Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
Через два дня после того, как подписал, не читая, отказ от владения контрольными пакетами, он взорвался вместе с молодой женой во дворе того самого дома, где чуть подросли берёзы, помнившие смерть его отца.
Земли, на которых стояли склады и производства империи Коровиных, стали Мордухаям костью в горле. Но получить их от сумасшедшей старухи и её не менее сумасшедшей внучки они не могли. Дагмара не вступала ни в какие переговоры, позволяя себе тратить силы лишь на то, чтобы с отвращением плюнуть в очередного посланца, осыпав бессильными проклятиями. Дружба между родами сошла на нет окончательно. Потому что стало предельно ясно, что её никогда и не было. Вдова, которую многие годы вся область знала, как бабу Дагу, замкнулась окончательно и перестала принимать помощь даже от друзей, потому что никому больше не доверяла. Запрещала Миле брать хоть крошку чужого, хотя товарищи Витольда и те, кому он помог, а их было очень много, умоляли старуху одуматься. Корзины с едой, доставляемые раз в три дня к дверям квартиры, разбирали соседи.
Рыгор рассказывал это ровным тоном, без тени эмоций, и я будто читал эту историю в книге. В страшной и отвратительно честной книге о людской жадности и подлости. И меня переполняла та самая багровая ярость, заставляя кровь внутри кипеть и без всяких настоек. Кончилось тем, что я сломал между пальцами столовый нож, который крутил в правой руке, не давая ей слишком уж очевидно сжиматься в кулак.
Мы выпили, помянув Витольда и Георгия. И я задал вопрос, беспокоивший всё сильнее. Долго думал, как подойти, и не придумал ничего лучше, чем опять садануть прямо в лоб:
— Скажи, Рыгор, а ты какое отношение имеешь к роду Мордухаев-Болтовских? — спросил я, отложив осторожно обломки ножа под задумчивым взглядом Василя.
— Историко-архивное, — спокойно ответил он, и пояснил, — мою ветвь лет двести назад признали бастардской, лишив всех прав и привилегий. У Мордухаев это в порядке вещей — они не верят никому и не заботятся ни о ком, кроме себя. Поэтому когда семья начинает разрастаться — рубят боковые побеги. Чтобы ни с кем не делиться ни деньгами, ни властью.
Я кивнул, показывая, что объяснение услышал и, вероятно, даже понял. Хотя подобный подход к отношениям в семье и к понятию о чести понимания во мне явно не находил. Болтовский рассказал, как Витольд помог ему устроиться в комитет, воплотив детскую мечту о честной службе народу и стране. Да, мне повезло нарваться на чекиста-идеалиста, в духе самых первых представителей профессии. А в том, что Рыгор говорил правду, сомнений не было даже у внутреннего скептика. И они с Василем искренне переживали за судьбу Дагмары и Милы.
Василь, владелец «Корчмы» и ещё нескольких заведений в Могилёве и за его пределами, тоже считал себя обязанным Коровину и его семье. Когда-то давно Витольд организовал и оплатил операцию его матери, подарив той еще десяток лет жизни и возможность понянчить внуков. Такое не забывают и о таком не врут. А ещё добрый корчмарь оказался представителем совершенно противоположной Болтовскому социальной среды. Об этом вышел интересный и довольно странный разговор.
— Дима, а кто за тебя может слово сказать? — не сводя с меня внимательных голубых глаз, спросил он, крутя в руках две половинки от сломанного мной ножа.
— Петя Глыба, — подумав, ответил я. И добавил, — Аркадий Бере, если знаешь такого. Саша Колесо и Слава Могила.
— Если я сейчас Аркадию позвоню — он подтвердит мне, что знает тебя? — в этот раз на лице кроме усов зашевелились и брови, подскочив наверх.
— Да. Там, правда, утро раннее сейчас, разбудишь, наверное — предупредил я и полез вилкой за квашеной капустой, которую здесь делали как-то вовсе особенно. На ржаной соломе, наверное. Но вкусно было очень.
— Скажи, Рыгор, а твое ведомство не планировало как-то вмешаться в это паскудство, что Мордухаи творят столько времени? — прожевав, поднял я глаза на комитетчика.
— Они постоянно в разработке, Дим. Смотрим, слушаем, следим — да всё без толку. Хитрые они и опасливые, не оставляют концов, за что потянуть можно хорошо. А на одном мотиве далеко не уедешь — трактовать всё можно очень по-разному, сам понимаешь. Тем более в областном суде в прошлом году один из них окопался плотно. Словно сам чёрт им ворожит! — и он вскинул было руку, чтоб треснуть по столу кулаком, но задержал уже над самой столешницей и, дотянувшись, взял бутылку и разлил нам остатки настойки.
— Один-единственный раз за полтора десятка лет ошиблись, недели две назад, да только там тоже не выедешь особенно никуда, — закончил он мысль.
А я подумал, что раз пару недель назад чёрт перестал им ворожить — значит, этим совершенно точно надо воспользоваться. Пока ещё какую-нибудь старую ведьму из Преисподней не вызвонили. Внутренний скептик повторил, что он на это не подпишется. Громко. Панически. И снова не был услышан.
— А скажи мне, Рыгор, вот что: такой персонаж как Мишка Мордухай известен ли тебе? — начал я неторопливо.
— А как же, — они с Василем синхронно поморщились, словно я спросил о какой-то гнилой раздавленной жабе под ногами. — Сын Стаса, единственный и любимый. Гнида редкостная, но постоянно под присмотром у старших, иначе давно бы упорол что-нибудь такое, за что мы бы схватились двумя руками с нескрываемым нетерпением и всем нашим служебным рвением. Вокруг него адвокаты днём и ночью вместе с телохранителями кружат.
— А если бы внезапно, чисто гипотетически, нашлись свидетели и потерпевшая, готовые дать показания на него и, предположим, ещё семерых его друзей, достаточные для того, чтобы Миша пошёл, для начала, подозреваемым по очень плохой статье? — поинтересовался я у него.
Рыгор замер, глядя на меня очень пристально. Корчмарь нахмурился.
— А эти семеро и младший Мордухай сами смогут дать показания? — товарищ Колоб взял след.
— Смогут, — уверенно
