Искала я милого моего - Марта Кетро
Трудно объяснить, почему она так цеплялась за обычного серого кота, каких на улице Мелави можно наловить целый мешок. Начинать придётся издалека, с первых лет её третьей жизни – когда она стала свободна от мести, взяла город, вышла из темноты и обозначила свою власть, купила и перестроила дом, перестав быть безымянной тенью, которая появляется, убивает и прячется без следа. Она была тогда молода, сильна и лишена привязанностей, чувствуя себя серебряным василиском, а не тёплой женщиной с шёлковыми волосами – яд на устах, смерть в глазах, бронированная шкура, змеиное тело и сильные птичьи крылья. Крайне самодовольная оценка для юного существа, каким она несмотря ни на что оставалась. Только потом она узнала, что зрелость и стойкость формируются не пережитым горем, а лишь временем и любовью, которую удалось сохранить. Потерянная любовь, какой бы сильной она ни была, не делает тебя мудрей. Потери вообще ничего хорошего с тобой не делают. Только медленная долгая жизнь в любви.
Тогда Эмилия об этом не знала и не собиралась заводить близость с кем-либо. Просто однажды явилась на переговоры в дом тогдашнего короля южного порта, самоуверенно решив, что ничего ей не грозит. И жизнь её действительно осталась в безопасности, а вот сердце дрогнуло. Они беседовали в кабинете, Эмилия и немолодой сильный мужчина, тщательно скрывающий страх. Он только недавно понял, что в его незыблемом бизнесе зреет катастрофа: таможня, евшая с руки, начала находить контрабанду, да так шумно, что договориться не оставалось никакой возможности; надёжные партнёры, хранимые как зеница ока, внезапно умирали после дружеского ужина с ним; а в спальне его младшего сына обнаружилась змея – как оказалось, безопасный ужик, но этой породы в окрестностях Мелави не водилось. Нехитрый ребус разгадал бы любой, и он не удивился, когда госпожа Змейка предупредила о визите – в своей манере, запиской, которая ждала его на столе в запертом кабинете. «Буду через пятнадцать минут», – прочитал он и решил, что жизни ему осталось примерно час, если очень не повезёт и придётся помучиться перед смертью. Хотя зачем договариваться с покойником? Может, и обойдётся.
И действительно, обошлось. Эмилия пожелала сохранить его как наёмного работника, но условия предложила настолько жёсткие, что он бы подумал отказаться – кабы не пятилетняя темнокожая девочка на пороге, дочь от последней любимой подруги, кудрявая и глазастая. Она пинком распахнула дверь и вошла, двумя руками прижимая к груди корзинку, а за ней с воплем примчалась тощая инглийская кошка с оттянутыми сосками.
– Пааап, пусть они у тебя побудут! У меня уборка там, Дорина плачет! Ой, здрасьте, тётенька, а у меня малышата! – Она ничуть не смутилась и сунула на колени Эмилии корзину, из которой тут же поползли недовольные взъерошенные котята.
Трое характерного для инглитов лилового окраса и один полосатый – то ли Дорина кроме вязки с породистым самцом умудрилась ухватить любви на стороне, то ли вылезли плебейские корни. Благородная троица брезгливо спрыгнула с колен Эмилии и рассредоточилась, а полосатый ублюдок, напротив, вскарабкался по её груди, неожиданно обхватил лапами за шею и заурчал. Бывший король южного порта с изумлением увидел, как на лице госпожи Змейки промелькнуло смущение. Помнится, эти объятия стоили ей солидной уступки, но в итоге она не пожалела и, кроме порта и весьма дорогого управляющего, приобрела полосатого ублюдка, любовь всей жизни, Гамлета.
Эмилия хотела остаться главной женщиной в жизни кота и потому заботливо его кастрировала и не выпускала за пределы усадьбы. Но в остальном он оставался хозяином дома, и все, включая Эльфриду и мужчин Эмилии, знали, кого она предпочтёт, если придётся выбирать между ними и котом. Он один давал ей полную уверенность в своей любви, даже душечка Орен не был так убедителен. Гамлет начинал мурлыкать, едва видел её, и в круглых зелёных глазах она читала только преданность и восхищение. Кристалл-накопитель на её груди всегда теплел, когда кот был рядом, и она не сомневалась, что его подпитывает любовь их обоих. Гамлет засыпал на её подушке, и каждую ночь на протяжении двух десятилетий она погружалась в сон под мерное тарахтение, слушая звук его сердца и урчание толстого живота. Вряд ли кому-то удалось бы стать ближе, чем тот, кто спал на её волосах и дышал с нею в одном ритме. И потому, если одежда гостя, неосторожно оставленная без присмотра, оказывалась изгажена, претензии не то что не принимались, а даже не возникали: просто в следующий раз ведите себя так, чтобы кот остался вами доволен. Орен в глубине души подозревал, что задержался возле Эмилии только потому, что с порога догадался подкупить тварь (кота, а не женщину) маринованной оливкой.
Когда Гамлет стал угасать, Эмилия испугалась. Она почувствовала, что стремительно стареет, будто последние двадцать лет жизни они делили с котом на двоих, а теперь возраст к ней возвращался. Она боялась, что и любовь, отданная ему, после смерти так же вернётся и, оставшись бездомной, задушит её, не поместившись в маленьком ссохшемся сердце. Эмилия никогда не отличалась альтруизмом, а теперь и вовсе с отвращением смотрела не только на людей, но и на кошек. Злилась, что они живут, а её кот уходит, и не понимала, зачем забирать того, кто до краёв наполнен чужой любовью и сам любит. Столько никчёмных жизней вокруг, столько никому не нужных тел коптит небо, а отнимают зачем-то тех, в кого вложено много смысла и от кого зависят другие души.
Орен раздражал меньше прочих, он вёл себя образцово и даже не поморщился, увидев в её постели полудохлого кота, который уже не мог дойти до туалетного ящика и гадил под себя. Тот, кто жил с тобой столько лет, не должен умирать на полу. Кто это знает, с тем и стоит быть. Человек же брезгливый в любви неполноценен. Орен знал, и Эмилия это ценила. И ещё он сказал, осторожно гладя свалявшуюся шерсть: «Он всё равно очень красивый», – и эта фраза попала ей в самое сердце. Нужно хорошо понимать Эмилию, чтобы сказать о том, что важней всего в её любви. Красота для нее всё покрывала, всё объясняла, всё извиняла и заменяла все смыслы – почти так же, как любовь к ней. Любящим многое дозволялось, с ними Эмилия была слаба – в отличие от ненавидящих, перед которыми оставалась неуязвимой. И красивым можно многое, вот только умирают они зря.
Эмилия, видевшая
