Думер - Игорь Нокс
Поэтому подошел еще ближе к стонущему Генке, вынул нож и перевонзил чуть рядом. Он заслужил.
Подошел Царь, вынул этот же нож и воткнул его чуть ниже, ближе к животу — причем воткнул глубже, по самую рукоять.
Генка кашлял, корчился, сопел.
Подошел еще один раб. Бывший раб… И яростно перевонзил нож в толстую шею.
Ассоль тем временем добежала до допросной, отперла дверь, что-то сказала запертым там стукачам. Или теперь бывшим стукачам? Этого не знаю. Уцелевшие бандиты скрылись, сейчас их в тоннеле видно не было. А вот «высвобожденные» из допросной выходили и смотрели, как другие рабы, проходя мимо Генки, втыкали, втыкали и втыкали этот нож.
Это был словно ритуал очищения. Генка, вероятно, уже был мертв, но почти каждый переступающий через его труп втыкал нож в новое место. Крови было много, но кровь не так страшна, как некоторые люди, пока они живые.
Готовых идти дальше становилось все больше. Я видел в их лицах надежду. Одни подбирали с пола пистолеты, другие обыскивали трупы бандитов, третьи искали, чем можно вооружиться в цехах. Впрочем, от общей массы рабов это было даже не большинство. Я не ходил по коридору, но точно знал, что в хатах осталась сидеть едва ли не половина от общего числа.
— Ты как?
Ассоль подошла с пузырьком перекиси, начала осматривать мои раны. Говорить не хотелось, я едва стоял на ногах.
— Ты одаренный, да? — спросила она. Не столько спросила, сколько сказала это утвердительно. — В тебе пули. Обычные люди с такими ранениями не живут.
Глава 15
— И ведь молчал столько времени, — укоризненно проговорил Лебедев. Во рту у него уже была сигарета, добытая из кармана куртки одного из убитых бандитов.
Сил не было даже чтобы усмехнуться. А хотелось. Одаренный? Молчал? Да я в этом вашем мире вторые сутки, чтоб вас! У меня до сих пор не укладывается в голове существование сверхсил, а Лебедев так легко подкалывает, словно это нечто в порядке вещей.
— Выпей.
Ассоль протянула мне жидкость в колбе. Одной рукой заботливо придержала меня за затылок, словно опасалась, что я завалюсь назад, а другой поднесла горлышко ко рту. Глоток удалось сделать с трудом, но когда сделал, процесс пошел лучше.
Вот они какие, эти ваши зелья, значит.
Пищевод и желудок наполнились холодком, на коже прямо на глазах начал выступать пот. А еще…
Я не столько осознавал это, сколько чувствовал. Пока пил, осколки на моей спине начали быстро «вылезать» из кожи и отваливаться. То же самое произошло и с несколькими пулями, застрявшими в руке, спине и груди. Организм их «выплевывал», не желая принимать инородные объекты. По полу раздавался стук падающих пуль и осколков, а я все пил, пил, пил…
— Что я такое… — проговорил я, рассматривая свое тело так, будто оно не было моим.
— Что ты такое… — протянул один из рабов, молодой парнишка.
— Нужно собираться, — подал голос Лебедев. — Они в любой момент могут нас поджарить.
Я кивнул, окидывая взглядом тоннель.
— Вы свободны! — закричал я, чтобы услышали все. — Все свободны! Мы уходим отсюда.
Пока я кричал, Ассоль поднесла мне олимпийку — одну из тех, что выпали из коробки. Протянул руки в рукава, застегнул молнию. Посмотрел на Мишаню: тот умер быстро, потому что помимо ранения в живот позже кто-то выстрелил ему в лоб. Жалко мужика, один из первых пошел на этот риск. Главное теперь, чтобы остальные не закончили так же.
Никто не решался идти вперед меня. Разумно. Теперь мне и самому не терпелось вновь испытать свое «нечто», нащупать границы возможного. Хотя кого я обманываю… Все, чего я сейчас хотел — это выбраться отсюда, попутно отправив на тот свет как можно больше бандитов, если таковые встанут на пути.
— Почему они не идут? — спросил я у Ассоль, глядя на то, как Лебедев прощался с Иванычем, который оставался в нашей хате.
— Это… сложно понять, Артем.
Неожиданно вздрогнул, когда Ассоль назвала мое имя. Первая за последние дни. Первая в этом мире. Разумеется, она его знала — я назвался еще когда меня принимали. Шрам тогда вел запись. Хм…
— Слушай, мне нужна информация о… Даже не знаю, как выразиться. Обо мне, об этом мире. Что мы можем взять с собой?
— Точно не здесь. — Ассоль пожала плечами. — Здесь вообще не хранят ничего ценного. А о тебе они знали лишь то, что ты им сказал. Вообще, отсюда даже рации брать бессмысленно — разрядятся без станции. А вот мне собраться нужно!
Не успев это договорить, Ассоль метнулась в свою комнату. Не закрывая за собой дверь, принялась копошиться в шкафу, срывать со стены плакаты, перебирать кассеты. Остальные были уже готовы, если здесь вообще можно было говорить о готовности. В конце концов, если мы расчистим путь, за оставшимися рабами могут уже спокойно вернуться.
Если изначальный план заключался в том, чтобы выходить наверх переодетыми, выглядеть как бандиты, то теперь в этом не было нужды. Тем не менее, народ радостно расхватывал одежду — никому особо не хотелось уходить в лохмотьях. Рабы рыскали по карманам, хватали деньги, сигареты, срывали перстни с рук, золотые и серебряные цепочки с шей.
— Ассоль! — позвал я девушку, видя, что ее сборы все никак не могут прекратиться. Казалось, она хотела унести с собой все — даже огромный магнитофон.
— Щас! — отмахнулась она.
— Все ты не унесешь.
Ассоль металась по комнате, судорожно вчитывалась в названия кассет, шарила по выдвижным ящичкам.
— Ассоль, пора, — напористо произнес я.
— Готова.
Ассоль традиционно закинула на шею наушники, в карман — плеер. На плече висел рюкзачок. Вся ее строгость и властность куда-то запропостились, теперь она была похожа на самую обычную растрепанную школьницу или студентку. Разве что в широко раскрытых глазах читалось что-то такое тягостное, грустное.
Лестница наверх ожидаемо заканчивалась запертой дверью.
— Отступите, — приказал я остальным, заставляя их укрыться позади.
Сосредоточился. Секунду ничего не происходило, потом я представил вместо двери Генку. И Шрама. И графов Медведевых. Сразу задул поток ветра, но и только лишь.
Тогда я, рыкнув, резко сделал шаг, махнул вперед рукой, словно бил невидимого противника, и дверь начала сминаться, словно ее бил великан. Удар, второй, третий — и она срывается с петель, вылетает вперед
