Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной [litres] - Евгений Юрьевич Лукин
Дылда глуповато осклабился и поправил рогатый шлем:
– А чё они…
– Во-первых, не «чё», а «что», – прервал его толстяк. – Во-вторых, не ябедничай… А в-третьих, взялся жечь – жги дотла. – Проткнул брошюрку насквозь и сунул кончик штыря в огонь. Бумага вспыхнула и вскоре обратилась в подобие лохматой чёрной розы, усыпанной росинками искорок. Вернул железяку владельцу. – Марш в танцлагерь – и чтобы никаких мне больше аутодафе!
Вокруг жизнерадостно загоготали и всей гурьбой шумно схлынули в сторону школьного двора. Молодой педагог мрачно сутулился над бумажным пеплом, по которому при малейшем движении ночного воздуха разбегались ало-золотые кружева. Потом осведомился отрывисто:
– Что это было?
– Что именно?
– Ну вот то, что ты сейчас жёг…
– «Молот ведьм», – ворчливо отозвался толстяк.
– А серьёзно?
– А серьёзно – пособие для родителей. «Как узнать, не вовлечён ли ваш ребёнок в ролевые игры».
Казалось, услышанное скорее огорчило молодого человека, нежели обрадовало. Как тут не огорчиться: зря, получается, переживал! Не Белинского и не Гоголя жгли поганцы на радостях, а всего-навсего методичку, которой бы он и сам при случае, не колеблясь, растопил мангал.
– Это так опасно?
– Что именно?
– Ролевые игры.
– Кое-кто полагает, что да.
Разворошили хворостиной пепел и двинулись в обратный путь.
– Чёрт его знает, – уныло молвил молодой. – Может, они и правы…
– Ты про Клару Карловну? – уточнил толстяк.
– Позволь… А при чём здесь…
– Клара? У-у-у… Принимала самое непосредственное участие в составлении этой, с позволения сказать, брошюрки.
Они пронырнули сквозь дыру в проволочной сетке и вновь оказались на школьном дворе. Чернели акации, белели катальпы. Ночь была прохладной и влажной.
– Нет, я понимаю, когда ролевые игры используются психологами, – расстроенно продолжал молодой. – Но когда становятся самоцелью… Как хочешь, а есть в этом что-то ущербное. В детстве, что ли, не наигрались?
– Так у них детство-то ещё не кончилось.
– Да я не про наших… – Молодой скривился. – Я ж тебе рассказывал уже, как в мае по грибы сходил. Ну, про битву эту… несостоявшуюся… Взрослые дяди: один в канцелярии Президента работает, другой – вовсе монах…
– А монаха, случайно, не Аскольдом кличут? – усмехнувшись, уточнил старший товарищ.
Спутник его был настолько озадачен таким вопросом, что даже приостановился. И очень вовремя, ибо, одолей они ещё десяток шагов, пришлось бы им перекрикивать грохот динамиков.
– Ты его знаешь?
– А как же! В прошлый раз он у меня Парцифалем был.
– То есть?..
– Слушай, Савелий! Или ты склеротик (что как-то неловко, согласись, в твои годы), или… Я тебе сколько раз говорил, что я – мастер игры?
– Я думал, ты шутишь… – растерянно сказал молодой.
* * *
На втором этаже их ждал неприятный сюрприз в виде Клары Карловны, завуча по воспитательной работе. Подтянутая, сухая, моложавая, она стояла посреди опустевшего коридора и хищно следила за порядком. Исполненные правоты немигающие глаза, горестно-беспощадная складка рта, свойственная в основном убеждённым алкоголикам и педагогам со стажем. Ни словом не попрекнув неизвестно где отсутствовавших коллег, чьи обязанности ей пришлось взять на себя, Клара Карловна молча двинулась к дверям своего кабинетика. Пост сдан – пост принят.
– Савелий Палыч, – внезапно приостановившись, обратилась она к тому, что помоложе, – зайдите…
Тот, что постарше, взгляда удостоен не был.
