-то вроде коридора, пользовались которым в основном ребята из обслуживающего персонала — мне навстречу то и дело попадались спешащие официанты с подносами.
На стенах длинной вереницей висели портреты. Этакая доска почёта. Или скорее галерея славы. Я даже невольно увлёкся, читая короткие описания к ним.
«Граф Георгий Александрович Колесников. Глава Казённой палаты Томской губернии 1830–1862, кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного „За веру и верность“ 2 степени — за многолетнюю службу на благо Отечества и за особые заслуги в деле развития железнодорожного сообщения в Сибири».
«Граф Алексей Филиппович Черкасов. Глава Второго Томского экспедиционного корпуса 1818–1834, участник более чем двадцати крупных военно-разведывательных походов в глубинные районы Сайберии. Основатель Саргатского, Боготолского, Балахтинского острогов, первооткрыватель Тегульдетского месторождения электрического эмберита — крупнейшего из найденных в первой половине 19-го века. Награжден орденом Святого Георгия „За службу и храбрость“ 1-й степени, посмертно».
Что ни портрет — то яркая, неординарная личность, даже внешне. И за каждой такой короткой справкой — насыщенная, полная героических свершений жизнь. Особенно это чувствуется на более старых портретах, ближе к эпохе Петра.
Вспомнились цитаты из «Зерцала доблести», говорящие о том, что нефилимы — больше, чем люди, а потому и груз, который они на себя взваливают, должен быть неизмеримо больше. Они и должны совершать подвиги, защищать людей, да и вообще, раздвигать границы возможного. При этом им безразлично богатство, власть и прочие обычные земные слабости — потому, что у них уже есть нечто куда более ценное. Дар. Могущество, недоступное обычным смертным.
Красивая концепция. Но до чего же наивная. Нужно быть законченным идеалистом, чтобы поверить, что это сработает. Да, сверхспособности меняют людей, в том числе ментально. Но далеко не всегда в лучшую сторону. Не превратились нефы в этаких ангелов-хранителей или былинных богатырей, охраняющих простых смертных. Потому что ничто человеческое им не чуждо, и жажда славы и богатства — в первую очередь.
Впрочем, судя
