Ржевский 4 - Семён Афанасьев
Ржевский шумно сглотнул и проводил две пары японских ягодиц взглядом кролика, на которого в упор смотрит удав.
— Какая же ты сволочь, Ржевский, — со вздохом констатировала Наталья. — Какая же ты беспардонная и эгоистичная сволочь.
— Эй! Я трёх баб домой отправил своими руками! Спас — и даже за пазуху им не заглянул! — возмутился блондин.
Барсукова ничего не ответила: в следующую секунду и она осталась в купальнике, повернувшись спиной к собеседнику.
Поколебавшись, магесса бросила одежду на песок, где стояла, затем направилась влево — к прямоугольному водоёму, не к овальному.
— Козёл ты, Дима, — спокойно добавила её сестра Виктория.
Она, однако, не удовлетворилась словами и неожиданно врезала блондину ребром ладони в солнечное сплетение.
Дмитрий обиженно хекнул, выдержал удар и громким шёпотом возмутился:
— Эй, завязывай! Ты мне или дай — и потом права качай! Или… — договорить у него не вышло.
Фигуристая блондинка развернулась и поднесла кукиш прямо к его переносице:
— На! Сволочь циничная.
Вторая Барсукова ухитрилась непринуждённо выскользнуть из одежды, не снимая обуви на высоком каблуке. Гордо подняв голову, она пошла вслед за сестрой. Следом за ней молча последовала Левашова.
Шу подумала и не стала комментировать вслух, что высокий каблук по песку — не самое лучшее решение.
— О, она как модель из откровенных маговидео! — мгновенно купился наивный в кое-каких вопросах Ржевский, сглатывая слюну ещё раз и провожая Викторию масляным взглядом. — Вот это да! Вот это ого-го! А я думал, она полноватая! А у неё всё очень даже!.. — его глаза наполнились масляной поволокой, пальцы непроизвольно задвигались, то и дело перебирая невидимые клавиши в воздухе. — Всё-таки в подобной сисястости есть и свои романтические плюсы! Эх-х, вот бы…
— Опять на тупое животное похож, — заметила менталистка, стаскивая чёрный балахон. — Впрочем, чужие критичность и скепсис на твою самооценку не влияют. Завидую.
— О! — потомок гусара повернулся и с восхищением обозрел открывшиеся стати подопечной. — Мадина, а ведь!.. — он робко указал пальцем в ложбинку между её полушариями, хотя в его взгляде неуверенности не наблюдалось. — Ты тоже ого-го! Ты даже более ого-го, чем многие другие, вместе взятые! — восторг заплескался в его глазах. — Давно посмотреть хотел на тебя в этом прикиде с такого ракурса! — признался он восхищённо.
— Димуля, ты ли это⁈ — то ли искренне удивилась, то ли убедительно изобразила удивление Наджиб. — С этой твоей застенчивостью я тебя даже не узнаю.
— Ты о чём? — подозрительно напрягся Ржевский.
— «Посмотреть» не совсем точно передаёт направление твоих устремлений. Ты же не просто посмотреть хотел, ну признайся? — с наигранным дружелюбием менталистка хлопнула опекуна по плечу.
— Ну-у, если совсем открове-е-енно, то-о…
— Буду неоригинальной. На. — Мадина тоже выстрелила кукишем в нос попечителя. — Тот случай, когда лучше и не сформулируешь. Дим, у меня возникает впечатление, что жизненные уроки ты проходишь затем, чтобы тут же их забыть.
— Просто когда столько фигур вокруг, — Ржевский жизнерадостно захлопал глазами, таращась на грудь подопечной, — от восторга дыханье сводит. А ты ещё и насчёт женитьбы что-то предлагала!
— Вот как женишься — всё твоё. — Пообещала менталистка, разворачиваясь и направляясь вслед за своей соотечественницей. — Обещаю.
— У тебя и попа красивая! — шея Ржевского рефлекторно вытянулась вперёд, вдогонку.
— Я знаю.
* * *
— Здорово, братва, — вхожу в небольшой деревянный домик возле третьего озера и оглядываюсь по сторонам. — Кто-то ещё будет?
— Явился, слава богу, — неприязненно бросает дедок в дальнем углу.
Шестеро человек. Так, всего нас тринадцать. Минус я и Шу, минус царь, минус трое хоронящих — должно присутствовать семеро.
— Авдеев у Шереметьевых, — хмуро бросает мужик справа. — В принципе, восьмеро для кворума достаточно.
— Одно маленькое дельце, — поднимаю вверх указательный палец.
Если ориентироваться на память предшественника, тип в парусиновых штанах — тот, кто мне нужен.
— Викторович, долг тебе отдам сперва? — достаю из новых штанов предусмотрительно подготовленный мешочек. — Прости, что задержал, был неправ. Сверху пять процентов штрафа от меня за просрочку. Вместе с извинениями.
— Сколько здесь? — Алексей Викторович Трифонов озадачено высыпает часть золота на столешницу и переводит взгляд с монеты на монету.
