Бедовый 5. Ведунские хлопоты - Дмитрий Александрович Билик
И что самое противное, начинать нужно с менее приятного.
Я взглянул на солнечное небо с редкими облаками. Даже понадеялся, вдруг Васильича не окажется дома. К примеру, убежит он на свою прогулку, принимать солнечные ванны или еще что. Но нет, старик сидел рядом с кикиморой и о чем-то с ней мило беседовал. Вот только увидев лопоухого рубежника, улыбка исчезла с лица соседа. Меня что, так легко прочитать? Или почувствовал что-то?
— Здравствуй, Матвей. Я заходил недавно, а мне Митя сказал, что тебя нет.
— Да, уходил кое-куда.
Васильич, кивнул, видимо, сразу поняв, о чем речь.
— Марфа, милый ты мой друг, сходи там чай поставь, а мы позже подойдем.
Кикимора, которая будто бы стала плотнее, в груди уж точно, кивнула и заторопилась в дом. Умная нечисть — это замечательно. Не то, что у меня. Еще и не пьет…
Я сел рядом с соседом, который молчал. Будто боялся услышать то, что я мог рассказать. Мне же было необыкновенно тяжело начать. Не находилось нужных слов.
— Матвей, не рви мне душу, — наконец произнес Васильич. — Сделал ты то, о чем я тебя просил?
— Сделал. Был в твердыне Фекой, познакомился с правителем, посмотрел на жителей, даже поучаствовал в битве против тварей.
И неожиданно я стал рассказывать все. С самого начала, упоминая и незначительные детали. Услышав про зеленый хлеб старик даже улыбнулся. Только как-то грустно, как думают о маленьких детях, которые уже выросли и уехали. Я же подробно рассказывал о своем повествовании и кроне даже не потому, что хотел услышать что-то путное от соседа. Просто как мог оттягивал момент своего разговора с Форсвараром о Рехоне из семьи Морт.
Но, как известно, сколько веревочке не виться, а конец будет. Если повезет, то хороший. Если нет, то тебя на этой веревочке и вздернут. Поэтому я все же открыл тайну того, что случилось с семьей вынужденного беглеца, после его исхода с Изнанки.
Когда я рассказывал о том, что Рехона вместе с матерью изгнали из Фекоя, Васильич скрипнул зубами и сжал кулаки. А взгляд его источал такую ненависть, что я невольно забеспокоился за себя. Заодно вспомнил все истории про гонцов, которые приносили дурные вести.
Когда я стал повествовать, что Рехон вернулся обратно в Фейкой рубежником, грудь соседа невольно поднялась, а на губах заиграла горделивая улыбка. А как еще не гордиться сыном, который вопреки всему доказал миру свое право на существование?
Но итоговой точкой рассказал стала смерть жены Васильича и исход Рехона из твердыни. Вот тогда сосед, который и прежде с большой амплитудой катался на эмоциональных качелях, сник окончательно. Вся его горделивость, ненависть, счастье, и радость вдруг померкли. Васильич превратился в старика, раздавленного жизнью.
Он обхватил лицо морщинистыми ладонями и замер так, без всяких звуков и движений. Я понимал, что сейчас делает правец. Плачет.
А я сидел, как истукан, не зная как поступить. Да и что тут сделаешь или скажешь? Я соболезную? Простые слова, которые не облегчают боль. К тому же, это было шестнадцать лет назад. Сколько воды уже утекло, чего только не могло случиться? Шанс, что Рехон жив настолько минимален, что…
Я бережно взял Васильича за плечи, обняв соседа. Хотелось хоть как-то приободрить его или разделить боль старика. Вот только как?
— Куда, говоришь, он ушел? — наконец произнес правец.
— В Нирташ. Так сказал Форсварар, нынешний правитель Фекоя.
— Один из трех больших городов Круга Богатства, — ответил Васильич. — Сначала я хотел отправиться туда, но жена забеременела, а после началась война между тремя городами. Там всегда терпимо относились к тем, кто не похож на остальных. Пришлым и отверженным. Как ты думаешь, Матвей, есть вероятность, что он добрался туда?
Наверное, будь я настоящий рубежник, то сказал бы как оно было на самом деле. Зачем давать старику ложную надежду. Человек должен быть сильным и справляться со всеми тяготами, которые на него сваливаются. Слабые не выживают. Так меня приучил мой рубежный мир.
Вот только существовал еще один. Там, где воины отдают жизнь друг за друга, где есть место чести и отваге. И тот мир был мне намного ближе. Поэтому я вздохнул, понимая, что к своим многочисленным проблемам прибавляю еще одну. О которой, скорее всего, очень сильно пожалею.
— Есть, — сказал я. — И я постараюсь узнать, что стало с твоим сыном.
Глава 2
Наверное, у каждого бывает, когда сделаешь доброе дело, а потом жалеешь об этом. Не из-за того, что ты плохой человек. Просто примерно понимаешь последствия своей доброты и невольно ужасаешься от того, что предстоит сделать.
Когда я уже вышел от Васильича, то мысленно заорал. Какой Нирташ, какие города Круга Богатства, какой, в конце концов, отверженный рубежник по имени Рехон, пропавший шестнадцать лет назад? Вот и Лихо была примерно такого же мнения.
— Любишь ты, Матвей, без мыла во всякие неподобающие для этого отверстия сс… влезать.
— Хоть ты не зуди. Будешь плохо себя вести, на Слово уберу. Там кроме голубей разговаривать не с кем.
— Ишь, сс… какой обидчивый.
— Я не шучу.
— Молчу, молчу.
Кстати, о Слове. Я вытащил из рюкзака подарки от Шуйского. Меч, табличку, очки, ингредиенты тварей, кусок лунного серебра, в общем все, что в ближайшее время не нужно, я убрал в тайник. А подвеску, которую помыл утром, надел. Хватит мне приключений, связанных с изнаночным хистом. Каждая собака меня в этот промысел тыкает. Чувствую себя, как звезда больших и малых театров. Что интересно, Трубку с Лихо оставил. Несмотря на то, что ее комментарии порой были очень едкими, расставиться я с ней не хотел.
— Юния, а количество рубцов рубежники и нечисть все равно видят? — уточнил я.
— Видят.
— Получается, никто и не подозревает, что я маскирую хист. Замечательно.
— Чего делать, сс… собрался?
— Надо наведаться к Костяновской пассии. Но самое важное для начала — забрать машину. Тут не Изнанка, скользить не получится. А без колес, как без рук.
Так и поступил. Вызвал такси и доехал до завода. Зверь стоял там же, где я его и оставил. Чуть припорошенный пылью, все-таки парканул я его возле дороги, да в небольших разводах на лобовухе — видимо, дождь прошел. Но я не торопился сесть и уехать.
Говорят, что всех
