Цепной Койот. Книга 2 - Кира Иствуд
Алек, казалось, подавился воздухом. Посмотрел на меня с непониманием:
— Что ты… — не такой реакции он ждал.
— Я говорю, что ты облажался! Или скажешь, это не так? Чего хлопаешь глазами? Вечно виноват кто-то, но не ты, правда? Как тогда, в зоопарке… Это из-за тебя всё случилось. Из-за тебя я здесь. Если бы тогда, на крыше, ты не строил из себя бессмертного, то я бы тут не сидела.
— Тина…
— Небось и рад, что оказался прав насчёт Койота, а? Я ведь чую твоё злорадство. Так и пышешь!
— Нет, нет, это не так, — Алек стал задыхаться от возмущения, голос его сделался лающим. Он шагнул было ко мне, но, точно на штык, напоролся на мой презрительный взгляд и тут же отшатнулся, едва не падая. — Если бы я знал. Если бы. Я бы тогда…
— Если бы да кабы, — мои губы растянулись в косую улыбку. Десятки зеркал отразили её как бесконечную злую насмешку, от которой даже лисёнка в клетке пробрало дрожью. Я дрожала вместе с ним, наблюдая через его звериные глаза за тварью, что захватила моё тело сразу после прыжка.
Я до последнего надеялась, что Барон знает, что делает. Надеялась, что он на моей стороне, на моей и Павла. Прыгнула в лисёнка, как он и просил, а сразу после Тень влилась в моё свободное от разума тело. Даже тогда я держалась за надежду, верила, что всё под контролем. Что всё идёт так, как должно.
И теперь слова Алека произвели эффект газовой бомбы, от которой пережало лёгкие, перед глазами заволокло, а мысли спутались в один беспорядочный ком. “Нет… не правда! Этого не может быть! Алек, должно быть, ошибается. Павел, умоляю, возрази ему! Ты же всегда готов с кулаками защищать истину!”
Но Павел молчал. Он уже не прятал лицо в ладонях. Лицо его таило скорбь и одновременно было решительным, как у смертника-террориста. Он не собирался защищаться. Неужели всё — правда?
У меня из-под ног словно выбило почву, а вместо неё осталась одна пустота, в которую я бесконечно падала. Что-то внутри рассыпалось, ухнуло вниз, а потом восстало, снова собралось воедино — криво и уродливо, порождая новое чувство, похожее одновременно на отчаяние, бессильный гнев и тягучую, беспросветную обиду, от которой кости ломит, а голова становится похожа на разбитый фонарь.
Я всегда подозревала, что Барон темнит, но Павел… Как он мог быть замешан? Как это возможно!?
Мог ли Алек ошибаться? Даже если Барон всё подстроил, Павел не мог знать!
"Ну же, Павел, прошу, скажи, что это неправда!" — хотелось крикнуть мне, но лисёнок мог только скулить, дрожать и беспомощно наблюдать через стальные прутья клетки, как Тень, притворяясь мной, говорит Алеку ужасные вещи.
— Я с тобой никуда не пойду, — произнесла Тень моими губами и моим голосом, глядя моими глазами на единственного человека в этой комнате, а может и в целом мире, который, несмотря ни на что, оставался на моей стороне. И тем страшнее было видеть, как каменеет его лицо, а голос скатывается в глухой надтреснутый хрип:
— Ты… — казалось, что Алеку не хватает воздуха, чтобы говорить. — Ты мне не веришь? Не веришь, что Койот предатель?
— Нет. Но это и неважно, — отмахнулась Тень, вальяжно раскинувшись на стуле. Она с любопытством пощупала подлокотники, потом поднесла к глазам свои руки, покрутила ими так, словно видела впервые. — Просто ты… хм-м, жалкий. Да, это, пожалуй, правильное слово — жалкий. Ни рыба ни мясо. Слабый, да ещё и трус. Но ты и сам это знаешь, не так ли? Да и мои хвосты снова со мной, так что, извини, чувства больше не туманят разум. А как ты это ощущаешь? Разве не рад освободиться?
"Я тут! Да посмотри же сюда!" — мысленно умоляла я Алека, но внимание всех было приковано к моему человеческому телу, в котором хозяйничала Тень. Не удивительно, что Алек не видел, не понимал, кто им управляет. Тень полностью скрылась внутри, распознать её чёрного силуэта было нельзя. Мой Эмон — моя белая лисица, тоже осталась при ней, только выглядела как чучело набитое ватой, точно из неё забрали нечто, что делало её живой.
Я посмотрела на Павла. Взлохмаченный, до серости исхудавший, напряжённый, как перетянутая струна. Он глядел исподлобья так, словно в любой момент был готов вцепиться Алеку в глотку. Павел ненавидел Пса — и не собирался этого скрывать. Неужели… неужели он действительно сам заключил Узы? Неужели сам навлёк на нас то, что случилось? Неужели врал обо всём?
Мне было сложно и страшно в подобное верить и одновременно с тем странности между нами вдруг обрели смысл.
То, что он следил за мной в день, когда Гиены впервые напали. Шептал что-то странное перед самыми Узами. Навязался помогать. Почему так не хотел идти к корректорам. Почему так странно отзывался о Бароне. И все эти непонятные разговоры с Илоной. Но разве кто-то его заставлял быть со мной милым? Утешать и защищать от тех же однокурсниц. Или это Узы двигали им, когда он делал мне бутерброды и оставлял заботливые записки? Он хотел, чтобы я повелась? Доверилась? Так и вышло. Он своего добился. И всё же… всё же, несмотря на предательство, я была рада, что с ним всё хорошо. Что он вернулся из того безумия, в которое его погрузили Гиены.
Только обида от этого никуда не девалась. Обида жгла. В конечном итоге я оказалась не нужна ни Павлу, ни Барону. Алек больше не был привязан ко мне хвостами. Пустое место — вот моё имя. Просто разменная пешка в чужой игре.
Вся злость и отчаяние, которые я сдерживала в себе последнюю неделю, вдруг вырвались, подминая, раскатывая, точно катком.
Тень оскалилась, как если бы почувствовала мою боль.
— Почему ты так странно говоришь? — спросил Алек, раскачиваясь на ногах, точно под порывами ветра. — Они что-то сделали? Твоя Лиса…
— А что с ней? — притворно удивилась Тень.
— Она… будто мёртвая.
Изобразив испуг, Тень коснулась белой шерсти Эмона:
— О, нет… Что с ней случилось! — Её (мои) глаза заблестели от подступивших слёз, как если бы она действительно испугалась того, что обнаружила. — Что же делать? — причитала она, на миг став похожа на потерявшуюся девочку.
— Мы всё исправим вместе, —
