Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной [litres] - Евгений Юрьевич Лукин
– Ах, большей скурпулёзности вам? – взъерепенился он. – Вы что нам тут, понимаешь, голову морочите? Какая телеграмма от Герберта фон… В тысяча девятьсот четырнадцатом году Толкин ещё не публиковался! Даже если генерал сошёл с ума, как он мог отдать такой приказ?
– Анахронизм налицо, – с одобрительным видом подтвердил Пётр Маркелович. – Но мы же играем не историческую реконструкцию, а моделируем образ и дух той или иной социальной реальности, не так ли? Кроме того, известно, что военные эпизоды «Сильмариллиона» Толкин писал под прямым влиянием своих впечатлений от Первой мировой. Вспомните: в раннем варианте «Падения Гондолина» орки вообще ездят на танках… То есть игра по Швейку парадоксальным образом возвращает нас к истокам творчества Профессора в одном из его аспектов…
Иван Николаевич обменялся с Николаем Ивановичем скорбно-ироническим взглядом: дескать, что я говорил! Опять выкрутится. Ещё и министру стукнет – в порядке отыгрыша.
– Стало быть, третий уровень… – невозмутимо продолжал Пётр Маркелович. – Третьим уровнем является так называемая «Игра в классики» – игра второго рода, вот уже который год проводимая отсутствующим здесь по уважительным причинам Савелием Павловичем. Подробно опять-таки останавливаться на этом не буду, поскольку доклад о ней был заслушан здесь не далее как в позапрошлом месяце… Вам что-то неясно, святый отче?
– Кое-что неясно… – признался могучий Аскольд. – Я-то на докладе не присутствовал…
– Хорошо, – кивнул замминистра. – Если вкратце, то суть дела такова…
И принялся в общих чертах излагать примерно то, о чём не далее как сегодня утром на краю сухой канавы под старой ивой поведал Славику Савелий Павлович: тайное изучение Блока и Некрасова, тщательно законспирированные подпольные группы читателей, разветвлённая агентурная сеть…
– Да, но… – внезапно убоявшись, вопросил иеродиакон. – Игра ли это?..
– Игра, – подтвердил Пётр Маркелович. – До определённого уровня это игра… Так вот с некоторых пор к ней удалось подключить значительное количество цивилов пенсионного возраста, ранее считавшихся непригодными для участия. Как выяснилось, исполнители они прекрасные. На нас обрушился настоящий поток заявлений на тайные организации и секты переплётчиков, бумажников, книголюбов. С нашей стороны логично было прибегнуть к мастерскому произволу и, согласовав это дело с контрразведкой, ввести особый следственный орган «Око Саурона», занимающийся исключительно подпольем. Именно с целью ареста главаря (отсутствующего здесь Савелия Павловича) и была затеяна полигонка по Толкину – Гашеку. Особое внимание прошу обратить на блестящий отыгрыш Святослава Савельева, совершенно самостоятельно организовавшего акцию протеста, чему вы только что были свидетелями…
Его слушали в странном оцепенении.
– А четвёртый?.. – внезапно спросил Николай Иванович.
– Что четвёртый?
– Вы перечислили три уровня. А где три, там и четвёртый…
– Разумеется.
– И что это за уровень?
– Четвёртый уровень – это наше с вами нынешнее заседание…
– Та-ак… А сколько уровней всего?
– Откуда ж мне знать! – искренне удивился Пётр Маркелович. – Я ж не Господь Бог, я всего лишь замминистра…
* * *
Перерыв объявили при первой возможности. Курящие вышли на крыльцо под не тронутые тараном колонны, некурящие остались в помещении. Площадь перед министерским Дворцом к тому времени успела опустеть: колонна грузовиков вновь убыла в Нуменор. Один лишь озадаченный дворник стоял и оглядывал мостовую, не понимая, как такая орава ухитрилась не оставить после себя ни бумажки, ни тряпочки. Старое правило: провёл игру – приведи всё в прежний вид. Не цивилы, чай, не гоблины.
