А-Два - Адель Гельт
***
Пушкин, Ленобласть, 17 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.
Колобок.
Откуда-то мне было известно, что в эту сторону — на юг — бежать можно и нужно.
Скрываться от неравнодушных граждан, равно как и поисковых отрядов, в городе бесполезно: никак невозможно затеряться в толпе, если ты даже приблизительно не похож на человека, пусть и с рогами, хвостом или какие у них еще есть люди. Если ты уже принял две телевизионные передачи и три десятка сообщений по радио и в местном цифровом информатории. Если в этих сообщениях подробно описывалось то, как ты выглядишь, где тебя видели и как с тобой стоит поступить.
Кроме того, оставался неучтенный и не учитываемый фактор — та самая магия, в существовании которой я, вроде, и убедился зримо и в ощущениях, но все никак не мог убедить себя самого рассудочно и разумно. Что-то подсказывало мне, что среди смешных фраз и странных жестов обязательно найдется парочка особенно для меня вредных — а среди окружающих людей кто-то, умеющий особенно ловко эти фразы и жесты применять.
Бежать на север было долго, по пути предполагалось слишком много города, и с каждым пройденным километром росла бы плотность людей, домов и машин. На востоке и западе, я это точно помнил, путь неизбежно упирался в водные преграды, одинаково громадные, но по-разному глубокие и соленые. Получалось, что скрываться надо где-то на юге.
Этот дом я выбрал по странному наитию. Он был невелик, красиво и ярко выкрашен, а также окружен на удивление запущенным садом, уже потерявшим, по осеннему времени, почти все листья: как будто кто-то вставил совсем новенькое строение в самое сердце изрядно заросшего лесопарка. Еще то ли то же самое наитие, то ли фоновый анализ данных показывал: в доме или никто не живет совсем, или живут недавно и в одиночестве. Последней, едва ли не главной, причиной, стало то, что в заборе, собранном из неубедительного штакетника, оказалась дыра, прикрытая, конечно, кустарником, но вполне позволившая мне вкатиться внутрь темного сада. Я вкатился внутрь сада и затаился в самой глубокой тени.
Почти сразу позже выяснилось, что совершенно символическим был не только забор: калитка запиралась на простой крючок, который можно было одинаково хорошо открыть с любой из сторон проема в заборе. Такая защита, своеобразная. Отлично работающая против маленьких детей и крупных собак.
Крючок поднялся, калитка скрипнула дважды, крючок опустился. В промежутках между скрипами во дворе оказалась девушка, молодая и симпатичная, несмотря на слегка зеленоватую кожу и выступающие из нижней челюсти невеликие клыки. Я, стараясь не сильно увеличивать силуэт, немного растопырил смешные сенсоры, больше всего похожие на усики майского жука.
От девушки пахло больницей, детьми и легким голодом: больницей сильнее всего. Внутри изо всех сил заработало то, что при мне неоднократно называли мотиватором: то, на чем было основано мое нынешнее несуществование, и чем являлся, получается, и я сам. Работа мотиватора сопровождалась образами, графическими, акустическими и еще какими-то, которые не получалось точно определить. Образы появлялись, собирались в монструозные конструкции, разбирались обратно, исчезали вовсе или пропадали на тех самых, внутренних, слоях, и в итоге состоялось понимание.
Мне срочно требовался сообщник и помощник из числа живых людей, и зеленоватая девушка на роль такого помощника годилась почти идеально. Паттерн поведения сформировался сразу же: я точно знал, что и как нужно сделать.
Усики сенсоров спрятались внутрь корпуса, провернулись колесики, и я выкатился на неаккуратно вымощенную дорожку: точно между готовой испугаться девушкой и калиткой, отрезая путь к отступлению и демонстрируя готовность к диалогу.
- Я колобок, колобок... - звучало по-идиотски, но я точно знал, что начать надо именно так: совсем молоденькая девушка должна была помнить детские сказки, и сразу воспринять образ не механического монстра, но чего-то, с раннего детства понятного и знакомого. - По амбарам метён, по сусекам скребён, в...
Девушка внезапно передумала пугаться и совсем по-детски смешливо прыснула. - Да я уж вижу, что колобок! От товарищей ученых ушел, от народной милиции ушел, а куда дальше идти — сам не знаешь! - девушка сделала шаг навстречу. -Песенку, опять же, поёшь. Складно.
- В беде я, девонька. - Петь дальше было глупо: цель была достигнута, первый контакт налажен. Требовалось срочно закрепить успех. - В страшной беде. Ловят меня, сама знаешь, а я ничегошеньки не понимаю: кто, зачем, куда бежать, да и это... С раннего утра по округе катаюсь, до трех раз чуть не словили, устал и кушать хочется.
- Орков ты, надеюсь, не ешь? - уточнила девушка, с очевидным трудом сохраняя серьезное выражение на снова готовом расплыться в улыбке округлом лице.
- Орков не ем. - Я изобразил, в меру невеликих своих возможностей, понурый вид. - Электричество ем. Найдется?
Электричество нашлось в дальнем углу веранды, не в пример саду, чисто вытертой от пыли и избавленной от паутины и мусора. «Я тут прибраться немного успела» - уточнила орочья девушка. «Два дня всего тут живу. Ой, вру! Всего день!».
Точнее, нашлась розетка, в которой искомого электрического тока, покамест, не наблюдалось: прежде, чем лезть в нашлепку на стене контактной группой, я проверил ее, нашлепку, тестером.
Правда, эта проблема решилась моментально: то ли хозяйка, то ли квартирантка домика взмахнула текстолитовой палочкой, произнесла что-то то ли на древнегреческом, то ли на еще более древнем арамейском, наверное, «Да будет свет!», и свет немедленно был. Вместе со светом (то, что лампочка под потолком светит ровно на сорок ватт, я понял как-то сам собой) явился ток внутри розетки, из которой я нарочно не сразу достал тестер. Стало быть, можно было подключиться.
Будь мы в других широтах и не заканчивайся сейчас осень, я бы сказал, что смеркается. Но нет: сквозь легкомысленные тюлевые занавески продолжал изливаться почти дневной свет, хотя время уже приближалось к десяти часам вечера.
Я успел рассказать девушке — кстати, звали ее непривычно слуху, но весьма приятно: Куяным, и была она комсомолкой, почти всю свою короткую историю. Упомянул и о том, что знаю о разном, но не понимаю сути почти половины знаемого, что где-то у меня была, но потерялась, память, и что
