Наталья Нечаева - Внук котриарха
Жажда знаний
– Прошу прощения за вынужденную задержку, – Снотра немного запыхалась. – Уверена, вы даром времени не теряли. Итак, Матисс. Надеюсь, теперь все рассмотрели «Танец»?
– Очень некачественная репродукция, – заявил Мартин.
– В смысле? – опешила Снотра. Отошла, взглянула на картину еще раз.
– Где там красные коты, если они все зеленые?
– Ох, простите, – Снотра смешалась. Она совершенно упустила из вида, что обычным кошкам недоступен красный цвет. – Конечно-конечно. Я оговорилась. Но ведь это не умаляет мастерства художника и общей экспрессии картины, так? Более того, в этом и проявилась гениальность Матисса, что каждый видит танцующих котов именно в том цвете, который ему привычнее и ближе по духу.
– Мне вообще не нравится Матисс, – продолжал упорствовать Мартин. – Вот вторая картина, «Вид Коллиура». Тут вообще все как в тумане, как у нас летом в дождь, а кошки сидят одна синяя, другая фиолетовая. Во-первых, чего они расселись под дождем, где правда жизни, во‑вторых, зачем он их в такие неправильные цвета выкрасил? Сплошное вранье, короче.
– Все согласны с Мартином? – Снотра еще больше растерялась: вообще-то Коллиур представал с полотна в ярком солнечном красно-оранжевом свете, таком ярком, что слепило глаза, но все кошки согласно закивали головами, застучали хвостами. – С какой-то точки зрения вы правы, – Снотра подбирала слова, – не зря, наверное, критики, увидев работы Матисса, окрестили это направление в живописи «фовизм», то есть дикий.
– Правильно! – крикнул Бихар. – Не умеешь рисовать, нечего лезть.
– А может, у него просто подходящих красок не было? – предположила добрая Соня.
– Или кошку живую никогда не видал, – добавила Гюльчатай.
– Вон Матисса из Эрмитажа! – еще громче крикнул Бихар. – Пускай канает в свой Коллиур!
Судя по реакции остальных, данная точка зрения была общей. Даже интеллигентнейший Тихон попытался тряхнуть стариной и свистнуть. Ввиду полного отсутствия зубов получился примерный пшик.
– Хорошо-хорошо, – Снотра едва добилась тишины. – В таком случае поговорим о Шагале. Надеюсь, против этого художника вы ничего не имеете? Тем более что все хорошо знакомы с его желтой кошкой Идой с полотна «Весна на лугу».
– Очень приличная кошка, – согласилась Синеглазка. – Вежливая.
– И картина хорошая, вся сине-зеленая, корова как живая, тоже зеленая, только птички белые.
– А чего тут удивляться? – вставился Пуша. – Шагал сам котом был. Конечно, понимал нашу природу.
– В каком смысле? – не сразу сообразила Снотра.
– А вот вы же книжку оставили, Мадонна нам ее читала. Не знаете, что ли? Он сам признался, что мертвым родился, Его и булавками кололи, и в ведро с водой кунали – мертвый, и все. Если б какой-то проходящий кот его не пожалел и не вселился в него, так бы и похоронили. А тут он раз – и мяукнул! Все поняли: жить будет. Мы, коты, страсть какие живучие.
Только тут до Снотры дошло, что без нее сообщество приобщилось к книге Шагала «Моя жизнь». Собственно говоря, история рождения великого художника была изложена Пушей весьма близко к тексту, за исключением вселения в младенца Шагала некоего неизвестного кота…
– А Бихар говорит, что кошка Ида вовсе не кошка, а желтая корова!
– Конечно, корова! – крикнул неугомонный Бихар. – Кошки такими страшными не бывают.
– Бред, – категорично высказался Василий. – Когда он эту картинку рисовал, ему семьдесят четыре года было. Я посчитал. Ну, дрогнула рука, потому Ида такой несуразной и вышла. Скажите мне, уважаемый Бихар, мог ли умный и образованный человек дожить до такого возраста и рисовать исключительно коров? Тем более что уже во время рождения умел мяукать. Не мычать, заметьте, именно мяукать!
– Он очень, очень любил кошек, – взволнованно добавила Мадонна. – Но они жили так бедно, что не могли себе позволить завести настоящую кошку.
– Откуда ты знаешь? – саркастично спросил Бихар. – Он тебе сказал?
– Именно, – кивнула Мадонна. – Если бы ты внимательно слушал то, что я читала, а не задирался с Гоа, тоже бы это знал.
– Да-да! – заторопились вперебой Гюльчатай и Синеглазка. – Когда они с братиком спали, к нему прямо на подушку заскочила мышь, и он очень испугался, закричал, даже братик проснулся. И они стали эту мышь друг другу кидать, а потом утопили в горшке!
– И что? – не сдавался Бихар. – Правильно сделали, что утопили!
