Убийство в старинном особняке - Андрей Волковский
Скай кивнул. Что же тут неверного? И чуть не свалился с кровати, внезапно поняв, что насторожило практичного и внимательного Пита. Тот тем временем продолжил:
– Так откуда у его светлости столько дорогущих волшебных штуковин? Ну положим, он сам был волшебником-самоучкой и мог их заправлять, когда разряжались. Но делал-то он их не сам?
– Определенно, – подтвердил Скай, проморгавший эту нестыковку именно потому, что привык к обилию волшебных вещей в дядином доме, а потом в Академии, и как-то подзабыл, сколько они стоят, да еще и без гильдейских скидок. – Я видел клеймо мастерской на Мухогоне. Ну и люстру, например, не зачаровывают готовую. Ее нужно делать сразу с соответствующими ритуалами, чтобы чары годами могли сохраняться и работать – да и чтобы для зарядки, кстати, ее не нужно было спускать вниз и разбирать. Такие штуки делают специалисты, это особое ремесло.
– И как вишенка на этом пудинге: рабская пыль, которой он угощал нашего тогда еще не одержимого друга. Не только дорогая, но и незаконная дрянь. А значит, чтобы ее добыть, надо и деньги иметь, и нужных людей знать. Как он ее добыл, сидя безвылазно в этой глуши?
– Ну, пыльца у него могла как раз заваляться в кладовой. С тех времен, когда рудник еще действовал – именно на каторгах эта гадость долго была разрешена. Потом и там запретили, но еще несколько десятилетий за исполнением запрета никто толком не следил. Очень уж удобно: подсыпал рабам по капельке – и никаких тебе бунтов, саботажей и халтуры.
– Они не рабы, а заключенные, – занудно поправил Пит.
– Вот и Гильдия волшебников об этом напомнила обнаглевшим хозяевам, – согласился Скай. – Хотя на самом деле на каторжников, конечно, всем было наплевать. Просто оттуда пыльца растекалась по публичным домам, а дальше уже почти любой при желании мог ею разжиться, что порождало разные совсем уж нехорошие случаи. Так что рудники и тюрьмы вычистили от этой отравы жестко и безжалостно. Но здесь-то рудник уже был закрыт. Его не проверяли наверняка. Могло что-то и заваляться. Причем если по какой-то нелепой случайности кто-то найдет на складе хоть целый мешок пыльцы, хозяин дома всегда может свалить вину на предков. Мол, знать ничего не знаю, и кто это тут в моих словах сомневаться смеет? Аристократ же, честь и все такое. Ничего бы ему за это не было.
Некоторое время парни молчали. Догадка, посетившая обоих, была очень, очень неприятной.
– Думаешь, покойный втихую приторговывал дрянью? И именно тайник с пыльцой и искал в доме тот тип? – спросил наконец Пит.
Скай кивнул.
– Да, это бы объяснило и деньги на магические штучки, и уединение – свидетели в таком деле точно ни к чему. Не объясняет это только того, как именно он эти вещи купил, если никуда не выезжал. Но, может быть, его посредник и привозил все это?
– Когда покончим с призраком, можно будет спустить люстру и глянуть на клеймо мастерской. Наверняка же там помнят, кому продавали такую бандурину? – рассудил Пит. – Кстати, если дрянь еще в доме, то за таким кушем злодей непременно вернется, как бы призрак его ни перепугал. Надо быть настороже.
– Если даже ее там нет, то он этого явно не знает.
– Знаешь, ты, наверное, спи, а я посторожу, – решил Пит. – Тебе завтра призрака ловить, а я так, рядом постою. Так что мне можно быть усталым, а тебе ни в коем разе.
– Поужинаю и лягу, – благоразумно согласился Скай.
В особняке Сестер Нику понравилось: так спокойно ему не было давно. Даже ночная темнота тут была не угрожающей, а уютной и мирной. На оконце зеленела герань и висели симпатичные вышитые занавески. Одеяло сшили из множества разноцветных лоскутков, но не случайной пестротой, как в деревенских домах, а сложной причудливой мозаикой. Шерстяной коврик у кровати тоже был соткан умелыми и заботливыми руками – будто и правда к любимым родственницам погостить приехал.
Утром тетушка Лиз сама принесла ему умывальный тазик.
– Сестры обычно умываются внизу, в помывочной, но ты, милая, слишком потрясена и очень хочешь уединения, – хитро улыбнулась она. – Здесь привыкли ко всякому. Но если ты хоть мельком покажешь свое заплаканное личико девушкам, им будет проще унять любопытство. Так что приводи себя в порядок, а потом я вернусь и отведу тебя на завтрак. Кстати, я сказала, что тебя зовут Ника. Так будет проще не проговориться по забывчивости.
Ник был уверен, что пока на нем тройная юбка и набитый тряпками лиф, забыться ему не грозит никак, но спорить не стал.
После бритья он тщательно напудрился и подкрасил губы. Посмотрел на себя в зеркало и стер помаду. Сейчас Ника вряд ли хочет выглядеть привлекательной. Достаточно и пудры, чтобы скрыть заплаканные глаза, а может, и синяки. Да, думать о приличиях, но не о красоте.
Самому Нику думать не хотелось. Хотелось лежать на мозаичном покрывале и смотреть в беленый потолок. Не думать. Просто радоваться тому, что ничего не болит. Но для того, чтобы можно было полежать так попозже, сейчас нужно было собраться и пережить завтрак.
Ник тер глаза, пока они не покраснели. Потом надел тонкие нитяные перчатки. Руки выглядели нелепо, и Ник стыдливо натянул на кисти кружевные рукава блузы. Ладно, мало ли что пережила бедняжка Ника. Может, у нее там ожоги от кипятка, например? Или муж когда-то ломал ей пальцы?
Думать об этом определенно не стоило. Накатила жгучая волна страха. Кровь отхлынула от лица. Дыхание перехватило. Резкой, почти невыносимой болью отозвались шрамы на спине. Захотелось бежать прочь, куда угодно, просто бежать. Но ноги подогнулись, и Ник уселся, чудом не промахнувшись мимо кровати. Обхватил себя за плечи и замер, пытаясь справиться с дрожью.
Таким его и нашла тетушка Лиз. Сунулась было тронуть за плечо, но остановилась. Посмотрела долгим понимающим взглядом и вытянула из кармана накинутой поверх платья безрукавки маленькую серебряную фляжку. Накапала из нее в стакан, стоящий на столе вместе с глиняным кувшином. До Ника донесся запах валерианы и мелиссы. Забулькала наливаемая вода, и тетушка протянула ему стакан.
– Выпей.
– Спасибо, – кивнул Ник. Его все еще трясло, но присутствие другого человека помогало собраться. Стыдно показывать слабость. Хватит и того, что его унижение видели Скай и Пит. «И господин, и его подручные…» – добавил мерзкий внутренний голос, но Ник
