Мой путь - Лариса Андреевна Романовская
Больно.
Ей больно.
Я могу помочь? Я могу сделать так, чтобы мужчина… чтобы у него голова взорвалась, например?
Чёрные пятна, красная ярость.
Женщина больше не шевелится. Её левая нога от чулка и выше стала не того цвета. Нечеловеческого.
Я не справилась. Тошно.
Скрип лопаты. Мужчина копает в углу своего подвала. Сейчас он её туда положит и… закопает. Но сперва он распрямит платье, я увижу её лицо. Мне очень надо посмотреть в её лицо. Мне их легче называть «он» и «она». И ещё легче не смотреть. Но я всё вижу!
Он кидает на женщину какое-то одеяло. Жёлтое платье так и осталось задранным. Белая вспышка ярости.
Об это очень больно думать, поэтому я говорю о другом. Точнее, будто мной говорят.
– Женщину в жёлтом платье задушили в подвале, а ночью закопали в углу. Я сейчас увидела!
Ларий покачивается и хватается за подлокотник. Лицо у него бледное и очень старое. Я никогда не видела, чтобы человек мог постареть вот так – прямо на глазах, без фотошопа. В реальности.
– Нет. Нет…
Странно, что он говорит по-русски. Здесь ведь «нет» звучит по-другому. Или это он от боли так? Он же всё-таки Георгий Анатольевич. Ну, раньше им был.
– Нет, нет…
По-другому, я неправильно расслышала:
– Нета… – говорит Ларий и отворачивается.
Её так звали. Нета. Она была его… Кем-то очень близким.
– Ты видела, в каком доме это произошло? – спрашивает меня энергетик.
Я тоже отворачиваюсь. А потом всхлипываю.
– Там серый дом… и семь ступеней… но тут много таких домов… А там ещё над входом на флюгере синий олень.
– Кто? – уточняет патрульный.
– Синий олень с львиной гривой, – мне кажется, я сейчас какой-то бред несу.
– Это Хран, герой детской сказки, – поясняет Ларий. – Он может быть ежом, оленем, львом или пещерным ящером. В зависимости от того, какая помощь от него нужна.
И я вспоминаю обложку книги, которую передали Тай. Синяя спина загадочного зверя, на ней яблоки. Я думала, это ёжикозавр какой-то. А это вообще волшебный зверь из местной мифологии. Кажется, Август про него читал вслух. Или Юра Августу вслух… А я не слушала. Но может, от этого ничего бы не изменилось.
– Раньше в книгоубежище был такой флюгер, ещё на старом месте, у вокзала, – говорит энергетик. – Я туда в детстве ходил, за книжками, всегда смотрел, как он на входе в подвал крутится. Думал, что там пещера Храна. Играл так. Ну мелкий был, понятно… Переживал, когда книгоубежище переехало. Ходить туда не хотел. Книги перевезли, а Храна забыли, вместо него в новом саду деревяшки эти поставили. Я тогда думал Храна себе забрать, но меня кто-то опередил.
Сад книгоубежища. Скамейка в форме «С». Деревянный мальчик с котёнком. Нет, это новое здание книгоубежища. А раньше, оказывается, оно было в другом месте. Там, где… На месте преступления. Книги и смерть… Мне кажется, это как-то слишком.
Мне показали Нету. Не ту, которую нашли в старом книгоубежище, а другую. Молодую женщину, какой она была раньше. Вот это было страшно, воспоминания о том, кто точно умер.
Нета и Ларий познакомились, когда он сюда попал. Именно она его обнимала в воспоминании о том, как он держал толпу своей песней. И потом именно она его укрывала у себя, хотя это было опасно. Мне кажется, Ларий решил остаться в Захолустье именно из-за Неты. Понимал, что без него её уничтожат. Ну, я так решила по его воспоминаниям.
Я не знаю, кого мне об этом спросить. Я просто смотрела. Сперва воспоминания о Нете, потом снова момент её смерти.
Я не знаю, какой была Нета. Что было у неё в голове, какой у неё был запах и любимые слова. Например, ругательства? Она вообще ругалась? Бесили ли её люди вокруг?
В воспоминаниях просто милая девушка в жёлтом платье. Сидит, чай пьёт, ложечкой болтает.
– Это она?
Ларий чуть удивлённо приподнимает брови: ну как бы да, если на экране Нета, значит это она.
Нет, не так.
– Это её?
Он кивает и смотрит в сторону.
Живые воспоминания умершего человека. Неты нет. У нас её совсем нигде нет. А в воспоминаниях она смеётся и поёт, идёт вместе с молодым Ларием по пляжу, сидит напротив него в лодке… нет, в маленькой яхте, они идут под парусом. Это они через залив, надо же, канатки ещё нет, как давно всё было.
Но это её воспоминания и Лария. Как он её видел.
Мне кажется, он на неё смотрел куда нежнее, чем Юра на меня смотрит.
Интересно, а что она сама об этом думала?
Хорошо, что на энергостанции сохранились её воспоминания. Слава местному боженьке, хотя он – это, кажется, сам Ларий.
Мы сидим с ним рядом и смотрим на чужое счастье.
Просто красивые картинки. Ничего особенного. Мне кажется, у любой девушки есть такие. Солнечный день, новое платье, на улице обернулись, сказали приятное. Куда-то успела вовремя и люди вокруг не бесят. Ну нормально так. Как фоточки в соцсетях. Но если человек уже умер, это всё становится другим. Более ценным.
Даже я это чувствую.
– Вот такой она была.
На экране застывает изображение: Нета и очень молодой Ларий сидят на берегу. У Лария в руке яблоко, Нета только что откусила большой кусок, щека смешно топырится.
Красиво.
Я смотрела на Нету иначе, глазами того, кто случайно шёл мимо подвала и заглянул в него. И увидел то, что не должен был. И не мог никому об этом рассказать или сам показать – иногда от страха воспоминания постоянно проигрываются, как на повторе, а иногда тяжкие воспоминания, наоборот, прячутся от самого хозяина. Такие люди живут с вытесненной памятью. Не могут вспомнить что-то болезненное, яркое, очень ценное.
В мире, где эмоции очень важный ресурс, таким людям очень тяжело, у них гораздо быстрее развивается зависимость. Значит тот, кто когда-то это увидел, потом стал фурсишкой. Свидетеля надо искать среди них, подкреплять мои видения его показаниями. Оказывается, видения тоже могут использоваться в суде. Но обычные показания важнее. Значит, нужно найти свидетеля. И, разумеется, убийцу.
Мне кажется, я знаю, где его
