Разговоры с живым мертвецом - Павел Владимирович Рязанцев
Юлия осторожно пошевелила пальцами
(«Вроде живая»),
после чего, упёршись руками в спасательное средство, привела себя в вертикальное положение. С куртки посыпались крошечные осколки стекла; неприятный холодок вперемешку с болью – из порезанного предплечья текла кровь. Крови могло бы быть куда больше, но бог миловал – женщина ехала в отель не на такси, и некому было засорять мозг профессиональными приметами. Никто не любит правила, но стоит признать: пристёгнутый ремень и исправная подушка безопасности сохранили пассажирке жизнь. Что до водителя…
– Миш? Миш, ты как?
Подушка безопасности сработала, но что-то всё равно пошло не так. Лобовое стекло автомобиля походило на паутину, покрытую росой, но её центр – окровавленная вмятина диаметром с волейбольный мяч – был расположен не посередине, а чуть левее середины (или правее, если смотреть снаружи).
Напротив водительского сидения.
– Миша! О господи, Миша…
***
– Я не слышала, как ты вернулся.
Возвращение мужа принесло Татьяне облегчение, хотя она всё ещё не понимала, из-за чего, собственно, волновалась. Михаил снова сидел перед монитором и корпел над рукописью, всё как всегда. Хотя нет, кое-что изменилось. Раньше он сидел на балконе и как бы полубоком к входу и периодически появляющейся жене; теперь компьютерный столик стоял в плохо освещённом углу спальни, и муж, не оборачиваясь, мог видеть либо экран ноутбука, либо старые облезшие обои. И то не факт – свет выключен.
– А ещё темнее сделать не мог? – Татьяне было неудобно демонстрировать своё ещё не сошедшее с лица беспокойство, и она вновь спряталась за маской недовольства. – Глаза последние посадишь, никакие очки не помогут.
В ответ – молчание. Татьяна, впрочем, сама не торопилась включить свет в комнате.
– У тебя мобильник в дороге сел? – не унималась жена. – Или ты меня в черный список кинул?
Михаил отвлёкся. После скорости, с которой его пальцы только что настукивали текст, поворот головы в сторону жены казался ей невероятно долгим – словно Железный Дровосек, проржавевший под дождём, собрал остатки воли в кулак и попытался сдвинуться с места. И то безуспешно: почти обозначившийся в свете экрана профиль вернулся в исходное положение. Незначительное движение, но Татьяна будто бы уловила звук трения шейных позвонков, а то и хруста в пояснице мужа, когда он разогнулся.
Молчание выводит из себя и в то же время высасывает силы; Татьяне хотелось разорвать порочный круг тишины, но на закатывание скандала воли уже не хватало. Поэтому ей оставалось лишь вздохнуть и уйти на кухню или в большую комнату – слушать вечерние новости или смотреть романтические комедии про очередную «золушку».
Как вдруг…
– Знаешь, в чём наша беда?
«Давно Миша не звучал так спокойно».
Татьяна успела забыть, что его голос может звучать так отрешённо и мрачно.
(В последний раз это случилось во время их медового месяца…)
– В жизни нет смысла…
(…тогда Татьяна просто загляделась на спасателя на пляже, любовалась им чисто с эстетической точки зрения),
…и каждый сам придумывает его, ставит перед собой цель, – продолжал Михаил, не оборачиваясь на побледневшую жену. – Только кому-то когда-то загадили мозги, и он продолжил гадить этим же дерьмом в головы уже другим, убеждая и убеждаясь сам, что его идеалы – самые идеальные, а кто не согласен, тот идиот и кретин.
Муж медленно встал из-за стола. Татьяну передёрнуло от целого каскада хрустов и скрипов. Хотя точно неизвестно, сколько уже длился этот вечерний творческий процесс, но, судя по звуку, не менее двух лет.
– Я не против того, что тебе нравится, – пробормотала Татьяна, опустив взгляд, – просто это всё бесполезно. Твоя книга никак не улучшит наше положение. Она не сделает нас богатыми, она не сделает счастливыми, не сделает счастливым тебя. Ты сливаешь своё время в эту бездонную чёрную дыру.
– То же можно сказать и о тебе, – Михаил обернулся. Он всё ещё был скрыт в сумраке, но в пробивавшемся с улицы свете черты лица казались какими-то неправильными. Как будто изрезанное морщинами лицо старика с ввалившимися глазами. Торчащие во все стороны волосы тоже не добавляли шарма.
– Я так отдыхаю, а ты как будто работаешь, но забесплатно. Были бы польза или удовольствие, я бы поняла, но…
– Пройденные курсы манипуляции не принесут тебе денег, если это и есть «польза». – Михаил качнулся вперёд, на свет; его свитер оказался чем-то испачкан.
«Даже свободные дороги небезопасны, – донеслось из гостиной; диктор не был встревожен, для него не существовало трагедий, только текст для чтения. – Буквально полчаса назад на трассе А-105 произошло ДТП…»
– Юля к тебе приставала, да? – Татьяна, наконец, набралась храбрости спросить открыто. – Что случилось после того, как вы приехали в гостиницу?
«…по неустановленной причине потерял управление, и автомобиль врезался в ограждение, – вещали тем временем с экрана. – Пассажирка отделалась ушибами и царапинами – пристёгнутый ремень безопасности спас ей жизнь…»
– Что бы я ни делал, – Михаил, похоже, не обратил внимания на вопрос жены, – всегда найдутся недовольные моим выбором. Но знаешь что? – и выступил вперёд, на слабый свет.
Татьяна вскрикнула и попятилась. Лицо мужа было похоже на физиономию детского пупса со стёршейся краской, разбитый лоб казался чёрным, а из сочащихся тёмной кровью глазниц торчали длинные осколки стекла.
– «Клеймор Ортириума» дал мне больше причин для жизни, чем вы и все ваши проклятые «чёрные дыры» вместе взятые, – Михаил или то, что от него осталось, говорил, не раскрывая рта
«…тело водителя всё ещё не найдено…». –
но ты бы предпочла, чтобы я бухал и был похож на всех, кого ты знаешь… Помнишь, ты хотела, чтобы я занялся спортом?
Михаил надвигался на пятившуюся к двери женщину, попутно вынимая из глазницы осколок стекла. Из месива, которое ещё час назад было карим глазом, потекла тоненькая чёрная струйка; кровь струилась по лицу и подбородку, пока не дошла до свитера и не перестала быть видимой на его фоне. Татьяна всхлипнула и прикрыла рот ладонями, но всё ещё продолжала отступать.
– Мы займёмся им вместе, – стекло рассекло уцелевшую на ладони кожу, но Михаил держал его уверенно, будто рукоять ножа. – Беги!..
Квартира встретила Маркуса бесчувственным холодным свистом: он оставил окно открытым, когда уходил. Он действительно жалел о своей легкомысленности и халатности, но эти сожаления никак не были связаны со сквозняком. Проверив все помещения
(«Никого!»),
Маркус поспешил к кухонному столу, где со вчерашнего вечера стоял старенький закрытый ноутбук.
