Елена Литвиненко - Кукла советника
– Да, господин, – повинилась я.
– Хорошо. … Сколько, говоришь, тебе лет?
– Четырнадцать, ваше сиятельство.
Это было два года назад.
Пакостить друг другу с тех пор мы не перестали. Галия организовала на меня травлю, и леди, раньше дружески кивавшие, вдруг разом сморщили напудренные носы:
– Место смесков у свиного корыта…
– Лизарийское отродье…
– Чучело стриженое…
– О боги, чем от нее пахнет? Это что, навоз на сапогах?
Смешки, шепотки, картинные обмахивания веерами…
– Не подходите к ней, насекомых наберетесь!
Обидно было до слез.
Зато Галию прыщами обсыпало – вот что бывает, если неправильно притирания хранить. Она орала, бесилась, пыталась обвинить меня, но даже Сибилл подтвердил, что в покои рыжей я не заходила.
Заходил туда енот – обычный, который полоскун, – я его у Уголька отобрала. А потом месяц дрессировала, приучая повиноваться флеру. Умный зверек, ведомый моим даром, стащил банку с кремом, который я старательно выдержала на солнцепеке, а потом вернул притирание обратно. Результат не заставил себя ждать.
А еще я однажды налила Галии в вино отвар девясила, и у рыжей начались внеплановые месячные. Помню, граф вылетел из ее покоев, злой, как будто волкодлак покусал. А шелк, привезенный в подарок любовнице, отдал мне. В сшитой из него тунике я была просто прелесть как хороша, даже обычно язвящий Тим одобрительно кивнул, а Алан…
Алан, он такой Алан.
Конечно, я знала, что он меня любит. Не заметить это было невозможно. И он знал, что я знаю. Но тем не менее никогда со мной о своих чувствах не заговаривал; несмотря на дружбу, он отлично понимал разницу в положении – графская воспитанница, леди Орейо, и он, непризнанный бастард.
Что я и собиралась исправить.
Все-таки Тимар, как обычно, оказался прав – ученость дает массу преимуществ, та же травология, например. Но в данном случае мне помогли архивное дело, статистика, бухгалтерия, знание наречия тирокко и, самую малость, алхимия. Алан родился в Гадейре, небольшом городке, выросшем вокруг замка, принадлежащего вассалу Йарры, и я беззастенчиво пользовалась этим обстоятельством, заставляя управляющего поднимать документы восемнадцатилетней давности. Для начала пришлось выяснить, когда мой приятель родился. Он знал, что зимой, а вот когда… Пришлось проверять всех Аланов, родившихся в Гадейре от вольноотпущенниц восемнадцать лет назад. Таких нашлось одиннадцать человек; зимой появились на свет трое: один в январе, два в феврале. Оба февральских любезно умерли в возрасте семи и двенадцати лет, и я поздравила себя с тем, что ко дню рождения Алана найду его отца, если он, конечно, еще жив. Всего-то осталось отыскать девяносто шесть мужчин, покупавших Алику в борделе в течение апреля. И, не поверите, нашла. Проследила каждого, едва не рехнувшись над бухгалтерскими отчетами о жаловании, статистикой загруженности дорог, записями о военных учениях, волнениях в Лизарии и на островах и подоржными документами. Мне копии мешками доставляли. Но нашла же! В тот момент я едва удержалась, чтобы на столе не сплясать, потому что убила на поиски едва ли не год – от уроков и тренировок меня никто не освобождал, и расследованием и перепиской я занималась два свободных часа в сутки. Ну и три дня в месяц, когда те самые дни проходили особенно тяжело.
Итак, девяносто шесть человек. Пятьдесят три, если быть точной, остальные не дожили. Моя бы воля и возможности Тимара, я бы просто вызвала всех в замок и сверила с потомком, но… Приходилось от имени Тима рассылать запросы о каждом из подозреваемых в отцовстве. Даже не представляю, что думали о брате командиры, пишущие характеристики на подчиненных и рассматривающие бедняг на наличие особых примет. Одно из таких писем насмешило меня до икоты: «Лэйри Стор, полукровка, прозвище Рваный Зад. Копейщик, рост средний, толщина средняя, нос средний, глаза желтые, голова лысая, зубы целые, уши нормальные. Заикается, но воюет хорошо. Родимых пятен нет, интересных родинок нет, есть шрам от стрелы на заднице справа». И таких писулек две трети.
Зато одна из последних порадовала сообщением: «Ригон Ривейра, квартерон, сорок девять лет, капитан двадцатки мечников. Высокий, среднего телосложения, волосы русые, глаза с зеленым отливом. Родимых пятен не имею, есть две крупные родинки в форме семерки на плече. Чем могу быть полезен лорду Орейо?» И тут я не сдержалась.
– Да-а-а-а!!!
