Огонь и вода - Салма Кальк
Он расхохотался.
- Да кому это было бы нужно! Нет, конечно, это тоже такая, знаешь, книжица, исписанная стародавними буквами, нужно очень долго смотреть, чтобы эти буквы сложились хоть в какие-то понятные слова! Ты вообще хоть раз видела своими глазами старинный текст?
- Видела, - кивнула она. – В Лимее хранятся письма первого короля из Роганов, Анри – в специальной витрине, под стеклом. Они и раньше хранились под стеклом, но отец пару лет назад заказал настоящее магическое музейное оборудование – такую штуку, в которой едва ли не воздух откачивается, чтобы листы не рассыпались от времени, и освещение там только в тот момент, когда ты смотришь, и очень слабое, чтобы чернила не выцветали.
- А читать как?
- А там рядом экран, ты можешь сесть и прочитать, всё давно оцифровано.
- Знаешь, - задумался вдруг Рыжий, - как ты думаешь, а он, тот король Анри, хотел, чтобы его вот так, под стекло, без света и воздуха?
- Он сам благополучно разложился в семейном склепе, - с нервным смешком ответила Фиалочка. – На его могиле очень красивая беломраморная статуя. И рассказывают, что его ближние люди и его сыновья настояли, чтобы сделали именно статую, и там он молод и прекрасен, и его супруга, королева Антуанетта, тоже. Никаких молящихся скелетов, а это, кажется, было модно в то время, и никаких королевских усыпальниц в столице. И в итоге столичную усыпальницу разрушили в революцию, а Лимей хорошенько скрыли, и он пережил. И вся его красота сохранилась.
- У нас тоже сохранилась. Но обе книги – и историю рода, и записки принцессы – можно открывать и читать, просто руками. И я так и делал, когда был маленький. Сначала рассматривал картинки, потом читал, когда научился. Если хочешь – и тебе покажу.
- Хочу, - она была серьёзна. – Вообще хочу посмотреть на тот твой дом. Скажи, а твои родители? Что с ними?
- Погибли во время взрыва на стадионе, мне было три года. Какой-то урод решил взорвать президентскую ложу, а они сидели именно там. Урод, я слышал, умер на месте, а у первых лиц государства с тех пор магическая охрана.
- И.. с кем ты жил?
- У моей матушки два брата, старший и младший, она была средняя. Дядя Шарль военный, а дядю Готье ты знаешь. А где твоя матушка? У тебя же только отец?
- Она любила горы, - вздохнула Фиалочка, глядя на салфетку. – Отец пытался ей запрещать, она только смеялась, тогда он просил, чтобы она туда больше не ходила, и она даже обещала, а потом они поссорились, и она уехала. И не вернулась. Говорят – лавина. От неё не осталось ничего, урна в склепе пуста.
- Она была магом?
- О да, сильным воздушником. И говорила, что нигде нет такого пространства, как в горах. Наверное. Я ни разу не отважилась подняться ни на одну вершину. Жиль наоборот – сказал, что когда-нибудь отправится туда, откуда она не вернулась, и непременно вернётся.
- Сколько тебе было?
- Восемнадцать.
- И… что ваш отец?
- Стал ещё суровее, хотя я думала, что это невозможно.
- Но ты всё равно самая красивая на свете.
- А ты просто замечательный. Как ни посмотри.
Темнело, красивый вид с террасы постепенно пропадал в ночи, подсветка показывала какой-то совсем другой город, не тот, который они видели с этого же места пару часов назад.
- Домой? – спросил он.
- Да, - кивнула она. – Может быть, пешком? Здесь ведь не очень далеко?
- Нет, пойдём. Твоя обувь позволит?
- Да, вполне.
Это оказалось гениально – выйти в ночную прохладу и пойти по булыжным мостовым, помнившим, наверное, и маршала Вьевилля, и его сына-кардинала, и короля Анри. Ну, может быть, не каждый камень, но уж наверное, есть некоторые? А если спросить знаменитых землероек?
- Скажи, Фиалочка, твоя приятельница-геолог может общаться с камнями мостовой?
Рыжий в детстве слышал сказку о том, что камни запоминают всё-всё, и если уметь, то можно разговорить их и очень многое узнать.
- Не знаю, - рассмеялась она. – Могу спросить.
- Это не слишком важно, так, просто, в голову пришло.
- О чём спрашивать-то?
- О том, сколько им лет, кто по ним ходил и ездил.
- Может быть, проще где-нибудь в определённом месте? Возле твоего дома, если ты говоришь, его давно не перестраивали?
- Может быть, - кивнул он. – Ладно, это потом.
Ещё решит, что он совсем дурной? Впрочем, местами это так и есть.
А дома начали с кормления Серого – Рыжий сыпал корм в одну миску, Фиалочка наливала свежей воды в другую. Потом насытившегося кота чесали в четыре руки, и он был доволен, а пальцы всё время сталкивались и переплетались в кошачьей шубе, и в конце концов Рыжий положил кота на кровать, а свой прекрасный цветок утащил в ванную. Кот – это хорошо, но есть ещё и они двое, так ведь?
Целовались они, как будто сто лет друг друга не трогали. А и не трогали – в этом смысле. И хорошо, что не нужно никуда утром – можно не торопиться. Слизывать друг с друга капли воды, оставлять дорожки поцелуев, выдыхать какие-то важнейшие на свете слова, которые завтра, наверное, уже таковыми не будут.
Но это же завтра? Значит, не важно. Важно, что вот он, вот она, и они вместе.
Глава пятнадцатая, в которой нарисовывается семейное дело
Следующую неделю Катрин прожила с Рыжим душа в душу. Ну как прожила – половину ночей она проводила у Анриетты, а вторую – у него. Каждый день у них не выходило – то у неё возникало что-то неотложное, то он допоздна занимался какими-то делами, в которые её не посвящал, а пару раз завис на тренировке. Она один раз посмотрела их с Андре тренировку, и так впечатлилась, что не сразу вспомнила, как дышать. Сказала – подумает, как можно применить к такому её силу в качестве поддержки любой из сторон, или ещё как-нибудь. И пока ещё не придумала.
Зато рассказала Анриетте, и та только вздохнула. Катрин знала, что сестра тайком от отца и братьев пыталась поступить на факультет боевой магии, и недобрала баллов – по магической силе. Но все упоминания о боевой магии вызывали у
