Опасные манипуляции - Роман Феликсович Путилов
— Хорошо, — сказало отец: — дальше можешь не боятся, через эту дверь никто чужой не пройдет. Ты поняла меня?
— Да, папа, я тебя поняла. — я почему-то сразу поверила отцу.
Через пару дней отец натянул на двери новый дерматин, темно красного цвета.
Следующей ночью я проснулось от холода, с кухни заметно тянуло прохладой, по потолку метались странные рваные отсветы, как будто на кухонном столе горел костерок, доносилось невнятное бормотание. Я испугалась, хотела встать и выбежать на кухню, но в странной скороговорке, доносящейся до меня, узнала голос отца, и поняла, что безопаснее сделать вид, что я сплю. Мое появление на кухне вызовет, в самом лучшем случае, ругань в мой адрес. О худшем варианте не хотелось даже думать. Через некоторое время, которое я провела, выглядывая в щелку из-под одеяла, шум на кухне затих, отсветы на потолке исчезли, в квартире установилась тишина.
На следующее утро отец украсил входную дверь декоративными гвоздиками, правда такого рисунка я не видела ни у кого, больше всего узор на двери напоминал странные буквы и фигурки зверей, которые в учебниках истории можно увидеть в разделе «Наскальная живопись древних людей». Да и гвоздики были какие-то странные, черного металла, чуть кривоватые, но на фоне красной кожи это смотрелось даже стильно.
Глава вторая
А так бывает?
Я смотрелась в зеркало, мы с отражением были довольны друг другом. За прошедшие летние дни волосы выгорели на солнце и удачно дополняли загорелую кожу, юбка мини плотно облегала стройные бедра, пухлые губы пикантно приоткрыты, позволяли увидеть краешек белоснежных зубов, грудь уверенно приблизилась к двойке, глаза смотрели наивно и бесхитростно.
— Что встала, одна что ли? — мерзкий голос одновременно с болезненным толчком под ребра мгновенно разрушили очарование момента.
Моя ответная реакция была почти безукоризненна — аккуратное движение бедром, и мерзкое существо с воплем отлетело в сторону. Полет был недолог, ноги существа заплелись, руки судорожно схватились за висящий на вешалке плащ отца, треск рвущийся материи сопровождал падение вниз плаща и маминого пальто. Улыбка непроизвольно растянула мои губы, но, к сожалению, ненадолго. Через мгновение, из-под кучи одежды появилась до невозможности перекошенная девичья физиономии, обрамленная иссиня-черными локонами и квартира наполнилась пронзительным визгом:
— А что она меня бьет!
Тут же раздались приближающиеся шаги. Ну вот, я в очередной раз наступила на грабли. Мерзкое существо, не прекращая вопить, торжествующе улыбалась. Ну да, я опять попалась ей на крючок. Да и насчёт мерзости физиономии я немножко преувеличила. По общепринятым каноном красоты, существо не вполне мерзкое, а, по мнению многих, даже весьма симпатичное.
Возможно, если бы я не жила в этой квартире, и я бы так считала. Но, увы, я живу здесь, и ничем иным, чем мелкой пакостью эту девочку я считать не могу. А как бы вы относились к особе, которая последние десять лет, каждый день отравляет вашу жизнь, пусть даже это родная сестра Стелла. В коридоре потемнело. Фигура отца заполнила дверной проем. Он аккуратно выдернул сестру из кучи упавшей верхней одежды. Та, содрогаясь от рыданий, прижалась к нему, трогательно обхватив его талию тонкими ручками. Голос малютки прерывался всхлипами, тело дрожало. Прижав голову к боку отца и судорожно втягивая воздух между горестными всхлипами, девочка лепетала:
— Она меня, а я ничего…
При этом Стелла успевала показывать мне язык и корчить рожи. Твёрдый взгляд отца привычно придавил меня:
— Убери здесь, извинись перед сестрой, после чего идёшь к себе, читаешь учебники. И не смей до вечера выходить из комнаты.
Казалось, его слова звучат не только в ушах, но и непосредственно в моем мозгу, тело, подчиняясь жесткому императиву, привычно выполнило чужую команду, наклоняясь к вороху одежды.
Пульс зашкаливал, душа бессильно кипела, глаза выжигали выступившие злые слезы, меня всю вывернуло от обиды и злости, ведь я ни в чем не виновата, но руки уже тянулись к плащу отца, раскинувшему рукава, как крылья огромной черной птицы. Отец умел заставлять. Я не понимала как, но мое тело двигалось отдельно от меня, параллельно моему разуму, бессильно наблюдающему за механическими движениями моих рук, выполняющих чужую волю.
Я подняла залитые слезами глаза. Отец холодно и отстраненно смотрел на меня, его губы кривились в неприятной улыбке. Счастливое лицо сестры выглядывало из-за угла. Это окончательно взбесило меня, показалось, что ледяной столб, пронзивший меня всю, от мозга до пяток, вдруг треснул, я вновь обрела власть над собственным телом, кисти разжались, плащ отца с шумом упал на пол. Я выпрямилась во весь рост, гордо вскинула голову в попытке не дать вылиться слезам, наполнившим глаза. Надеясь, что присутствующие не увидят моих слез, я отчеканила:
— Я ни в чем не виновата, я не буду убирать за Стеллой.
После этого, не опуская взгляда, обулась и вышла из квартиры, держа высоко голову и пытаясь идти энергичной, легкой походкой. Изумленные лица отца и Стеллы придавали мне сил.
Это было великолепное лето. Я жила у бабушки и была счастлива. Мама несколько раз по телефону уговаривала меня вернуться домой, но, в конце концов, согласилась с тем, что до конца каникул я поживу с бабушкой. Казалось, что злые шкоды младшей сестры и жесткое давление отца остались где-то в другой жизни, а лето будет бесконечным. Я обожала вечером сидеть на бабушкиной кухне, пить ароматный сбор из трав, наслаждаясь тем фактом, что никто грубо и скандально не прервет этот тихий и спокойный вечер. Я расспрашивала бабушку о ее жизни, наших предках, ее молодости и молодости мамы.
Свет мы не зажигали, кухню слабо подсвечивал фонарь на столбе, ветерок слабо раскачивал ветки сирени за окном. Голос бабушки, добрый и родной, негромко вещал в маленькой кухне старой «хрущёвки», мою душу наполняла негромкая мелодия, мне казалось, что я маленькая лодочка, покачивающаяся не легкой зыби небольшой спокойной речки. Я как бы видела со стороны два женских силуэта, сидящих за старым столиком,
