Лилит Сэйнткроу - Возвращение мертвеца
Чего хочет бабочка – снова стать куколкой? Или гусеницей?
«Вспомни. Вспомни «Риггер-холл».
К горлу подкатила желчь. По телу пробежала легкая дрожь. Я ее сразу почувствовала – дикую панику, которая впилась в меня, как иголки, терзая душу и память.
«Эй, Дэнни, – зашелестели безгубые ночные кошмары, – думала, от нас гак легко отделаться, да? А вот и нет. Ну-ка, где там наши страхи? Тащите их сюда, ребята, пусть Дэнни немного подергается. Как ты на это смотришь, детка?»
– Почему меня так трясет? – спросила я у темноты.
Я глубоко вздохнула и только тогда почувствовала, какой в доме спертый воздух. Видимо, я давно не занималась уборкой, а Джейс не обращал на такие вещи внимания. К тому же нас целыми днями не было дома.
«Жалость – не самое главное твое достоинство», – услышала я голос Йедо, который, прозвучав у меня в ушах, сразу замер, словно упал на дно колодца.
Левое плечо вновь раскололось от боли. Я согнулась пополам, и меня вырвало; волосы рассыпались по плечам, кинжалы полетели на пол. За тот год, когда я старательно корчила из себя великую охотницу за преступниками, ни черта не изменилось.
И не изменится.
Джафримеля больше нет.
Я упала на четвереньки, упершись коленями и ладонями в холодный и твердый пол. Мир стал серым. «Сейчас у меня будет приступ, а рядом никого нет, и никто не поможет». Защитные линии дома тихо звенели, реагируя на мое состояние, словно кто-то водил пальцем по краю хрустального бокала.
– Ты не бросишь меня.
Голос – словно старый добрый виски. Такой знакомый.
Я встрепенулась.
Подняла голову. Ничего – только моя собственная прихожая, железная вешалка, зеркало, желтая полоска света, пробивающегося из-под двери кухни. Джейс забыл выключить его.
– Ты не бросишь меня в одиночку скитаться по земле.
Этот голос оторвал меня от пола, заставил подняться, а затем с силой отшвырнул к двери; он проходил сквозь меня, как волны энергии, прогоняя серую тьму.
«Меня треснуло привидение». Внезапно я рассмеялась. Открыла глаза, вновь увидела пустую прихожую. По подбородку стекала тонкая струйка черной крови – я опять прокусила губу. Ничего, сейчас все пройдет как обычно.
– Какая я везучая, – пропела я. – Везучая, везучая девочка, я везучая девочка, лучшая в мире некромантка.
– Данте, – внезапно услышала я, и от этого шепота холод пронизал меня до самых костей.
– Послушай, так нечестно. Вернись!
Спохватившись, я закрыла ладонью рот и прислушалась. Я слушала. Тишина. Я сжала пальцы в кулак. Осторожно. Нужно быть очень осторожной. Нужно сдерживаться, чтобы никому не причинить вреда. Люди. Долгий вздох, затем голос – который я узнала бы скорее, чем собственный, – коснулся моей щеки.
– Накорми меня…
Я окинула взглядом прихожую. Пусто. Во всем доме никого нет.
Никого – ни одного человека. Или демона. Ничего. Ничего, кроме меня, затхлого воздуха, разного барахла и устоявшегося запаха Джейса. Пыль и запах печали. И все.
«Отлично. Мертвые говорят со мной вовсе не так, как мне это нужно. Вечно они все делают не так. О нет».
Взрыв внезапного сумасшедшего веселья испугал меня и привел в чувство, как приводит в чувство холодная вода, которой брызнули в лицо истерички.
«Я взрослая, – сказала я себе. – Я уже взрослая, черт меня подери!»
Оторвавшись от двери и путаясь в длинном платье, я начала подниматься по ступенькам на второй этаж. Как вдруг, остановившись на середине лестницы и внезапно потеряв равновесие, едва не грохнулась.
Ниша была на месте. Черная урна тоже.
Склонив свою прекрасную голову, на меня смотрел Анубис. Стоявшая перед ним чаша с вином была пуста.
Бог принял мой дар.
Лепестки роз увяли. Высохли. Словно их кто-то высосал.
– Бред какой-то. – Плечо болело. – Мне нужно поймать убийцу. Убийцу, который использует глифы пожирателя, чтобы чертить магические круги церемониалов. Мне не нужны встречи с призраками…
Но встреча с призраком Джафримеля – это все же лучше, чем тоска по нему.
– Это ты говоришь со мной?
Черная урна насмешливо смотрела на меня.
– Пожалуйста, скажи, что это ты.
Разумеется, ответа не последовало. Ничего, кроме потоков жаркого воздуха и легкого покачивания статуэтки Анубиса, словно бог хотел привлечь к себе внимание.
