Скверная жизнь дракона. Книга третья - Александр Костенко
Я резко укусил того за плечо и спустил откачку жизней. Орк заорал, он пытался выбраться, заламывал руки, бил меня по шее. Но всё было тщетно. Его жизни откачивались в мой откушенный палец.
Минуты через две орк постепенно затух: его движения стали вялыми, а голос едва слышным. Муж Кагаты попытался вновь дёрнуться, но силы окончательно покинули его. Он обмяк.
Действие умения «Магическое исцеление» прекращено
Внимание, уровень умения «Магическое исцеление» увеличен
Текущий уровень: 11
— Как вовремя, — съязвил я и цапнул свежий труп.
Вы вкусили кровь дру…
Я тут же закрыл оповещение. Мне совершенно не интересно, какое имя носила эта тварь при жизни. Сейчас это лишь свежий кусок мяса. Покончив с ним и осознав, что столь тяжёлая пища вызовет несварение — я вздохнул с досады и принялся копаться одновременно и в лог-файле на вкладке с картой, и в закромах памяти, вспоминаия количество циклов излечения.
Осталось ровно сорок шесть дней, чтобы добраться до дома, осмотреть там всё и лететь к острову. Очень мало. Настолько, что могу не успеть до нового приступа скверны. Но нет причины для горести, ибо я поступил правильно, решив излечить больную ногу: не представляю, как бы я сейчас приземлялся. А уж сколько таких приземлений предстоит в будущем — не счесть.
Жалко, что карта не показывает километраж и никак не обозначает расстояния, так пришлось всё рассчитывать на глаз. При самом худшем раскладе и встречном ветре потребуется восемь дней. Если же ветер будет попутным, то я потрачу лишь четыре дня. Я ни в коем случае не полечу на остров, не убедившись, что дома никого нет. Вдруг там мама ждёт меня? Она проводила сестру до острова и вернулась, ожидая своего сына. Да, так могло произойти. Всё могло произойти, мне необходимо учитывать все возможные варианты. Но сперва следовало чуть-чуть отдохнуть.
Я закрыл лог и посмотрел на небо. Мир освещался полуденным, ярким, весенним солнцем. Оно медленно прогревало землю, освобождая её от остатков снежного покрова. То тут, то там в лесу виднелись грозди жёлтых, красных и синих цветов, растущих то на небольших склонах, то на малюсеньких кочках. Шумели голые ветки, раскачиваясь от ветра. Неуверенно чирикали и ухали птицы, осматривая местность вокруг в поисках насекомых. Где-то пищали маленькие мышки, а вдали фыркала лиса.
Течение жизни окружало меня. Каждое живое существо радовалось теплу и старалось согреться в робких лучах весеннего солнца. Жизнь окружала меня со всех сторон. Она кипела, бурлила. Жизнь жила свою жизнь. И я был жив. Жив. Жив!
— Жи-и-ив! — протянул я и зарычал глухо, едва слышимо. В правой глазнице защипало, а из левого глаза по моей морде скатились слёзы. — Жи-и-ив. Жив. Жив!
Меня трясло, из пасти доносился рык, из глаза текли слёзы. Я не мог удержать подступающие чувства, и так и рыдал, повторяя одно и то же слово из раза в раз. Пока не обессилил и не опустил голову на сырую землю. Чувства пропали, испарились, растворились в пустоте и меня незаметно, как в детстве, погрузило в нирвану.
В себя я пришёл лишь когда цвета вокруг потускнели. Солнце опускалось к горизонту, но было рано отправляться в путь. Лишь ночью можно перемещаться, ибо ночь — лучшая спутница. Она скроет меня от посторонних глаз, получится незаметно перелететь леса к лесу. А днём — буду отдыхать, пока мана восполняется.
Я повернул голову в сторону, где находился мой дом: пещера с системой ходов; огромный лес, в котором всегда было чем поживиться; большая равнина за каньоном и скверный лес, где столько всего ужасного и непонятного. Я смотрел туда, где моя семья.
— Я лечу. Мама, сестрёнка, ждите меня. Я лечу!
Глава 4
Звёзды ярко светили на безоблачном небе. Я медленно поднимался к облакам, не боясь быть замеченным. В ближайшие семь дней предстояло добраться до дома. Что-то внутри меня подсказывало, что я поступал опрометчиво, но я не мог иначе. Сердце скручивало узлом от мысли, что семья может ждать меня дома, а я даже не удосужился проведать их.
