Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса IV
Время от времени специально проезжал по набережной днем, ничего особенного там не увидел; впрочем, и не ждал. А однажды, воспользовавшись теплой погодой, прогулялся вдоль реки пешком, пристально разглядывая здания на другом берегу. Дома как дома, жилые и офисные. Ничего выдающегося. Но переходить мост, чтобы рассмотреть их поближе все-таки не стал. Бог весть почему.
Несколько раз пытался сфотографировать синие огоньки телефоном – просто чтобы получить доказательство их существования или отсутствия. Все-таки фотография – это документ. Однако ничего из этой затеи не вышло. Снимки оказывались то полностью черными, то наоборот, пересвеченными. Никакой особой мистики тут не было, просто плохонькая камера в старом телефоне не справлялась со съемкой в темноте.
С Яниной о синих фонариках на том берегу больше не говорил, не хотел лишний раз выставлять себя психом, а она не расспрашивала. Оба боялись нарушить хрупкое равновесие счастливой совместной жизни, которой ждали и, чего греха таить, смутно опасались целых шесть лет, пока он работал в другой стране, и встречаться удавалось хорошо если раз в месяц. А теперь, съехавшись, старались беречь друг друга, каждый – от себя. В первую очередь, от собственной способности быть человеком-не-праздником. В смысле не только праздником. Не всегда им.
Иногда подвозил с работы коллег, живущих более-менее по соседству. С ними специально ехал по Косцюшкос, а потом по набережной, мимо сияющего ультрамарином здания на другом берегу. На самом деле ничего страшного, если смотришь прямо перед собой, только на дорогу, а справа, между тобой и невыносимым синим сиянием сидит безмятежно разглагольствующий о пустяках пассажир.
После разговора с Яниной не решался открыто обсуждать эти синие огни с другими людьми. Кому хочется прослыть сумасшедшим. Но всякий раз, выезжая на набережную, как бы вскользь замечал: вот удивительно, праздники давным-давно миновали, а светящиеся гирлянды кое-где до сих пор так и не убрали, это же огромный дополнительный расход на электричество, вот на чем следует экономить учреждениям, а не на зарплатах сотрудников, – и так далее, обычное ворчание умеренно благополучного обывателя. Очередной спутник, глядя прямо перед собой, в освещенную ультрамариновым заревом тьму, рассеянно переспрашивал: да неужели не все убрали? Разве что-то еще осталось? А где?
Впрочем, все они удовлетворялись неопределенным мычанием: «Нннууу… кое-где в центре». Им было все равно.
Думал порой: какой же бездарный из меня получился псих. Одна-единственная галлюцинация, довольно противная, но совсем не страшная. И не интересная, будем честны. Зато всегда на одном и том же месте, даже во сне. Удивительный я все-таки зануда.
Посмеяться над собственными проблемами – хороший способ приуменьшить их значимость, это всем известно.
Однако к началу февраля был вынужден признать, что нервы уже на пределе. Синий свет стал занимать слишком много места в его мыслях. А бестолковые сны про желтый повторялись теперь не время от времени, а почти каждую ночь. Ну или даже не «почти», просто иногда будильник звонит невовремя, и потом невозможно вспомнить, что приснилось, как ни старайся; кажется, это как-то связано с фазами сна, когда-то об этом читал. Очень давно.
Когда понял, насколько сильно его беспокоит этот синий свет, решил бороться с наваждением методом «клин клином». Снова стал ездить домой с работы коротким удобным путем: по Косцюшкос, потом по набережной, и плевать на невидимые для всех остальных ультрамариновые фонари на другом ее берегу. Подумаешь – фонари.
Не то чтобы это помогло. Скорее наоборот. Теперь целыми днями был на взводе, предвкушая предстоящую поездку. Стал делать в документах ошибки, которых раньше – не то что просто себе не позволял, а даже вообразить не мог, каким надо быть рассеянным идиотом, чтобы их навалять.
Говорил себе: «Ладно, ничего, потерпи, день прибывает, еще немного, и будешь возвращаться с работы засветло». И всякий раз внутренне вставал на дыбы от необходимости ждать и терпеть.
К тому же, не факт, что увеличение светового дня как-то повиляет на содержание сновидений.
С Яниной по-прежнему вел себя как ангел; слава богу, давно научился ни при каких обстоятельствах не срываться на близких. Однако воздух в доме звенел от напряжения, и она это, конечно, чувствовала. И тоже нервничала. И тоже не подавала виду. Не спрашивала, что происходит; может быть, зря.
Все чаще думал: «Похоже, я все порчу, вот черт».