— Восемь триста был мой вам долг. Четыреста пятнадцать — мои извинения. Итого восемь семьсот пятнадцать.
— Неожиданно. Да, долг принимаю! — спохватывается тот, у которого предшественник регулярно занимал мелкими суммами до тех пор, пока не накопилось изрядное количество.
— По цифре точно, — говорю. — Копейка в копейку.
Присутствующие имеют такие лица, как будто забыли, зачем и собирались.
— Да то понятно, — задумчиво комментирует владелец участка на противоположной стороне Золотого Квадрата. — Кабы сам не вспомнил, я бы уже и не ждал.
— Ржевский, а что это с тобой? — рассеянно спрашивает Меншиков. — Вы ж отродясь долгов не отда…
— Сейчас обижусь, — предупреждаю. — Я и так с трудом за ум пытаюсь взяться — новую жизнь начать. Если хочешь поссориться прямо здесь и вручную — можешь закончить свою последнюю фразу.
— Не с руки нам здесь сейчас ссориться, — вздыхает сидящий рядом с ним Вяземский. — И так грядёт не пойми что, давайте хоть между собой пока поговорим, не собачась?
— Меншиков, персонально для тебя, — занимаю один из свободных стульев за столом.
Рядом садится Шу.
— Мудаком я рос до последнего момента, — продолжаю. — Кое-что случилось. Кое-какие моменты я переосмыслил. Сейчас некоторые вещи пытаюсь начать заново, в других начатых исправляюсь. Первым делом пытаюсь раздать долги, к вам на встречу шёл — вот, одну сумму из долгового блокнота вычеркнул. Спасибо большое, Алексей Викторович, — ещё раз благодарю Трифонова. — Не держи зла за задержку, больше не повторится.
— Да я не сержусь, радуюсь, — удивляется неплохой знакомый родителей предшественника. — Во-первых, и сумма не такая мелкая. Во-вторых, ты за ум взялся.
— Ржевский, а поведай нам. — С умным видом начинает Филиппов. — Воронцова ты при всём честном народе за что выпорол?
— А сам не соображаешь? — смотрю на него спокойно. — Он попытался вопреки Хартии при этом самом всём честном народе…
— Тебя арестовать! — Филиппов не выдерживает и заканчивает за меня фразу.
По нему видно, что этого разговора он по каким-то причинам очень хотел и ждал — не нужно быть Мадиной, чтобы заметить его нетерпение.
— Ну так ты же сам себе на вопрос и ответил, — откидываюсь на спинку стула.
— Это не между дворянами минутная замятня, — замечает со своего места Вяземский. — Это ты по факту виток противостояния между нами и столицей ознаменовал.
— Не я первый начал, — отмахиваюсь. — Или какая-то претензия? Кто-то на моём месте иначе бы себя вёл?
Над столом виснет молчание.
— У меня встречный вопрос. Вы все видели, что к нам прибавился человек, — хлопаю по плечу напарницу. — Почему ей приглашение не прислали? Ладно, царь. Ладно, те из нас, кто к нему ближе. Нам остальным уже закон что, не писан тоже? Почему не позвали?
— Не поверилось как-то поначалу, — извиняющимся тоном поясняет Меншиков. — Девица. Ржевский в её пользу от земли отказался, условий дарения в мэрии не озвучено — подумали, твой пьяный бред. Плюс какая-то ошибка регистратора.
— Ты уж не взыщи, — следом за ним вздыхает Филиппов. — На права твои из нас никто покушаться не думает. Просто вследствие твоей наработанной репутации ввод нового человека впервые за всю историю… несколько нереально выглядел.
— Ладно, проехали, — кажется, разобрались.
Разгильдяйство, не злой умысел.
— Кто убил Растопчина? Дмитрий Иванович, это от всех нас вопрос. — Неожиданно спрашивает Трифонов.
— Вы же понимаете, что я не обязан отвечать? — уточняю для полноты картины.
— Никто и не говорит, что обязан. Сейчас, возможно, решается конфигурация союзов через месяц. Можешь вообще отмолчаться — твоё право.
Хм. Если бы давили, послал бы на три буквы.
— Я его не убивал, слово Ржевского, — поднимаю вверх ладонь. Лица присутствующих становятся более задумчивыми. — Он по мне плазмой шарахнул, было дело. Прямо у себя в кабинете. Но я его только физически вразумил.
— Как?
— Придавил рот и нос, пока задыхаться не начал, — отвечаю честно. — Так несколько раз. Но я внимательно следил за его здоровьем и убил его совсем другой человек.
— Знаешь, кто?
— Конечно. — Чуть подумав, решаю не скрывать деталей.
Всё равно через некоторое время это не будет иметь никакого значения.
— Но вам имени не скажу, — продолжаю. — Скажу лишь, там было за что. Была бы моя воля, Растопчин бы так быстро и легко не ушёл.
— А как⁈ — Филиппов всё изумляется и изумляется.
— У меня бы он изрядно помучился перед смертью, —
