Его чужая истинная - Анна Григорьевна Владимирова
– Отпусти, – испуганно распахнула я глаза, чувствуя, что он будто силы из меня высасывает. – Что ты делаешь?
– Я хочу сделать тебе предложение.
Он выпустил, а я бросилась к перилам и уже вылезла на террасу, но тишина позади остановила – никто за мной не гнался, не смеялся над наивностью и не сыпал угрозами рассказать все родителям.
Я обернулась и задышала чаще, облизывая пересохшие губы. Амал стоял, сложив руки в карманы брюк и улыбался, склонив голову набок. Какой же он был все-таки… красивый, сильный, серьезный, надежный…
Пришлось тряхнуть головой, чтобы разогнать внезапное помутнение мыслей.
– Какое предложение? – нахмурилась я, вздергивая гордо подбородок. – Маме расскажешь? Я не буду больше, можешь не докладывать!
– Я предлагаю тебе со мной встречаться, – вдруг серьезно произнес он.
– Что? – усмехнулась я. – Ты издеваешься?..
Не мог он так. Я же знала. Он всегда был со мной честным. И взгляд его сказал мне все то же самое – его слова не были ложью.
– …Почему? – втянула я голову в плечи.
– Потому что тоже хочу быть с тобой. Как и ты хочешь быть моей.
– Я не хочу!
– Хочешь, – улыбнулся он хищно и направился ко мне.
Только я не дернулась даже, позволяя ему приблизиться вплотную. Нас разделяли лишь перила террасы, когда он вернул мне руку на шею и притянул к своему лицу:
– Я хочу тебя.
– Что?! – фыркнула я, тыкая пальцем в сторону его спальни. – А эти… самки все позолоченные…
– У меня нет никого, – мягко улыбнулся он. – Последние недели времени хватает только на дела и полюбоваться тобой в моем саду.
– Издеваешься, – раздувала я ноздри.
– Нет. Я попросил разрешения у твоей мамы встречаться с тобой. И у отца тоже.
Аршад, отец Амала, действительно стал мне едва ли не родным. И Амал следовал всем правилам своего племени, прежде чем поймать меня в кустах.
– Меня бесит, что ты дурочку из меня делал! – не нашлась я с лучшим возражением, упираясь ему в грудь.
Но как же одуряюще он пах! А я уже едва не урчала от его рук.
– Я просто позволял тебе сидеть в кустах, – не давал мне спуску Амал. – Соглашайся.
– На что? – блеяла я, дрожа все сильней.
– Никаких больше кустов. Все свободное время с тобой. И несвободное по возможности тоже.
– И все? – вздернула я бровь.
– И все, что захочешь, – пообещал он, притягивая меня к своим губам, только я уперлась в его грудь сильнее.
– Я же не… – замотала головой.
– Я знаю, тише, – осторожно провел он по моему подбородку пальцем. – Я не трону тебя, пока не будешь готова.
Все показалось сном, который стремительно превращался в реальность. Щеки запылали вместе с ушами, и я совсем растерялась, выскальзывая из его рук:
– Я… я… Я подумаю.
– Подумай, – улыбнулся он, спокойно глядя, как я пячусь от него.
И я задала стрекача. Сердце прыгало в груди сначала вообще не пойми от чего: стыда? страха? Но вскоре я осознала, что просто счастлива. Да так, что едва ли могла это пережить. Я примчалась к маме в кабинет, выпалила с порога все, что произошло, и распласталась у нее по полу, тяжело дыша.
– Смотрю, ты разобралась в чувствах, – улыбнулась она, нависая надо мной.
Я только ошалело кивнула тогда и расплылась в улыбке.
Теперь же с губ сорвалась лишь горькая усмешка.
– Мисс, здесь подойдет? – спросил водитель такси.
– Да, спасибо, – сдавленно поблагодарила я и вылезла из машины.
Дешевая гостиница встретила тишиной и дрожью лампы от сквозняка в узком коридоре. Под ногами зарябила щербатая мозаика, пока я пришибленно пробиралась к своему номеру. Долго пыталась попасть в дверной проем дрожавшими руками, но, наконец, оказалась внутри и захлопнула дверь.
Вот и все.
Грудную клетку затопило болью. Я только доплелась до кровати и сжалась на ней в комок, скуля, как побитая собака…
***
Амал
– Амал…
Я даже не двинулся. Сил не было. Мне казалось, если я скажу хоть что-то, то мир взорвется, и я останусь в пустоте…
Отец прошел в комнату и сел на подоконник напротив. Над башнями замка уже прочертил свои малиновые контуры рассвет. Ветер трепал полы расстегнутой рубашки и, казалось, раздувал боль в груди, как угли в костре. И ведь это только начало… Боль станет только сильнее. И желание причинять боль в ответ – тоже.
– Не давай мне надежд, – попросил я глухо.
Отец пристально посмотрел мне в глаза:
– Поговори с Дженной.
– Не давай. Мне. Надежд, – жестко отчеканил я. – Я – не тот. И ты это знаешь.
– Я только знаю, что ты – не я. И что выбор твой правильный.
– Она бы не сбежала…
– Ты знаешь Мальву лучше всех. Не понимаешь, почему сбежала?
Я только стиснул зубы и отвел взгляд. Сердце ударилось о ребра впервые за многие часы. Только зря.
– Ей не подходит это все, – обвел я взглядом комнату. – Она другая. Свободная. И пути у нас разные. Я всегда это знал.
– Ты очень серьезно относишься к своим обязанностям, сын, – сурово начал отец. – Я гордился этим и был рад тому, как успешен ты в любом начинании и каким помощником мне стал. Но ты не нашел помощников себе. Тебя некому удержать.
– Разве? – удивился я искренне.
– Да. Ты провел весь вчерашний вечер, демонстрируя Мальве, как важен для тебя твой народ. И это похвально. Но ты не показал ей, как важна тебе она.
– Я показывал ей это всегда, – возразил я.
– Ты показывал ей, что достоин ее как Повелитель. Но для Мальвы стал недосягаемым. Раньше она узнавала в тебе того мальчика, с которым дружила с детства, а вчера не узнала.
– Мы меняемся – это нормально, – отстраненно заметил я. – Для меня важно быть достойным тебя Повелителем. Я всегда хотел, чтобы ты мог на меня положиться.
– А как же ты? – перебил он.
Перед глазами снова встала Мальва – в платье, облепившем ее стройные ноги в фонтане. Горло обожгло новой вспышкой боли, и я задохнулся. Сердце перестало стучать снова.
– Я дам Мальве свободу. – Вышло тихо и хрипло. – Если она не хочет быть рядом – это ее выбор. Я просто буду его уважать.
– Просто? – пытливо вздернул он бровь.
– Я не могу быть кем-то другим, отец.
– Помнишь, как я однажды стал человеком? – вдруг спросил он.
Я кивнул.
– Помнишь почему?
– Ты спасал семью своей избранной ценой силы и едва