А о том, что напрасно, наверное, ухватился за первую же возможность вернуться в этот город, старался думать пореже. Говорил себе: «Рано сдаваться, все еще наладится. Контракт пока подписан на год. Потом поглядим».
Ни дня не хотел здесь оставаться. Не хотел никуда уезжать.
Наконец решился. Сказал себе: сегодня посмотрю на чертовы синие фонарики вблизи. Поеду на тот берег, выйду из машины, обойду вокруг увешанного ими дома, потрогаю его, в конце концов. Попробую еще раз сфотографировать, может быть, вблизи хоть что-то получится. И тогда…
А что, собственно, «тогда»? Чего он ждал от этой экспедиции? Сам понятия не имел, просто ум, утомленный полным непониманием происходящего, требовал действий. Все равно, каких. Давно пора было кинуть ему эту кость.
Смешно, но чуть не проскочил мимо моста Короля Миндаугаса, на который собирался свернуть. По привычке заранее перестроился в крайний левый ряд и только в самый последний момент сообразил, что сейчас надо наоборот, в правый. Вспомнил, сколько раз это случалось во сне, невольно улыбнулся. Подумал: «Ладно, по крайней мере, обошлось без полиции».
Ага, держи карман шире.
Полиция остановила его уже за мостом, практически в двух шагах от вожделенной цели. Ну, правда, не его одного, а целую кучу народу. Как бы проверка документов, а на самом деле, скрытая, но эффективная реклама страхования и своевременного техосмотра, ничего личного.
Документы у него были в порядке, зато от близости источника ультрамаринового света кидало в дрожь, а седой полицейский, пожелавший хорошего вечера, показался старым знакомым. Неужели сны о нем были вещими? И теперь я – провидец и пророк? Вот спасибо.
Не удержался от нервного смешка, полицейский оторвался от изучения документов и уставился на него с доброжелательным, но требовательным интересом. Дескать, чего ржешь.
Пришлось объяснять:
– В последнее время мне несколько раз снилось, как меня останавливает полиция. И один из полицейских был очень похож на вас.
– А, это бывает, – флегматично кивнул седой. И снова уткнулся в его документы.
Он и наяву очень долго их изучал, за это время можно было успеть прочитать средних размеров рассказ. Или даже его написать. Наконец спросил:
– Во сне – это когда вы ехали посмотреть на желтые огни?
– Что?
– На желтые огни, – невозмутимо повторил полицейский. – Во сне они желтые, а наяву синие, верно? Такой тяжелый, почти невыносимо яркий холодный свет. И никто кроме вас их не видит. Это довольно неприятно. Выбивает почву из-под ног.
– Что?!
Чокнуться недолго от подобных откровений. Не мог же я уснуть за рулем? Или еще раньше, в офисе?..
Или мог? Нет, стоп, погоди. Во сне свет ярко-желтый. А сейчас – адский, невыносимый, судорожный ультрамарин, как всегда бывает наяву.
– Что слышали, – неожиданно сурово ответил полицейский.
Отдал ему все бумаги, только права почему-то продолжал вертеть в руках. Молчал, думал. Наконец сказал:
– Хорошая новость состоит в том, что вы не сошли с ума. И я тоже. Просто одни люди видят этот синий свет, а другие нет. Так бывает. Да чего только не бывает, на самом-то деле… Знаете что? По-моему, вы очень хотите закурить. А сигарет нет, на работу вы их с собой не берете, верно?
Буркнул:
– Беру. Но всего две штуки, специально под кофе в перерывах. До вечера они обычно не доживают.
– Ничего, – сказал седой полицейский, – я с вами поделюсь. Идемте.
Опешил:
– Куда?
– Да просто отойдем немного в сторону от дороги. Машину оставьте как есть, тут она никому не мешает.
– Ладно.
Поднял стекло, погасил фары, вынул ключ из замка зажигания. Вышел. В награду за сговорчивость получил обратно свои права. И сигарету. Да не простую, а «Camel» без фильтра. Надо же, они еще, оказывается, есть в природе. Интересно, где этот тип их берет? В магазинах их точно нет, запрещены к продаже – здесь и в подавляющем большинстве европейских стран.
– Контрабандные, – усмехнулся седой полицейский. И вдруг как-то очень по-свойски подмигнул. Словно они были знакомы целую вечность, и шутка про контрабандные сигареты сопровождала чуть ли не каждую встречу. Ну или не шутка, как знать.
Чуть было не поверил, что так оно и есть. Но вовремя опомнился. Есть же такая штука – «дежавю». Необъяснимая, зато все объясняющая. Очень удобно.