Савелий Палыч немедленно почувствовал себя виноватым и, неловко вздёрнув плечи, прошёл в кабинет, где в глаза ему сразу же бросился плакатик, которого он тут как-то раньше не замечал. Хотя вполне возможно, что типографское изделие прикрепили к стене совсем недавно. «Народ уничтожают со святынь, – значилось на нём. – Леонид Леонов».
– Садитесь, – сказала завуч, с загадочной гримаской обравнивая стопку сложенных посреди стола брошюрок.
Почему-то это дикое сочетание женского рода с мужским («сказала завуч») ничуть не вредило её облику и даже придавало ему некую завершённость.
Савелий Павлович сел, нервно оглаживая косую прозрачную бородку и взглядывая временами на зловещую цитату. Вроде бы предостережение, однако при желании фразу можно было истолковать и в методическом плане.
– Как вам нравится этот шабаш? – с непонятной интонацией осведомилась Клара Карловна.
– Шабаш?
– Я имею в виду: вся эта сатанинская символика, мечи, свастики…
– Свастики? На ком?
– Хотя бы на Савельеве. На вашем, между прочим, выпускнике. Двадцать второго июня, между прочим! В день, когда фашистская Германия вероломно напала на наше Гоблино…
– Позвольте! – ошеломлённо произнёс Савелий Палыч. – Я только что с ним разговаривал. Нет на нём никакой свастики! Шлем с рогами – да… А свастики никакой…
– Где шлем с рогами, там и свастика, – сказала завуч. – Вы что, не улавливаете связи?
– Нет-нет, Клара Карловна, уверяю вас, не было свастики!
– Я похожа на сумасшедшую?
– Э-э-э… – Молодой педагог запнулся в растерянности, тут же осознал всю глубину своей бестактности, пришёл в ужас и принялся сбивчиво оправдываться: – То есть… я хотел сказать… полумрак, светомузыка… могло показаться…
– …что я похожа на сумасшедшую, – безжалостно завершила фразу Клара Карловна.
– Н-нет… я в смысле…
Без особого интереса она смотрела на его конвульсии. Затем беспощадно сложенные губы завуча дрогнули в удовлетворённой полуулыбке. Похоже, Клара Карловна полагала, что видит всех насквозь, и весьма высоко ценила это своё качество.
– Возьмите ознакомьтесь, – сухо произнесла она и, сняв верхнюю брошюрку, подала её Савелию Палычу.
Тот встал, принял тоненькую серую тетрадку, озадаченно поблагодарил. «Как узнать, не вовлечён ли ваш ребёнок в ролевые игры» – значилось на обложке.
– Распишитесь, – сказала Клара Карловна, пододвинув выведенный на принтере перечень фамилий. – И не надо на меня так удивлённо смотреть. Это первые сто экземпляров.
«Девяносто девять», – мысленно уточнил Савелий Палыч, вспомнив костерок на пустыре. Делать нечего – расписался.
– Я вижу, вы не понимаете, насколько всё серьёзно, – с горечью произнесла завуч. – Жаль. Очень жаль… – Убедилась, что слова её произвели должное впечатление, и продолжала, будто наизусть и не для одного слушателя, но для целой аудитории: – Под видом, казалось бы, невинной игры идёт вытеснение православной духовности скандинавским язычеством – хуже того! – фэнтезийной эрзац-культурой… Вы не согласны? Вы хотите возразить?
– Нет, я… – Савелий осторожно прокашлялся. – Просто, понимаете… в мае я ходил по грибы…
– По что?!
– По грибы… – с неловкостью повторил он.
Незримая аудитория исчезла. Клара Карловна была настолько сбита с толку, что в чертах её – верите ли? – проступило вдруг нечто человеческое, мало того – женственное.
– Какие грибы?
– Шампиньоны…
Они смотрели в глаза друг другу, и, как это часто случалось с Савелием Павловичем, прямодушная наивность его, скорее всего, была принята за особо утончённое издевательство.
– И видел разгон ролевой игры… – поспешил добавить он. – Полицией…
Клара Карловна пришла в себя. Вернулась в образ.
– Что
