Сушеные уши - Лами Кой
– Да все «по делу».... Эти ваши правила дурацкие…
– Говоришь все еще, как ребенок, хотя уже вроде как и взрослый, – рассмеялся полуорк.
– Ага-ага. Просто голос у тебя грубый, демонический – вот я о чем.
Тут к ним неловко подошел другой стражник.
– О! А это мой напарник! Ты с ним уже виделся. Он та еще размазня, хотя такой же красавец-полуорк, как и я. Кстати, его зовут Фенг, а меня Гел. На самом деле Фенг – мой подопечный, поскольку в страже я служу не один год и уже давно являюсь здесь командиром. – Фенг в ответ на это кивнул и расплылся в улыбке.
Когда троица была уже в пабе, а усы нового приятеля Георга все в пене, он снова спросил вора:
– Так чего ты хочешь? Я и ребята благодаря тебе уже знаем, кого казнить следующим утром. Так что проси, что пожелаешь.
Догус Флинт, как его называли чаще всего в Рихтер-Хане, снова спрятал свои серые глаза, глядя в чашку с рыбой. Худая рука его нервно задрожала, а когда он снова посмотрел на стражников, лицо его несколько покраснело, будто парень готов был заплакать, как девка молодая.
– Я хочу увидеть свою сестру. Через связи с определенными людьми я узнал, что она в этом городе. Я хочу снова встретиться с ней.
Полуорк, которого звали Гелом, переглянулся с добродушным напарником, не до конца понимающим все происходящее.
– Да не вопрос! Мы правда ожидали, что ты выберешь чистую честь, дом и место в наших рядах, но если это твой выбор, то так тому и быть, хе-хе! Как зовут твою сестру?
– Стефания. Дома мы звали ее Стешей. Только она мне была сводная, жила со своей матерью, а не со мной.
Стражник, как показалось Георгу, побледнел, далее он подавился и прокашлялся. Гел снова посерьезнел и огрубел, так что выглядел уже, как при первой их встрече.
– Говоришь, с матерью жила? Ну да, читал я о такой в твоем деле… Будет тебе встреча с сестрой. Если ты так сильно этого хочешь. Один раз повидаться можно.
«А ты действительно читать и писать умеешь», – удивился парень, но ничего не сказал ввиду своей благодарности.
– Спасибо… – тихо ответил вор, но из-за общего шума в пабе полуорк его не услышал, и дальше они допивали последние стаканы молча.
В конуре, которую для себя как-то нашел Догус Флинт, он долго не мог заснуть, вспоминая сестру, переставляя в голове события в этом дне. «Неужели эти лопухи действительно без меня не могли решить такую легкую загадку? А что насчет щепки? Это точно вообще улика? На вид обычное дерево… Что же здесь могло быть такого? Обоняние все же у меня не настолько идеальное, чтобы с ходу точно опознать любую породу в этом чертовом мире. Что же это может быть? Какой-то местный колдун похищает людей со своего города и явно с окраины и еще из королевства, но при том остается нераскрытым… Будто на самом деле местным гвардии и страже все равно… Этот колдун пытается подставить какую-то девушку, явно любящую свою внешность. Волос был качественным: не сухим и не ломким. Напротив: он хорошо блестел и даже сохранял в себе запах. Хотя как тут поймешь? По-моему, циркачка та с разными глазами тоже выглядела ухоженно. И почему она вообще так пристала ко мне? Может, она работает на стражу? Да, если бы не она, я бы сейчас столько денег имел… Эти полуорки ведь мои вещи мне так и не вернули. Жлобы», – все размышлял вор, пока не уснул.
На утро из своей конуры вырвал Георга Флинта все тот же стражник.
– Доброе утро, Догус! Сегодня казнь! Публичное сожжение ведьмы!
– Ведьмы? – удивился вор, просчитывая, может ли та быть в роли того же некроманта.
Когда они поднялись на холм с великими белыми воротами к замку Александрии и с большой площадью напротив, в клетке возле бревен для костра, парень увидел ту циркачку, что врезалась в него в первый день пребывания его в этом городе. Один глаз ее был болотно-зеленым, а другой серо-голубым и чистым, как ясное небо. Тело ее было все в веснушках и родинках, особенно на сгибах локтей, за шеей и под коленками, а с головы свисали испачканные грязью и кровью сосульки рыжих волос. «А ведь у моей сестры тоже были рыжие волосы…» – больно вспомнил Георг, но тут слегка воодушевился от вчерашнего обещания Гела, пусть воодушевление это и было смешано с опасениями и даже тревогой.
Толпа народу все собиралась перед костром, чтобы посмотреть, как сожгут ведьму.
Тут на глазах Догуса девушка преобразилась внешне: тело ее очистилось в миг от всех следов веснушек и родинок, а обе радужки глаза стали серо-голубыми. Форма лица стала округлой, сделав его миловидным, и вор вдруг узнал в циркачке свою сестру. Когда Флинт вопросительно посмотрел на полуорка, тот ответил ему, когда тот еще не успел ничего сказать:
– Я же обещал тебе встречу с сестрой. Вот она: ведьма, которая мучает город своими нападками. Сотни жизней уже она унесла. Вы, поди, не виделись давно… И вот какой она стала. Теперь ты видишь, маленький вор?
– А с чего вы взяли, что она ведьма?
– А ты посмотри ей в глаза: сразу понимаешь, что она ворожея, поскольку видит она самую твою душу. А как она меняет облик? Инквизиция не просто так существует на земле.
Не успел Георг два раза оглянуться, и его Стешу уже привязали к столбу, а бревна подожгли, прочитав молитвы для изгнания из тела девушки демона. Крик, разрывающий сердце, доносился и за стенами Александрии. Запах жареного мяса вызывал у многих аппетит… Вор не успел заметить, что на столбе его сестра уже была с отрезанными ушами. Его вырвало на землю, но полуорк похлопал его и не дал уйти с площади.
На следующее утро Георг решил придти домой к Гелу и попрощаться, но хотя он был уверен, что точно подошел к нужному зданию, дверь ему никто не открывал.
– Папаш! Я знаю, что сегодня тот самый день, когда ты должен быть дома! Открывай! – бился к нему воришка.
Но тут щелкнул замок, и на крылечке появилась маленькая беленькая девочка с торчащим из рта маленьким клыком. Глаза ее сильно опухли и покраснели, на щеках застыли непросыхающие слезы, а плечи ребенка постоянно дрожали.
Догус забеспокоился. Он ворвался без приглашения в дом и нашел полуорка мертвым на полу. На столе стояло странное блюдо. Когда парень вынес его на улицу, на свет, он увидел на тарелке кучку сушеных эльфийских, человеческих, орочьих ушей. Сдерживаясь, как обычно умел это делать Догус Флинт, особенно перед дочкой недавнего