Уголек, дремавшая на подоконнике, аж на пол свалилась. В глазах ее читалось: «Ну не дура ли? Чего орешь?» А я, как блажная, вальсировала по заваленной бумагами спальне в гостевом крыле и чувствовала себя практически всемогущей. Нашла! Нашла же! Сошлось! Рост, телосложение, цвет волос, глаз и, самое главное, родинки!
– Родинки-родинки-родинки-ура! Ну ура же, кошка! – ущипнула я пантеру за брылья. Та зашипела и ударила меня лапой.
Радовалась я, как оказалось, зря, потому что на мое письмо Ривейра с рассказом о сыне пришел ответ примерно следующего содержания: «А не пошли бы вы Лесом, уважаемый лорд? Я даже не помню девку, о которой вы говорите, и признать своим ее выблядка?!»
Почесав затылок, я предложила Ривейра денег, очень уж хотелось сделать приятное Алану. Письмо мое капитан проигнорировал. Я пересчитала все запасы в копилке и предложила больше, кастрируя внутреннюю жабу – семь золотых выходило. Как за полгода в зоне военных действий, да. Ответ пришел откровенно хамский, и меня понесло. Помню, у меня тогда еще месячные задерживались – не то от тяжелых тренировок, не то из-за ангины, но живот крутило, настроение прыгало, и, недолго думая, я забодяжила, по-другому не назвать, чудесный по своей убойности яд из паутинника и белены. Хмыкнула, представив, что возопил бы наш аптекарь при виде того, как я без маски, не ступкой, а голыми пальцами растираю в пыль сушеный гриб и на вкус определяю концентрацию белены в отваре, и пропитала бумагу получившейся дрянью. Конверт выбрала плотный, нарочному доплатила за скорость и вредность, а сообщение, написанное выцветающими чернилами, было предельно кратким: «Или признаешь сына, прибыв в Эйльру, или сдохнешь еще до конца месяца». Из чего яд, тоже упомянула, прекрасно понимая, что на противоядие у Ривейра денег нет.
В ближайший к замку городок капитан мечников прибыл вчера.
– Лаура, подожди секунду, – тихо окликнул меня Алан. – Я кинжал забыл.
– Растеряха! – упрекнула я.
– Так не потерял же! Две минуты.
Я спряталась за портьерой, Алан метнулся в свою комнату.
– Господин Тимар! Мы направляемся в Эйльру!
– Зачем? Что ей там понадобилось?
– Понятия не имею, она не сказала. Но пообещала, что к рассвету вернемся.
– Брыгова девка, а! Я предупрежу разъезды, чтобы вас не останавливали. И Алан, если с Лаурой что-то случится…
– Не волнуйтесь, я за ней присмотрю.
Оборвав разговор, Тимар отправил несколько сообщений патрулям, курсировавшим вдоль дорог. Детей проводят до Эйльры, передадут городской страже, а потом проследят за ними по дороге обратно.
Тимар лег обратно в кровать, но уснуть не получалось. Вертелся, вертелся, наконец встал, оделся и пошел к домоправительнице. Сонная старушка не столько удивилась, сколько испугалось ночному визиту, долго рылась в юбках, разыскивая запасные ключи, все пыталась что-то лопотать о приказе госпожи Лауры не соваться в гостевое крыло. О том, что своенравная сестричка третирует слуг, Тимар знал, но понимал, что перевоспитывать ее уже поздно, только против себя настроишь. Атмосфера вседозволенности, обеспеченная ей Йаррой, и занятость самого Тимара хозяйственными делами графства избаловали девчонку просто до безобразия. Благо, она совсем уж с катушек пока не слетала, в отличие от Галии.
Рассудив, что раз на контроль времени не хватает, Тимар решил, что необходима хотя бы слежка, и перекупил глядящего на Лиру щенячьими глазами слугу у гарнизонного рыцаря. За возможность находиться рядом с мелкой Алан докладывал о каждом ее шаге, включая пакости, которые Тим пытался нивелировать. Не всегда, правда, удавалось – как в случае с платьем Галии, ведь маленькая бесовка даже приятеля своего не посвятила в детали.
Неожиданно завязавшейся переписке Лиры с управляющим Гадейры Тимар удивился, но значения особого ей не придал – так, прочитал пару писем. Ну решила сестренка родителей Алана найти – Светлые в помощь, пусть играется в дознавателя. Сидит на месте, не хулиганит, а что запирается – так на здоровье. Тем более одна – Тим как-то проверил. И теперь, распахнув дверь спальни для высокородных гостей, подняв повыше трехрогий подсвечник, Тимар присвистнул – вся комната была завалена бумагами, письмами, схемами. Тюки, кипы, мешки, корзины выписок, отчетов, копий, стопки амбарных книг, самодельные карты на стенах, утыканные разноцветными булавками для шитья…
