Проклятие новичка - Дмитрий Зимин
Гермиона, как бензопила, вгрызлась в кушанье. Двигаясь по спирали к голове, за собой она оставляла только голый рыбий скелет.
Что характерно: поглотив за короткий срок столь внушительное количество пищи, ящерка не раздулась ни на миллиметр. Такое впечатление, что в её желудке находился портативный портал, переправляющий содержимое сразу в другое измерение.
Вот что значит: следить за фигурой.
Когда Гермиона добралась до рыбьей головы, я почувствовал, что Денница придвинулся ближе.
Мы переглянулись.
Внезапно нас постигло неимоверное родство душ. Ещё немного — и мы взялись бы за руки, как испуганные ребятишки…
Покончив с рыбой, Гермиона перепрыгнула на следующее блюдо — издалека я не видел, что это.
В считанные минуты она прогрызла сквозь стол внушительную просеку, а потом приземлилась… прямо на белоснежную салфетку, укрывающую грудь господина Тота.
Если бы ужас не сковал все мои члены, я бы попытался зажмуриться: так и видел, как василиск, не останавливаясь на достигнутом, принимается поедать самого Великого Дознавателя…
Но Ящерка всего лишь облизала ему лицо и устроившись в пухлом сгибе локтя, громко замурчала.
— Глазам не верю, — шепотом поделился Денница.
— Та же фигня, — ответил я.
Патриция же, презрев наш с демангелом ступор, продефилировала вдоль стола прямиком к папуле и обняв того за плечи, поцеловала в пухлую, как подушка, щеку.
Господин Тот светло улыбнулся и продолжил насыщаться.
Големы ни на миг не прерывали подачу провизии, работая с рвением и увлечённостью заводского конвейера.
— Мы к тебе по делу, папа, — произнесла Патриция.
— Ммфф, ммфф, ммфф… — кивнул господин Тот.
— И дело это в том, что… — Патриция принялась излагать суть проблемы, то и дело указывая то на меня, то на Денницу.
Великий Дознаватель продолжал кушать.
Казалось, он не обращает на Патрицию никакого внимания — от усердия у господина Тота даже уши шевелились.
Но Патрицию сие обстоятельство не смутило. Она говорила и говорила, припоминая все душераздирающие подробности и не упуская ни одной животрепещущей детали.
— Почему он не оторвал ей голову? — тихо спросил Денница.
Демангел стоял, как на плацу: вытянувшись в струнку, жадно поедая глазами начальство.
— Не знаю, всё-таки дочь.
Я поймал себя на том, что скопировал и позу Денницы и его неподвижный, полный крайнего обожания, взгляд.
— Я не о Патриции, — буркнул Денница. — Благодаря многолетним упорным тренировкам и бдительности госпожи Иштар, Великий Дознаватель больше не ест детей.
— А, ты о Гермионе? — стоило большого труда переключиться с образа поедаемых детишек на что-то другое.
— Я всего лишь покусился на крошечную баночку варенья из пауков…
А меня внезапно посетило озарение.
— Ты ведь никогда не был курильщиком, а? — спросил я демангела.
— Боже упаси, — тот невольно содрогнулся.
— Это особое братство, — пояснил я. — Курильщик ВСЕГДА поделится последней сигаретой с собратом по несчастью. Смекаешь? Один бычок на двоих, сигарета по кругу…
— Не понимаю, — неприязненно ответил Денница. — При чём здесь эта вредная и опасная зависимость?
— Сопереживание, — не отрываясь, мы всё смотрели и смотрели, как господин Тот ест. Блюд на столе становилось всё меньше, и это внушало надежду. А ещё некоторые опасения. — Любой курильщик знает, каково это: когда уши пухнут. Но знаешь, что бесит? Это когда последнюю сигарету стреляет ЛЮБИТЕЛЬ. Нет, он вообще-то не курит, просто решил затянуться пару раз за компанию… И затягиваясь действительно ПАРУ РАЗ, он эту последнюю сигарету ВЫБРАСЫВАЕТ. Такому уроду не только голову хочется оторвать. А вообще все выступающие части тела.
— Хочешь сказать, в Гермионе господин Тот признаёт ПРОФЕССИОНАЛА, — сообразил Денница. — И отдаёт должное её аппетиту. Тогда как я…
— Любитель, — кивнул я. — Тот, кто ест всего лишь для того, чтобы не умереть.
— Господин Тот даже книгу написал, — пожаловался Денница. — "Искусство кушать вкусно". Я как-то взял полистать — ради интереса. Так вот: там нет НИ ОДНОГО рецепта. Я вообще почти ничего не понял. Но у моей мамы эта книга стоит на почётном месте.
— Слышал, высокородная демонесса Люцифуг работает в налоговой сфере, — как бы вскользь, осторожно, заметил я. Денница кивнул. — И что она… ЕСТ тех, кто не платит налоги вовремя.
— Что поделать, — вздохнул Денница. — В Аду очень серьёзно относятся к своим служебным обязанностям.
— То есть, это не эвфемизм.
— Мамуля очень высоко ценит труд господина Тота. Она говорит, если бы не эта книга, она давно подалась бы из налоговиков в полицию нравов.
— Чтобы не есть подследственных?
— Да нет, просто там публика гораздо вкуснее.
Я завёл глаза к потолку, глубоко вздохнул и посчитал до пятнадцати.
Неудивительно, что и у Денницы, и у Патриции психика двинутая на всю голову.
Нефилим они или нет, но с такими родителями никаких педофилов не надо.
И только я хотел сказать что-нибудь умное по этому поводу, как-то приободрить Денницу…
Как господин Тот перестал есть.
Перед ним простирался пустой и чистый, как океанская гладь, стол — грязную посуду големы сгрузили на тележки и теперь направлялись мимо нас, к выходу из кабинета.
Великий Дознаватель убрал салфетку, пересадил Гермиону на колени и принялся гладить, как кошку.
Меня кольнула игла ревности.
— Я вник в подробности вашего дела, господа, — неожиданно звучным, разнесшимся по всему кабинету голосом, произнёс господин Тот. — Можете подойти.
Он милостиво кивнул.
Мы с Денницей приблизились. Робко, как верующие к живому божеству.
Я почувствовал, что колени, в принципе, совершенно не против постоять на полу — благо, что ковёр мягкий и пушистый…
Мучительным усилием воли я заставил себя выпрямиться.
Откуда-то из недр обширного пиджака господин Тот извлёк лупу — наподобие тех, которыми пользуются ювелиры. Вставил её в правый глаз, прищурил левый и воззрился на Денницу.
— Не дёргайтесь, молодой человек, — посоветовал Великий Дознаватель. — Вы мешаете мне работать.
Надо сказать здесь, на рабочем месте, господин Тот представлялся совсем другим человеком, нежели дома.
Там, на приёме, я решил, что папа Патриции — эдакий весельчак и жизнелюб, не чуждый хорошей шутки и сам готовый до упаду рассказывать анекдоты.
Сейчас в нём от того весельчака не осталось ничего. Вообще.
Пока я размышлял над этими метаморфозами, господин Тот окончил осмотр Денницы и переключился на меня…
От его взгляда, усиленного ювелирной лупой, сделалось щекотно во всём организме. Чесались даже почки.
О мочевом пузыре я вообще молчу…
Но сжав всё, что осталось от зубов, я терпел. Куда хуже вызвать недовольство этого сурового господина.
Чем-то он напомнил мне отца, Зиновия Золотова.
Тот же цепкий взгляд профессионала, та же скупая манера говорить и жестикулировать… Ничего лишнего.
