Я вернулась - Ирина Александровна Ростовцева
— Не всё, — Маша побоялась выглядеть впечатлительной дурой и скрыла правду.
— Да? Ничего рассказать мне не хочешь? — пристально поглядывал на Машу врач.
— Не хочу, — упорствовала Маша.
— Не хочешь, вот и гуляй по городу. А в санаторий больше не пущу, — внезапно рассердился Михаил Исакович.
— Да я не скрываю ничего. Просто странно как-то всё. Вы не поверите, — испугалась Маша ссоры с доктором.
— Поверю. Ты знаешь, я всему поверю. Наш город стоит на разломе древних гор и в нём происходит много такого, во что в других городах обычно не верят, — Михаил Исакович, сложив руки на льняную в крупных маках скатерть, приготовился слушать.
Маша, сначала сбивчиво, затем увереннее рассказала события вчерашнего дня.
— А больше ничего не происходило? — Михаил Исакович слушал внимательно, не перебивал и в дуры записывать Машу не спешил.
— Происходило. Много чего, — Маша рассказала про другие, накопившиеся за несколько дней странности и, вспомнив, расплела косу. Михаил Исакович рассеянно потрогал доходившие почти до колен волосы, потёр подбородок и вышел из комнаты.
Выдохшись, Маша опустилась на стул, допила холодный чай и хотела позвать Михаила Исковича, как он вернулся в комнату с фотографией в руке.
— Пожалуй, я смогу тебе помочь. Вот, познакомься — это мой внук, Дима. Он исследователь, собиратель городских легенд, как сейчас говорят — блогер, — с фотографии на Машу смотрел молодой, не старше двадцати лет, симпатичный молодой человек, — Сейчас он в горах с друзьями, но мы с ним очень близки, и я знаю о Другом Городе ровно столько, сколько и он. Ты, Маша, выжившая, ходившая по грани жизни и смерти, заглянувшая в иной мир. Ты можешь видеть Другой Город, он приходит к тебе, потому что помнит. Узнаёт и показывается тебе.
— Значит…?
— Да, это не девочка похожая на тебя. Это ты. И это очень плохо, — Маша вслушивалась в каждое слово. — Тогда, в детстве, ты так часто переходила границу жизни туда и обратно, что часть тебя не успела и осталась жить в Другом Городе. Произошёл разлом. Эта девочка, не старясь и не болея, живет часть твоей жизни, часть твоих эмоций, твоих впечатлений. Причём самую яркую, самую насыщенную часть. Потому что она ребенок и её восприятие острее и непосредственнее. Тебе нужно её убить.
— Что? — Маше показалось, она ослышалась.
— Убить. Тебе никогда не казалось, что ты живешь не свою жизнь? — голос старого врача звучал твердо и уверенно, — Не такую насыщенную, успешную как хотелось? Что тебе постоянно что-то мешает, отнимает силы? Вот, это она. Убьёшь её — заживёшь как следует.
— Вы что? Я кота наказать не могу. Убить? Прям жизни лишить? Нет, я не смогу, — Маша не сомневалась в себе.
— А ты не спеши. Вспомни, подумай. Иди, я почитаю Димины записи, как это сделать и наберу тебе. А ты подумай, и подумай хорошо.
Всю обратную дорогу Маша прошла пешком. Мысль, сначала дикая и страшная, с каждым шагом казалась ей убедительнее и правильнее. Все неудачи и ошибки, упущенные шансы, тяжёлые обстоятельства и проблемы можно было списать на одну причину. Более того, устранить эту причину и зажить счастливо. Дойдя до дома, Маша прилегла на кровать без сил на дальнейшие размышления.
Проснулась, уверенная и решительная, когда город начал погружаться в оранжевые сумерки.
«Надо, значит надо. Сделаю и забуду. Никакая это не маленькая девочка. Это порождение какого-то Другого Города. Не человек вообще. А я человек», — Маша зло перетрясала рюкзак. Вспомнив, что не ела целый день, она хотела позвать хозяйку, но позвонил Михаил Исакович и назначил встречу в кабаньем лесу.
Если было на свете место, в которое Маша никогда не хотела возвращаться, то это был кабаний лес. В детстве он пугал её сучковатыми высокими деревьями, морщинистой корой, мокрыми чёрными листьями, прилипающими к подошве. Лес был тёмен, сыр и холоден, но она вернётся и сделает что потребуется
— Вы мне объясните, что мы ищем? — шумно вдыхая прохладный воздух, Маша еле успевала за доктором.
— Сучок. Особый такой сучок. Им можно убить ребёнка. Я сказал, ты не запомнила, — Михаил Исакович суетливо разгладил карман куртки. — Смотри внимательно, ты его увидишь.
— Как я пойму? Подождите! — врач, не оглядываясь, уводил Машу в сторону от протоптанных дорожек.
После часа пути по погружающемуся в ночь лесу Маша устала и присела на трухлявую корягу.
— Ой, здравствуйте. А вы же в горах, — из-за широкого ствола вышел высокий молодой человек и Маша сразу его узнала.
— Дима! — кинулся к внуку доктор.
— Привет, дед, — молодой человек держался на удивление холодно с родственником.
— Что происходит? — Маша ощутила себя полностью потерянной и разбитой.
— Я не в горах. Я давно умер, — Маша разглядела в темноте бледную кожу и серую одежду юноши.
— Диму убил Другой Город, — доктор не сводил с внука взгляд. — Забрал себе. За то, что он выдавал всем его тайны. Я знал, что ты приведёшь меня к нему!
— Так вы что? Меня сюда только для этого притащили? Диму своего увидеть? А девочка? Кто она? Вы соврали мне? — Маша резко встала, но ноги подкосились и, закачавшись, опустилась на корягу.
— Обманул, обманул, — легко согласился доктор и улыбнулся. — Ты останешься здесь. А мы с Димочкой пойдём. Да, Дима? Пойдём, внучок, домой.
— Дед, ты о чём?
— А что? Она видит Другой Город, он принимает её. А мы пойдём, пойдём скорее. Ты всё равно никому не нужна! — Михаил Исакович резко обернулся на свою бывшую пациентку.
— Что ты, дед? Мне не уйти отсюда, — Дима грустно разглядывал доктора.
— Она очень ценная для них. Я сразу понял. Город согласится обменять её на тебя. Она должна остаться! А ты жить. Жить! — завизжал старый врач и кинулся к Маше. Внук оказался быстрее. Он зажал деда в крепких объятьях, пока тот, брыкаясь и брызгая слюной, размахивал неизвестно откуда взявшимся ножом в сторону Маши.
— Бегите, Маша, бегите! И не бойтесь входить в Другой Город. Там есть не только Тень, но и Свет. Другая вы — это Свет. Ваш маленький ребёнок, ваша сила, — Михал Исакович, устав биться, повис на руках внука и тихо плакал.
Маша поднялась, поправляя лямки рюкзака и приготовилась расспросить Диму подробнее.
— Неет! Стой! — старый доктор принялся вырываться с новой силой, и Маша побежала, спотыкаясь, через лес на мерцающие сквозь деревья огни.
После пережитого, Маша три дня пролежала больная под бдительным уходом Тамары Васильевны. Выздоровев, она сначала хотела немедленно уехать, но передумала. Оставшиеся дни отпуска гуляла по городу постепенно привыкая к внезапным проявлениям Света и Тени. Старалась их
