Странные люди - Маша Старолесская
ПОЛНОЛУНИЕ В ДЕКАБРЕ
Всё началось с того, что Ирка съехала от родителей.
К тому времени бабушкин дом уже год стоял без хозяйского догляда, только отращивал долги за воду, свет и всякое такое, и на семейном совете было решено отправить великовозрастную дщерь, девицу двадцати с небольшим лет, туда. Рекомая девица, копирайтер на фрилансе, к тому времени успела перессориться со всеми родными, потому что образ жизни вела ночной, скрытный, среди родственников-жаворонков громко осуждаемый. Деревянный дом в частном секторе, без канализации и горячей воды, зато с газовым котлом, электричеством и довольно шустрым интернетом казался ей пределом мечтаний.
По крайней мере, так было летом. Тогда она вечерами сидела за столиком под раскидистой яблоней с чашкой чая и увлечённо писала то про новости из мира картонной упаковки, то про смесители для ванн, то — тут она уже начинала чувствовать себя почти экспертом — септики и биотуалеты. Пару раз в месяц к ней заглядывали родители и старший брат, мужчины косили траву на участке, помогали с ремонтом, ходили, цокая языками, вокруг фундамента, многозначительно намекали, что сейчас ещё ничего, а на следующий год надо будет что-то делать, а мама начинала мечтать, что неплохо бы срубить старое дерево, разобрать дровяной сарай и там, на заднем дворе разбить настоящий сад. Она вычерчивала на тетрадных страничках планы, достойные героев Чехова: здесь дом, здесь пруд, здесь — крыжовник, желательно, гибрид без колючек, а к нему пару кустов смородины, сливу, вишню, антоновку, анис и что-то ещё. На этом месте Ирка всегда начинала зевать и проситься поработать.
Сентябрь выдался мягкий, солнечный. Она всё ещё любила выйти с чашкой чая, но ноутбук с собою не брала. Во-первых, сидеть во дворе долго было холодно. Во-вторых, в один отнюдь не прекрасный день большое яблоко сорвалось с ветки и упало в считаных сантиметрах от компьютера, треснуло пополам и истекло сладким прозрачным соком. В эти несколько секунд жизнь пронеслась у Ирки перед глазами. На новый ноут она ещё не заработала. Самостоятельная жизнь требовала гораздо больше денег и сил, чем она думала, пока жила с родителями.
В октябре, когда дни стали короче, а ночи — темнее, папа на полном серьёзе начал звать Ирку обратно в квартиру. Мол, девушка, молодая и свободная, да ещё и живущая одна в частном доме — настоящая мишень для всяких молодых неокрепших и старых пропитых умов, а потому хорошо было бы вернуться в родительское гнездо, под отцовскую защиту. Поиграли в самостоятельность — и будет. Ирка отмахивалась. Она уже вкусила сладкий плод свободы и независимости, пусть ради неё и приходилось мыться в тазике и пользоваться удобствами во дворе.
Брат то ли в шутку, то ли всерьёз предлагал завести большую собаку и даже подкидывал адреса приютов для бездомных животных. Мама тяжко вздыхала, говорила, что собаки — это фигня, и лучше завести мужика.
Ирка, которая и так приезжала к ним, только чтобы принять ванну и постирать в машинке одежду, в такие моменты начинала всерьёз задумываться, что ходить в общественную баню в паре кварталов от дома, а бельё сдавать в прачечную безопаснее для психики. Впрочем, к отцовским словам она прислушалась и с очередного заказа купила перцовый баллончик и шокер. Если бы кто-то вломился к ней в дом, они бы, конечно, не помогли, но с ними Ирке было спокойнее.
В ноябре она первый раз испугалась. Возвращалась под вечер из магазина-стекляшки с большими пакетами и увидела, что на углу рядом с домом стоял высокий мужчина в кожаном плаще и ковбойской шляпе и пристально смотрел в её окна. «Пасёт, значит, — подумала тогда Ирка. — И даже не палится». Она открыла калитку, вошла в палисадник. Незнакомец не сдвинулся с места. Ирка побыстрее подошла к двери в глухом деревянном заборе, отделявшем участок от улицы, стараясь не терять мужчину из виду. Он продолжал торчать на том же месте, будто больше никого рядом с ним не было.
В доме она заперлась на все замки, прекрасно понимая, что если кто-то этой ночью и захочет к ней вломиться, то сделает это через окно. Любое из трёх по фасаду, украшенных резными наличниками. Ирка начала прикидывать, позвонить в полицию или собраться и, наплевав на гордость, махнуть к родителям, признав, что папа был прав…
В ту ночь никто не попытался её ограбить. Она спала, нервно вздрагивая и не выпуская из рук перцовый баллончик, на утро встала больная и разбитая, работала, как в полубреду, и, кажется, пару раз перепутала в туристическом буклете Австрию и Австралию. Ещё вечер или два Ирка тайком, через щель в занавесках высматривала незнакомца на улице, ещё две ночи спала, не раздеваясь и не разбирая тревожного чемоданчика, а потом водоворот дел, правок и претензий от заказчиков подхватил её, и беспокоиться из-за незнакомца в шляпе ей стало некогда.
А ещё у них на улице появилась собака. Огромная псина неопределённой масти, дворняга, но такая рослая, будто её бабушка согрешила по молодости с ирландским волкодавом. Точнее, конечно, не псина, а пёс. В этом Ирка убедилась, когда он остановился аккурат на том месте, где за несколько дней до того стоял как истукан и смотрел в её окна странный мужчина, задрал лапу и пометил угол заборчика. А потом пробежал с пару десятков шагов и, не отрывая от Ирки своих карих, опушённых густыми ресницами глаз, оставил вторую заметку рядом с калиткой.
К вечеру сердобольные старички из дома напротив поставили ему миску с водой и тарелку с кашей.
Пёс, несмотря на внушительные размеры и грозный оскал зубов, оказался дружелюбным до придурковатости. При виде Ирки он вываливал язык, часто дыша, и начинал вилять хвостом, будто намекал, что он самый хороший мальчик на этом гектаре. Первое время Ирка сторонилась его: мало ли, вдруг он бешеный, но пёс не показывал больше никаких признаков болезни, зато подставлял лоб и пузо для почёсывания. Ирка эти знаки внимания игнорировала. «Вот так приласкаешь дворнягу, потом не прогнать будет», — рассуждала она. Пёс, однако, не отступал, и Иркино сердце дрогнуло. В очередной раз зайдя в магазин-стекляшку за продуктами, она положила в корзинку не только хлеб, масло, молоко и кофе, но и большую пачку собачьего корма. Самую лучшую из тех, что