Я взглянула ему в глаза. Что это – галлюцинации или он в самом деле слегка улыбается?
– Я скучаю по тебе.
Я сказала это богу. Голос срывался, я задыхалась. Я не лгала. Как это было здорово – меня постоянно кто-то защищал, поддерживал, подбадривал. Как мне сейчас этого не хватает! Бог смерти – самый страшный бог. Его боятся даже нихтврены.
Даже демоны.
Наверное, поэтому я и стала некроманткой. Беспомощная, закованная в ошейник девчонка с высоким коэффициентом Мейтсона, благодаря ему взятая под опеку Гегемонией, сирота, попавшая в «Риггер-холл», где ребенок либо находил себе защитника, либо был обречен.
Смерть – лучший защитник. В то время я не боялась смерти; я знала, что умереть для меня было все равно, что упасть в объятия возлюбленного.
Целыми месяцами я мучительно ждала окончания очередного дня, занимаясь то одним делом, то другим, двигаясь словно сомнамбула. Я томилась от тоски, поджидая очередной прогулки с Льюисом, но я становилась старше, и он уже не мог приходить ко мне так часто, как мне бы хотелось. У меня оставались только книги.
По ночам я зажигала фонарик и читала под одеялом все, что приносил мне Льюис. Когда читать больше не было сил, и глаза закрывались сами собой, я погружалась в огненно-синий транс смерти.
Это меня и спасло. Я была избранной – и благодаря Льюису и его книгам, и благодаря смерти, которая меня выбрала. После гибели Роанны я полностью ушла в себя, постепенно научившись быть самодостаточной и жить, словно внутри прочной раковины. У меня были только книги и этот голубой свет, который, проникая в самое сердце, придавал мне сил. Так я смогла выжить.
Я не пропустила ни одного занятия по теории магии и не провалила ни одного экзамена по классике. Я стала одной из лучших учениц школы, переняв от Льюиса его любовь к знаниям.
Но что важнее всего – я уже не сомневалась, что смогу выжить. Лью дал мне самое главное для ребенка чувство: понимание того, что его любят. И хотя в школе по-прежнему практиковались жестокие наказания, некоторые из наших учителей были настоящими педагогами, мастерами своего дела. У «Риггера» было одно достоинство – там меня научили контролировать свои способности, научили разбираться в людях, дали возможность почувствовать свою силу.
И всегда, всегда рядом со мной находилась смерть.
Я была еще слишком мала, чтобы входить в ее голубой хрустальный зал или приближаться к мосту, но я чувствовала на себе внимание моего бога, оно давало мне силу, не позволяя впасть в ступор или превратиться в дергающегося невротика, как происходило с остальными детьми. Иногда, даже во время самого жестокого наказания, я закрывала глаза и видела голубой свет, языки синего огня и, чувствуя на себе взгляд бога, моего бога, твердила себе, что буду сильной.
И я выжила.
Когда же Мирович погиб, расследование закончилось, а школу закрыли, я решила поступать в Академию. Но для этого полагалось сначала пройти Испытание, мучительный экзамен для тех, кто собирался стать аккредитованным некромантом, когда психику человека проверяли весьма необычным и жутким способом. Как можно встретиться со смертью? Только когда ты мертв. Мы же, некроманты, встречаемся с ней постоянно, и, значит, каждый раз как бы умираем. Впрочем, у меня было одно маленькое преимущество: перед Испытанием я не сомневалась, что пройду его успешно. А когда все закончилось, и я быстренько закрасила несколько седых волос, чтобы выглядеть как настоящая некромантка, я покинула школу, дав себе слово никогда туда не возвращаться. И не вернулась. Вперед, только вперед, не оглядываясь.
И все же я не раз задавала себе вопрос: вперед, но куда? Ответа на него я не знаю до сих пор. Знаю только одно: я никогда не поверну назад.
Да, но ведь есть Кристабель, которая просит меня вернуться.
– «Риггер-холл», – сказала я, глядя в глаза статуэтке. – Я же поклялась туда не возвращаться.
«Ты должна это сделать». Глаза бога, равнодушные и безжалостные, смотрели в самую душу. У смерти нет любимчиков – она всех любит одинаково. «Если не можешь убежать – дерись; если не можешь драться – терпи». От этих слов бога – даже не слов, а мыслей, которые отозвались в моем сознании, – по телу пробежала сильная дрожь, даже колени подогнулись. На первом уроке в школе на меня надели железный ошейник. Так нас приучали к терпению и послушанию. Потом это повторялось снова и снова. Позднее, когда я уже начала думать, что не выберусь из школы живой, где-то в самой глубине моего сознания прозвучал тоненький, как ниточка, голосок, который сказал: «Ты выживешь». Так и получилось.