– Да то! – хором выкрикнули кошки. – Если в доме жил кот, разве он позволил бы каким-то мышам пугать детей? Тем более ночью?
– Котенка хочет каждый нормальный ребенок, – прошамкал Тихон. – Это непреложный исторический факт.
На этот раз Бихар смолчал – с очевидным не поспоришь.
Снотра ни ушам, ни глазам своим не верила. Обсуждение Шагала шло совершенно без ее участия! Такого точного и тонкого проникновения в замыслы художника от малообразованных и в основном неграмотных дворовых она не ожидала. В эту дискуссию даже вмешиваться не хотелось. Разве можно было бы предположить подобную ситуацию еще год назад? Но, в конце концов, именно такую высокую цель ставили перед собой кэльфы и, в частности, она, Снотра, когда затевали эту образовательную программу.
Дворовые оказались не просто смышлеными – способными! Но лично себе она обязана поставить сегодня огромный минус: обе работы Матисса в исключительно красном колорите, да и Шагал… Такого прокола с ней давненько не случалось. Но кошки-то, кошки! Мадонна едва буквы знала, а уже вполне владеет скорочтением. Василий… Просто прирожденный аналитик! Пожалуй, пора заканчивать занятие. Рассвет скоро, надо еще дворовых о помощи попросить.
– Если б он считал себя котом, так бы и рисовал! – прервал ее размышления совсем уж агрессивный крик Бихара. – Ну, кто еще хочет поспорить? Подходи!
– Что такое? – включилась Снотра, и, видимо, очень вовремя: Бихар стоял перед девчонками в совершенно недвусмысленной позе: хвост торчком, спина выгнута, морда оскалена. Вся троица – Мадонна, Синеглазка и Гюльчатай забились в Пуськину корзину. – Бихар, в чем дело? Мадонна?
– Я только сказала, что у него все улыбаются – и лошади, и коровы, и рыбы. Так в книжке написано. Они все как люди. И кошки тоже.
– И о чем спор? Иди сюда, Бихар, – подманила кота. – Поближе. Вот смотри. – Щелкнула пальцами, вызывая фантом. – Этих работ нет в Эрмитаже, у нас мало Шагала. Но мы ведь можем посмотреть шире, так? – Бихар недоверчиво кивнул. – Это – «Голгофа», Она в музее Нью-Йорка. Видишь, Дева Мария.
– А лицом кошка… – ошарашенно вымолвил Бихар. – Как это?
– А вот еще одна картина из этого же музея – «Вид Парижа из окна». Что ты видишь здесь?
– Наоборот… – Бихар даже на задние лапы привстал, желая потрогать фантом. – Кошка сидит. А лицо – человека… Значит, он знал, что люди и кошки – это одно и то же?
– Конечно, знал, – кивнула Снотра. – И именно это пытался сказать своими работами.
– А я что говорил! – радостно высказался Пуша.
– Не убирай, а? – попросил Бихар. Сел перед фантомом «Парижа» и застыл, невнятно шепча себе под нос: – Одного не пойму, кот это или кошка?
Снотра убрала все остальные фантомы, оглядела подвал. Только открыла рот, чтоб рассказать о Мимире, как в лаз протиснулся тот самый кэльф, что уже вызывал ее сегодня на военный совет.
– Известно, где Мимир…
– Друзья мои, – обратилась Снотра к кошкам, выслушав посланца. – У меня к вам будет крайне серьезное поручение…
Преступление и наказание
Красный как рассветная заря кот шествовал по дворцу. Великолепием своей выправки, завораживающей красотой, невероятными размерами и вальяжной аристократичной поступью он полностью соответствовал обстановке: по наборному паркету и коврам, меж мрамора величественных колонн, среди собрания величайших в мире ценностей должно передвигаться именно такое чудо!
У входа в Египетский зал кот остановился, прижался к колонне, и она приняла его, совершенно скрыв в своей тени.
Оживление в Египетском несколько спало. Уставшие мумии снова забрались в свои саркофаги и задвинули крышки, животные со стел и камней, тоже изрядно измучившись, жались к местам обитания, надеясь незаметно влиться в привычные композиции, только сгрудившиеся возле трона Мут-Сохмет кошки пока не смели вернуться на свои подставки, полки и витрины. А может, и не хотели.
В центре кошачьего круга возле самых ног Великой и Ужасной сидела странная парочка, даже издали было очевидно – приблудившаяся: зубастый коротконогий черный кот и худющая, вытертая чуть ли не до костей серая кошка.
Пётр пригляделся и признал в парочке давних знакомцев – Скифского кота и беглянку Сару.
«А эти что тут делают? – поразился он. – Неужто Сохмет уже начала пленных брать? Или это захваченные «языки»?» Однако ни важная поза Скифа, ни, тем более, кокетничающая с ближним египетским котом Сара совершенно не походили на готовящихся к смерти пленников.
