Черный город - Василий Анатольевич Криптонов
Размышляя, я углубился в парк.
Мне нравилось Царское Село. В прежней жизни нечасто доводилось общаться с живой природой. Большую часть прожитых лет меня окружали дрянной изломанный асфальт, выщербленные бетонные коробки, смрад промышленных секторов и замусоренные трущобы окраинных районов. Здесь же, в Царском Селе, каждой травинке была уготована лучшая судьба, чем большинству моих прежних соратников. Каждое дерево здесь — даже сейчас, холодной осенью — дышало свободой и жизнью. Мне казалось, что моя жемчужина белеет уже оттого, что я просто иду по этому парку, вдыхая на ходу звенящий осенний воздух.
Я давно присмотрел для себя уголок, куда не сумела пока добраться неугомонная Полли, старающаяся всюду следовать за мной по пятам. Позади Камероновой галереи, где во время Игры мы искали подсказку, притаился небольшой садик. Путеводитель поведал мне, что летом там высаживают какие-то невиданные цветы и прочие экзотические растения. Сейчас цветы бережно выкопали и унесли зимовать в оранжерею. Клумбы опустели, любоваться было не на что — а, соответственно, и некому. Сюда я спокойно мог приходить, чтобы побыть наедине с собой — без риска нарваться на садовников и праздно шатающихся однокашников...
То есть, до недавнего времени мог приходить сюда спокойно! Я заскрипел зубами от досады. На скамейке, которую облюбовал для себя, кто-то сидел. Вот же принесла нелёгкая...
Я подошёл ближе. Подумал, что если это кто-то из обслуги, работающей в парке, то при виде меня он уйдёт. Вряд ли работникам платят за то, что во время рабочего дня они отдыхают на скамейках.
Но это оказался не работник.
— Константин Александрович? — услышал я изумлённый вопрос.
Одновременно с тем, как сам произнёс не менее обалдело:
— Всеволод Аркадьевич?
— Что вы здесь делаете? — это мы спросили одновременно.
Белозеров покраснел, смущенно закашлялся и поднял воротник пальто. Пробормотал:
— Да вот, знаете ли, мигрень... Одолела, проклятая. Пришлось даже попросить господина Юсупова оказать мне любезность и подменить на уроке. Теперь вот дышу свежим воздухом. Да-с...
— Помогает? — осведомился я.
— О, безусловно! Мне уже намного легче, благодарю. К следующему уроку, несомненно, буду в строю.
— Оригинальный способ борьбы с мигренью, — кивнул я.
— Свежий воздух? О, ну что вы! Это средство известно с незапамятных времён.
— Я не о воздухе.
Я кивнул на книгу, которую Белозеров держал на коленях. Толстенный фолиант в кожаном переплёте; мне доводилось видеть подобные и у него в кабинете, и на полках академической библиотеки. Внутри таких фолиантов — мелкий убористый шрифт. В некоторых случаях расплывчатый и с лакунами — время беспощадно ко всему, включая старинные книги.
— Что может помочь от мигрени лучше, чем чтение такой книги, как та, что вы держите в руках? Разве что разглядывание страниц этой книги через лупу.
Лупу Белозеров также держал на коленях. Когда услышал мои слова, его рука непроизвольно дёрнулась — так, словно Всеволод Аркадьевич хотел спрятать лупу за спину. Но вовремя понял, насколько нелепо это будет выглядеть.
Глава 16. Сила и слава!
Услышав о лупе, Белозеров покраснел ещё гуще. Поднялся.
— К сожалению, мне пора, Константин Александрович. Приятно было побеседовать. — Он коснулся пальцами края шляпы и собрался уходить.
— Это Юсупов предложил провести сегодняшний урок вместо вас? — резко спросил я.
Белозеров вздрогнул. Забормотал:
— Право, не понимаю, о чём вы говорите. У меня разыгралась мигрень...
— Это я уже слышал. — Я шагнул ближе к Белозерову, прямо посмотрел в глаза. — Не знаю уж, чем вы так обязаны Юсупову, что согласились по его просьбе сказаться больным. Но хочу, чтобы вы уяснили: не стоит держать меня за идиота. Я это очень не люблю.
Белозеров промямлил что-то совсем уж невнятное и торопливо развернулся, чтобы уйти.
— Всеволод Аркадьевич! — окликнул я.
Белозеров неохотно остановился. Вздохнул.
— Чего ещё вы хотите от больного старика, господин Барятинский?
— Не такой уж вы и старик, — парировал я. Давно понял, что Белозеров не столько стар, сколько потрепан жизнью. Было в его облике что-то жалкое. — Говорят, уровнем владения магией выше, чем у вас, в академии может похвастаться только сам Калиновский. Это правда?
Белозеров приосанился. С гордостью кивнул:
— Да. Совершеннейшая правда.
— А какой уровень у господина Юсупова? — задал я интересующий меня вопрос.
— Двенадцатый, если не ошибаюсь.
— Двенадцатый? — Я удивился.
Ведь голем, по словам Белозерова — четырнадцатого уровня.
— А что вас смущает? — насторожился Белозеров.
— Да так, — пробормотал я. — В общем-то, ничего.
А Белозеров вдруг побледнел. Пробормотал:
— Право, уж не думаете ли вы, что то каменное чудовище, напавшее на вас... Что того голема создал господин Юсупов?
Именно так я и думал — до недавнего времени. Пока не услышал сейчас про двенадцатый магический уровень.
Но покачал головой:
— Нет, конечно. Вы ведь сами сказали, что голем — четырнадцатого уровня. А у Юсупова, по вашим словам, всего лишь двенадцатый.
— Но я не видел этого голема, — быстро сказал Белозеров. — Я дал ему оценку, опираясь лишь на ваше описание! Надо сказать, весьма сумбурное. Высока вероятность, что в своем предположении я мог ошибиться... Прошу извинить, Константин Александрович. Мне действительно пора.
Белозеров снова коснулся пальцами края шляпы и быстро ушёл.
На этот раз я не стал его останавливать. Понял, что больше мне из преподавателя ничего не вытрясти. Даже если бы я знал, что именно нужно вытрясать... А я не знал. И не мог пока даже определить, в каком направлении двигаться. Я, в конце концов, не следователь, чёрт меня дери! Да, допрашивать людей умею. Но, тем не менее, я не крючкотвор, а боевой офицер. И всё, что могу сказать о происходящем — поведение Белозерова мне не нравится. Прежде всего тем, что, когда я начал задавать вопросы, Белозеров напугался до смерти.
Ему определенно есть, что скрывать. И это что-то — гораздо больше, чем вынужденная договоренность с Юсуповым о подмене на уроке. Но что именно — я понятия не имею. Потому и не знаю, о чём спрашивать... Круг замкнулся.
Хотя, чёрт его поймёт. Может, я уже просто вижу заговоры там, где их нет? Мало ли, из-за чего такой человек, как Белозеров, мог до смерти напугаться. У Юсупова, скорее всего, есть на