– Слушай, Пётр… – озабоченно молвил Иван Николаевич, поднося зажигалку. – А если честно! Как тебе вообще в голову пришла эта штука со Швейком?..
Тот прикурил, затянулся, пустил колечко дыма.
– Да, в общем, всё естественно… – нехотя ответил он. – Помнишь, у Сент-Экзюпери король приказывал солнцу взойти в момент восхода? Ни мгновением позже, ни мгновением раньше. И случая не было, чтобы солнце его ослушалось! Вот и я тоже… Я ж чувствовал, что эту игру мне нарочно подсовывают – на провал. Сам видишь, какой теперь контингент! Да ещё и всех отставников армейских всучили. И отказаться нельзя, и провалить нельзя. Напрашивался Швейк, напрашивался…
Иван Николаевич хмыкнул и в недоумении раскинул руки.
– Ну ладно, – сказал он. – Урл, Аскольд – с ними понятно… Но полторы тысячи цивилов! Ты что же, хочешь сказать, будто в каждой приписной квенте…
– Разумеется! Тоже мне проблема – впечатать одну пометку на всех: рядовой девяносто первого полка…
– Ты полагаешь, хоть кто-нибудь из них это прочёл?
Пётр Маркелович усмехнулся:
– Полагаю, нет. Но ведь и в девяносто первом полку поступили бы точно так же…
Из стеклянных дверей вышел на свежий воздух некурящий Аскольд и неловко затоптался поодаль с обычной своей доброй и несколько растерянной улыбкой.
– А что с «Оком Саурона»? – угрюмо спросил Иван Николаевич, гася окурок.
– С «Оком Саурона» – продолжай. Вербуй осведомителей, собирай компромат, вызывай на допросы… Что тебя, собственно, смущает?
– А если всё всерьёз обернётся?
– Стало быть, и допрашивать будешь всерьёз. Делов-то…
Видя, что беседующие вот-вот вернутся в здание, Аскольд решился.
– Пётр Маркелович, – несколько приниженно обратился он, – да я насчёт этой вашей «Игры в классики»…
– Ну-ну…
– Неужели вправду? Тайно собираются, читают… с увлечением…
– Именно так.
– Наизусть учат… – с трепетом продолжал иеродиакон. – Сами переплетают… Чуть ли не от руки переписывают… Карьерой рискуют, расположением начальства…
– Н-ну… многим кажется, что да… рискуют…
Помялся Аскольд, покряхтел:
– Да я вот думаю… А что, если и веру тоже запретить? Ну, не совсем, конечно, не наотмашь, а так, слегка…
Октябрь 2001 – апрель 2012, Волгоград
Понерополь
Попытка утопии
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье.
А. К. Толстой
1. Арина
«За пропаганду правды и добра – ответишь!»
На проседающих ногах Влас Чубарин подобрался поближе к синей эмалированной табличке, укреплённой на одиноко торчащем из асфальта полосатом штыре и, не веря, перечёл грозное предупреждение. Нет, на чью-либо дурацкую шутку это совсем не походило. Явно заводская работа, в единственном экземпляре такое не изготавливают. Влас взглянул на основание штыря. Увиденное его не обрадовало: складывалось впечатление, что железку с табличкой установили ещё до того, как положили асфальт. Вновь возвёл очумелые глаза к тёмно-синему эмалированному прямоугольнику. Под основной надписью белела другая – помельче:
«Отсутствие закона не освобождает от ответственности».
Резко обернулся, высматривая автобус, из которого его, бесцеремонно растолкав, высадили несколько минут назад, но того уже не было. Успел отъехать.
События вчерашнего вечера обнажались в памяти нехотя, как бы стыдясь самих себя. Родители увеялись на недельку в Пловдив, и одуревший от восхитительного чувства свободы Влас не нашел ничего лучшего, как учинить на опустевшей территории
