Разговоры с живым мертвецом - Павел Владимирович Рязанцев
Но не совсем.
***
В своём сне Кожухов интенсивно – куда бодрее, чем обычно – занимался сексом с Алёной, слегка надавливая пальцами на её шею.
«Я люблю тебя, – громко шептал Арсений, усиленно работая тазом сквозь лёгкую боль, – люблю, люблю, люблю…» Лицо возлюбленной приобрело недвусмысленное выражение: глаза закатились вверх, губы расплылись в глуповатой улыбке, язык свисал, как у собаки. Задыхающийся смех с нотками безумия перемешивался с собственными воплями Арсения и звуками фрикций. Вдруг сквозь эту какофонию до сознания донёсся неожиданно низкий стон, и безумное лицо Алёны перетекло в сдержанное лицо Валерии.
Вспышка света. Темнота. Когда она рассеялась, Арсений осознал себя вдавливаемым лицом в подушку. Челюсть болела; ударь Валерия чуть сильнее – сломала бы ему сустав или выбила несколько зубов. Руки и ноги развели в стороны и зафиксировали – не иначе как «истуканы» всей своей массой навалились на его голени и запястья. Но и это, и ушиб, и давление на носовой хрящ показались лёгким дискомфортом, когда нечто проникло в него сзади. Это была пародия на половой акт, сопровождавшаяся хрипом и сдавленными криками Арсения. Вскоре он смог ощутить оставшиеся элементы картины: в плечи вцепились тонкие пальцы, по лопаткам скользили пряди длинных волос, в спину то и дело упиралась женская грудь, а о ягодицы бился пластмассовый щиток.
Теперь Кожухов всё понимал. Из глаз хлынули слёзы. Сдерживать всхлипы было невозможно.
Валерия остановилась и прильнула к Арсению всем телом. Он ощутил её дыхание кожей.
«Ты будешь моим», – шёпот, казалось, не слетал с её губ, а звучал прямо в голове. Язык фурии тем временем скользил по уху и щеке парня, а руки – по бедру и ягодицам.
Ещё одна вспышка, и Кожухов очутился в сухой ванне, а над его головой нависла Валерия. Женщина наконец была возбуждена, её шумное сопение и участившееся дыхание выдавали это.
«Зажмурься!» – прохрипела она и вцепилась любовнику в волосы. Интуиция мигом подсказала, что будет дальше. Едва парень успел зажмуриться и задержать дыхание, как на его лицо обрушился поток мочи. Струя смещалась, так как Валерию слегка потряхивало – то ли от холода, то ли от удовольствия. Закончив, она пригнулась к нему. Он трясся от холода и обиды, глядя в по-прежнему бледное и безэмоциональное лицо, лишь в зеркале души теплилась жизнь, теплились какие-то эмоции. Две пары глаз смотрели друг на друга; взгляд, исполненный укора: «За что ты так со мной?» – едва ли задел волчье сердце. Валерия бросила брезгливый взгляд на тело Арсения, с которого в ванну стекали жёлтые ручейки, лишь на мгновение.
Мир в очередной раз поплыл перед глазами страдальца. С новой вспышкой он обнаружил себя, безучастного, на том же месте, где и начались его мытарства: перед кроватью клиентки-извращенки, которая сидела тут же, перед ним и сцеживала его сперму в невесть откуда взятую стеклянную колбу…
Арсений не помнил, как оделся, добрался до метро и доехал до Алёны, но зато хорошо помнил их встречу. Она открыла дверь и вскрикнула. Её возлюбленный не выглядел так подавленно со дня сокращения. Что случилось, он, само собой, не рассказал. Девушка видела, что он хотел быть рядом с ней, хотел, чтобы она его утешила, успокоила, сказала, что всё будет хорошо, но стоило лишь открыть рот, как Арсений шарахался от неё. А ещё она постоянно принюхивалась, ловя себя на мысли, что его запах изменился; он больше не пах так, как пахла пижама, которую она когда-то присвоила. Это был запах другого человека. В сердце девушки закрались подозрения.
***
В ночь перед третьим визитом Арсению приснился сон. Он прогуливался с Алёной по весеннему парку. Они были не одни. Двое ребятишек – мальчик и девочка – возводили песочный замок под ветвями яблони; ещё одна девочка – рыжеволосая младшеклассница – кружилась в некоем подобии танца вокруг другой, постарше, а та со смехом наблюдала за плясуньей. За всем этим выводком со скамейки приглядывали взрослые: женщина, переводящая взгляд с одной парочки на другую, и мужчина, держащий на коленях, словно ещё одного ребёнка, тряпичную куклу. Та уставилась немигающим взглядом чёрных пуговиц на попрыгунью и смеющуюся акселератку.
Алёна, в просторном платье в горошек, радостно улыбнулась Арсению, и он, обуреваемый счастьем, которое не требовало слов, но было очевидным для них обоих, рухнул на колени и обнял выпирающий живот возлюбленной. Алёна положила ладони ему на затылок. Тихо смеясь, Кожухов притянул одну из них к лицу, чтобы прильнуть к тёплым и заботливым пальцам.
Он почувствовал, что с пальцами что-то не так: они холодные и неприятные на ощупь. Смутившись, Арсений попытался подняться, цепляясь за платье в горошек, но его место занял белый банный халат. Чувствуя подступающий ужас, он поднял глаза. Вместо чудесной коричневой косы на плечах Алёны покоились распущенные волосы цвета вороньего крыла, а вместо добродушных карих глаз на Кожухова смотрели светло-серые зеркала чёрной души, единственные очаги эмоций на мрачном и бледном лице.
6
Не прошло и пяти секунд с момента, как Лиза захлопнула дверь, в оконное стекло постучали вновь. Но уже не камушками, а костяшками пальцев. После едва закончившегося «спектакля» и усиленной работы с мрамором, крови в теле осталось совсем мало. Перестав поддерживать румянец щёк и влажный блеск губ, Червонная Королева пулей бросилась освобождать стол от посуды, а саму её – перемывать и прятать в выдвижные ящички.
– Иду, иду!
Когда ручка была повёрнута, окно медленно открылось. Из-за ставней показалась костлявая ладонь, такая же ступня осторожно опустилась на пол. Каждое движение визитёра сопровождалось хрустом и щелчками, напоминающими кваканье жаб на болоте. Перед приоткрытым окном возникла высокая костлявая фигура, одетая то ли в саван, то ли в заношенную до дыр ночную рубашку. За спиной у неё висел увесистый свёрток.
– Я не ждала тебя, но… – Лиза жестом пригласила неживую располагаться. Алиса хотела буркнуть что-нибудь
