Охра - Рина Рисункова
Его вопрос, направленный скорее в воздух, нежели ко мне, не подразумевал ответа и скорее походил на размышление.
– Лучше подкиньте полотенце.
– Да, конечно, прости.
Абориген без сознания лежал оседланный Себастьяном. Профессор склонился над ними.
– Вот что за блядство!
– Профессор, полотенце!
– Да-да… Прости.
Я закуталась. Жеро подошел к Себастьяну.
– Как он, живой?
– Да я его слегка. Хотя… профессор, посветите.
– Себастьян, с нас три шкуры снимут, если ты его задел посмертно.
Я возмутилась:
– Так за дело.
– Не будь жестокой. Он впервые видит белую женщину. Да и вообще… – Жеро махнул на меня рукой. – Вроде дышит. Слава богу, давай-ка, Себа, мы его перетащим на лежанку.
– Что? Он будет лежать с нами?
– Франка, не шуми. Ну правда, ты видимо не туда отправилась, тебе бы в Дисней Ленд.
– Он попытался меня…
– Да понятно, что он пытался. Естественно, он с нами спать не будет. Уложим его под навес, где он и ночует.
– Благодарю.
– Не нужно. Им запрещено находиться в исследовательских пунктах.
– А что если он проснется и захочет отомстить?
– Кому? За что? За то, что полез куда не следует? Я думаю он не совсем уж чучело. Да-да, Себастьян, я за ноги.
Я забралась к себе, на верхнюю полку. Там, прикрываясь полотенцем, я и оделась. На первом ярусе кое-как валялись вещи Жеро. Профессор закрыл ноутбук и потёр ладони.
– Ну что ж, садимся к столу, отметим удачную охоту.
– И второе рождение.
– Да брось, Франка. – Жеро достал из шкафа рюмки. – Кто что будет пить?
Мы ели из мисок, полностью нашпигованных пюре. Скорее такая доза более подходит для английского мастифа, чем для человека, но сейчас мы неплохо перекликались со сворой псов. Две пустые бутылки граппы под столом. Я пожелала «спокойной ночи» первая. Себастьян рухнул на матрас минут через сорок. Охотник – самый стойкий, убрал посуду и снова открыл ноутбук.
Я проснулась от многоголосия.
Радио.
«…выступил со срочным докладом…»
Я прижала подушку к лицу.
«…поставки новых самолетов заморожены…»
Голова кружится.
«…аннулировали многомиллиардный контракт на покупку трехсот пассажирских самолетов Unitarair PIK92…».
Рыжеет за тканевыми стенами. Жеро, в проводах за рабочим столом, разбирался с бумагами. Все в той же одежде.
– Доброе утро. Вы не ложились?
– Доброе. Почему? Я встал около часа тому назад. Смешно, но я и забыл про тебя, спишь тихо. – Жеро чихнул и поменялся в лице. – Ладно, вставай потихоньку. Себастьян, уже что-то приготовил.
– Что?
– Какую-то кашу.
Я скривилась.
– Хоть на молоке?
– На сгущеном.
– Вы уже завтракали?
– Я выпил кофе с какой-то бадьей.
– Какой?
– Которую нашел.
– А что…
– Франка, встань и посмотри. Когда ем, я не особо вникаю что именно.
– Вы чем-то взволнованы?
– Воспаление спадет, когда я погружу анеха, и собственно, тебя в самолет.
– Что случилось?
– Та девица, новая защитница, успела отягчить нам дела. – Жеро тяжело выдохнул. – Не суть.
– Темпераментная девчонка. А что с аборигеном?
– В каком смысле?
– Живой? Без претензий?
– Франка, я занят. Начинай собираться.
Я умылась и вышла к фургону. Несмотря на розоватую облачность – светло. Анех уже упакован. Смуглый и Себастьян сидели у походной печки. Смуглый не подавал виду на вчерашнее, но левая часть лица его распухла. Себастьян черпнул мне в кружку геркулес. Как же пресно.
– Без сахара?
– Разумеется. Сахар любят лошади, учуют его, даже спрессованный в мешках на складе. А на лошадей соберутся анехи – тогда пиши пропало.
– Разве охотникам это не на руку?
– По-твоему, здесь круглосуточная гостиница туристов с винтовками? Местные не стреляют в зверей. А прятаться в сопливых шатрах – смешно.
Я обратилась к аборигену:
– Почему вы не защищаетесь? Анех не так гуманен к человеку.
Смуглый покачал головой. Себастьян поднял с земли костяной шарик:
– Он не понимает тебя.
– Ты можешь спросить?
Себастьян со смешком перевел мой вопрос Курзэну.
– Он не понимает тебя.
– Что именно ему не понятно?
– Все.
– Он издевается?
– Почему? Рзжджэ йик рподзлнрг. – Себастьян повторил вопрос аборигену. Тот только пожал плечами. – Курзэн не понимает, что ты хочешь от него. Смуглый загаганил.
– Тебя это забавляет?
– Безусловно. Смотреть как ты задыхаешься. – Себастьян улыбался. – Они живут по другому времени, в другом мыслительном направлении, Франка. Он не насмешничает, когда не может понять тебя. Он не знаком даже с теоретической возможностью убийства. Анех может разделаться с человеком, но наоборот… это как?
– Не понимаю.
К нам выбежал профессор:
– Поели? Собираемся! Вечером обещают туман.
– С чего вдруг в апреле?
– Себастьян, ты как в первый раз здесь.
– Как раз таки не в первый.
Мы сели в пикап. Смуглый махал нам в след.
Жеро возился с картой.
– Так, судя по всему, до Придата мы доберемся через четыре часа. Если заметите анеха, придется еще и поохотится.
– Профессор, сколько анехов вы обычно привозите с поездки?
– Максимум трех. Это за двадцать лет. А так и один – отлично.
Себастьян спросил, кто заберет вертолет.
– Конкистадоры отгонят его на базу.
– Мне показалось, что тот абориген не шибко был вам рад.
– Я могу его понять, Франка. Мы все-таки разрушаем их жизнь. Они никогда не смогут ассимилироваться, этот народ другой, полярный нам. Встреча с людьми для них достаточно болезненна, а мы постепенно наводим здесь свои порядки.
– Как вы считаете, когда перебьют всех анехов, сюда можно будет перебраться?
– В каком смысле, я не понял. Имеешь в виду построить здесь города?
– Вроде того.
– Если только для сумасшедших. Когда отстрелят последнего анеха, то перекинуться на лошадей. Затем пески сами выжгут местных. И вот, на Земле, плюс один сепсис.
Я ликовала. Какое счастье, даже не верю, что впереди показался оазис. После душной консервы, мы остановились у источника. На другой стороне, над водоемом склонилась лошадь. Она отличается от привычной домашней. У этой более тонкая шея; покровная шерсть как у изабелловой масти, но прилично длиннее, если сравнивать – как у гладкошерстной кошки, за счет шерсти жилистости почти не видно. Ноги высокие и тонкие, особенно пять, крутой пястный подъем. Репица широкая, блики на голубоватых волосках гривы. А главное – глаза. Я видела породистых кобыл с голубыми, зелеными, но глазницы лошади Охры похожи на человеческие – защищены лобными дугами и черной шерстью над веками. В чем еще разница? Нет существенной, но животное выглядит по инапланетному, опасно.
Мы сели на песок. Я вытянула загорелые ноги, хоть что-то приятное, и любовалась лошадью.
– Какие они красивые. Почему их не ловят?
– Запрещено. Эта особь водится только здесь, в особом климате. Эти лошадки слишком чувствительны. У всех образцов останавливалось сердце,
