Вестники Темной Луны - Энн Мейрон
На нее словно волной обрушилась память всего человечества, боль и радость каждого живущего ранее, а после также резко схлынула, оставляя лишь огромную пропасть внутри. Не было более ни огней, ни звезд, ни загадочного шепота незримых созданий. Осталась только пустота.
— Как ты себя чувствуешь? — женщина постаралась проговорить это очень мягко, но в голосе звучало напряжение.
— Я ничего не чувствую, — прошептала Ева, неуверенно глядя на маму, — все прошло.
Выбраться из ванны получилось не сразу. На девушку накатила слабость, конечности будто налились свинцом, а голова гудела от пережитого. Ее вытерли и укутали в полотенце, осторожно и неспешно выводя из комнаты. Она не сразу обратила внимание на пульсирующие на руках вены, но с ужасом и удивлением охнула, когда заметила, что те отливали тусклым желтоватым цветом.
Лукерья ставила на кухне чайник, когда Ева опустилась рядом на стул, показывая ей запястья.
— Что это, мама?
— Подожди минутку, милая. Мне нужно кое с кем поговорить, и я все тебе объясню, — женщина вышла из комнаты, и Ева услышала, как она набирала номер на телефоне в спальне.
Она оставила дочку одну, а та уже спустя мгновение начала копаться в собственных мыслях, что ранее были полностью забиты неизвестными голосами и мелодиями. Девушка плотнее укуталась в уже влажное полотенце, и задержала взгляд на чайнике. Все происходящее казалось безумным бредом, и Ева ни за что не поверила бы в подобное, услышав от кого-то. Но это случилось не с кем-то, а с ней самой.
Если буквально несколько минут назад внутри все кипело, то сейчас холод проникал под кожу, вгрызаясь в кости, а морозный воздух, предвестник надвигающейся зимы заставлял вздрагивать мокрую насквозь Еву. Полотенце уже не помогало, а потому она стянула его с себя, протирая длинные волосы.
Ей не сразу бросился в глаза их неестественно яркий оттенок, но, когда девушка обратила на это внимание, была готова закричать вновь.
«Не может быть», — ноги подкосились, когда она попыталась встать, и все же сумела направиться в ванную, к зеркалу, отражение в котором стало неузнаваемым.
В ушах гудело от пронизывающей тишины. Она была громче музыки, криков, любых звуков. Громче тишины оставались только лишь мысли, в остальном же — она оглушительна. Ева смотрела на юную девушку с глазами цвета оливок и бледной кожей. Черные круги и неизменно искусанные губы не были чем-то удивительным, в отличие от огненно-рыжих волос, что ранее были русыми, тусклыми и практически бесцветными. Пряди прилипли к шее, груди и спине, разглядеть их не составляло труда. Они практически горели, как и вены на руках.
— Ева? — Лукерья заглянула в комнату, остановившись в дверном проеме, и замерла, заметив испуганный, непонимающий взгляд дочери.
— Ты знаешь, что со мной? — Ева перешла на шепот, коснулась кончиками пальцев зеркального стекла и отошла на пару шагов, едва сумев успокоить дыхание и проглотить ком в горле.
— Боюсь, что да, — женщина взяла ее за руку, вновь возвращаясь на кухню. Чайник уже кипел, а через пару мгновений по комнате разлетелся приятный аромат успокаивающего чая, — ты помнишь Филиппа? Твоего дядю, мы жили с ним, когда ты была маленькая.
— Мы же не говорим о нем, — девушка немного неуверенно проговорила это, вновь садясь на стул и сажая себе на коленки кота, — ты просила никогда не упоминать его.
Лукерья запнулась. Она поставила перед дочерью кружку и села напротив, коснувшись ее продрогших ладоней своими.
— Я совершила большую ошибку, когда решила, что тебе ничего не нужно знать. Я знаю, что происходит с тобой, но надеялась, что этого не случится. Что это не затронет тебя, как не затронуло меня, — женщина на какое-то время замолчала, наблюдая за реакцией Евы и позволяя ей хоть немного понять, что происходит, — я не могу рассказать тебе многого, но мой брат может. Тебе нужно поехать к Филиппу, потому что с ним однажды произошло то же самое. И с ним ты будешь в безопасности.
В глазах Евы читалась паника и непонимание. Она сжала руки матери и поймала ее еще более растерянный взгляд.
— О чем ты говоришь? Причем здесь Филипп?
— Вы связаны. Ты сама все чувствовала.
Девушка покачала головой, отчетливо вспоминая все, связанное со своим дядей, но не видела никакой связи между ним и образами, появляющимися только недавно в сознании.
— Я никуда не уеду… — слезы предательски потекли по щекам, — мне нужна твоя поддержка.
— Прости меня, но ты должна, — Лукерья попыталась улыбнуться, хоть как-то скрыть свою печаль, но отчаяние дочери разрывало ее на части.
— Скажи хотя бы, что со мной? — она едва не перешла на крик.
— Сегодня предрешилась твоя судьба.
Глава 3
Алиса
Она хочет закричать, но не может вымолвить ни звука. Она хочет убежать, но не может сдвинуться с места.
Огромная библиотека в самом центре Игналины встретила Алису резким запахом пыли. Здесь не было ни одной живой души, и только пожилой библиотекарь сидел в углу приемной, не спуская глаз с единственной посетительницы.
Его внимательный взгляд пробежался по бледному лицу девушки, золотисто-красным волосам, заостренному носу, тонким губам, и остановился на черном костюме, что не облегал ее тело, оставался свободным, но все равно позволял Алисе выглядеть эффектно. От нее исходил легкий аромат пепла и свечей, ледяных озер и зимы, а каждая клеточка тела источала холод. Он видел ее впервые, но был уверен, что знает всю свою жизнь.
Любой, кто смотрел на нее со стороны, видел некое подобие двуличности во взгляде, походке, манере речи.
Она выглядела отталкивающей и манящей одновременно, как потаенные людские страхи и желания, мрачной, как густой непроходимый лес, чистой, как вода в горных реках. Таинственно знакомой, но неизвестной.
И каждый, кто ловил ее взгляд, тонул в непроглядном омуте.
Девушка не произнесла ни слова, заходя в основной зал, заставленный стеллажами с книгами, брошюрами, журналами. Названия многих произведений, особенно стоящих в глубине, невозможно было прочесть из-за слоя въевшейся пыли, углы были надорваны, а некоторые и вовсе остались без обложек, и лишь она одна, книга в бархатном голубом переплете, лежала в первом ряду, нетронутая, чистая, словно кто-то специально принес ее сюда только вчера. На обложке золотистыми буквами было написано: «Σελήνη2», больше не было ничего — ни автора, ни рисунков, корешок оставался полностью пустым.