И всё равно столь сжатые временные сроки — пугали. Оставалось сорок шесть дней до приступа скверны. Катастрофично мало. Приступ мог застать врасплох над океаном или того хуже, над городом разумных. Но у меня был план.
Воздушные массы всегда перемещаются из области высокого давления в область с низким давлением. Высокое давление — это не только горы и возвышенности, но и обогретая солнцем равнинная местность. Нередко зимой ветер дует от океана к центру материка, а летом — наоборот.
Именно поэтому сейчас, в начале весны, ветра дули в северо-западном направлении, к ближайшей прибрежной зоне. А мне нужно лететь в обратном направлении. Именно из-за этого я и ожидал наступление ночи. Была надежда, что ночью ветер ослабнет.
Догадка оказалась верна. Три сотни метров — вот та высота, на которой ветер не мешал лететь в юго-восточном направлении. К центру материка.
Облизнув повреждённым языком искалеченную часть морды — я лёг на курс. Контролируя каждый взмах крыльями и подмечая любые изменения в ветре, я старался за один перелёт преодолеть как можно большее расстояние.
Вскоре запасы маны опустились до трёх сотен. Я преодолел за эту ночь возможный максимум, теперь же следовало подыскать удобный лес для дневного отдыха. Такой был найден, через него текла небольшая речушка как отголосок трёх рек, берущих начало от каскада водопадов Поля Слёз. Завтрашней ночью она станет мне ориентиром, но сегодня пригодится для другого.
До леса оставалось чуть больше пяти километров, когда я с трудом приземлился на открытой местности. Практически все текущие в лесах реки имеют крутые, даже отвесные берега и если в такую упасть, то не сразу получится выбраться. В моём случае могло пройти и вовсе несколько дней. Но на равнинной местности всенепременнейше должен найтись пологий бережок. И он нашёлся. Я поспешил к нему и зашёл в ледяную воду.
Меня передёрнуло, от наслаждения: течение воды смывало с меня все ужасы, произошедшие у орков. Но просто течения воды недостаточно и я, как самый настоящий поросёнок, принялся усердно тереться об илистое дно. Через десять минут упорных трудов я стал похож на болотное чудовище, облепленное комьями грязи и трав — но лучше уж так, чем преследовавший меня запах собственной крови, человечины и тошнотворный аромат старой шерсти.
В итоге водные процедуры заняли чуть больше часа, но для полёта маны было ещё недостаточно. Лишь спустя ещё три часа я приземлился на небольшую лесную полянку, едва не вспоров левое крыло торчащими повсюду ветками.
Настало время дневного отдыха, но я не забывал о предосторожности. Стоило где-то сломаться ветке, затрещав на всю округу; стоило куску дерева с чавкающим звуком упасть в лесную грязь; заголосит потревоженный птичий оркестр; раздастся писк, визг или любой другой звук; произойдёт любое событие, косвенно свидетельствуя о крупном существе — и я тут же поворачивал в ту сторону голову. Вглядываясь вглубь леса и прислушиваясь, я старательно выискивал того, кто посмел посягнуть на мою жизнь. Но всё это было лишь ложной тревогой.
Лишь изредка вдалеке мелькали зайцы и парочка белок перебежала от дерева к дереву. Да одна маленькая наглая рыжая бестия с пушистым хвостом настолько преисполнилась отвагой, что едва не запрыгнула на тёплую чёрную подушку.
Рыжее создание сначала гналось по лесу за мышкой и едва не нагнало её, но когда они выбежали ко мне — лиса от удивления замерла на месте. Чего нельзя было сказать о её добычи. Ошалев от не иллюзорной возможности обрести последнее пристанище в животе дракона, мышка громко пискнула, включила крайнюю передачу и убежала вглубь леса. А вот лисичка так и стояла, замерев и смотря на меня маленькими хитрыми глазками.
Спустя минуту осмотра чёрного дракона, лиса решилась медленно приблизиться. Она боялась огромного и зубастого великана — но я ничего не делал, лишь смотрел на это меховое создание. Видя, что ей не грозит опасность, лиса настолько осмелела, что приблизилась ко мне практически вплотную. Настороженно фыркая, рыжий меховой комочек старательно принюхивался, пытаясь понять: почему дракон пахнет речными лягушками?
Закончив первую фазу знакомства с неизвестным, лиса обежала меня по кругу несколько раз и, вконец обнаглев, попыталась забраться. Вот только мне уже надоело её присутствие, и я негромко зарычал,
