Тайна дома № 12 на улице Флоретт - Владимир Торин
– Вы явно не понимаете намеков, так? Вам ведь уже сказали, что здесь есть свой доктор, и ваши услуги не требуются.
Доктор Доу почувствовал исходящее от этого человека зловоние табака «Гордость Гротода», помимо этого от него пахло джином и каким-то дешевым парфюмом, который нисколько не сглаживал упомянутые ранее запахи.
– Что вы себе позволяете?! Отпустите меня немедленно!
Встопорщенные усы заходили ходуном, Драбблоу оскалился, обнажив пару прогалин между зубами.
– Но я-то знаю, что вы здесь шныряете не просто так, – продолжил он, сдавливая крючковатыми пальцами воротник докторского пальто все сильнее и сильнее. Доктор заметил на указательном пальце правой руки Драбблоу большой гербовый перстень – тот показался ему смутно знакомым. – Вы вынюхиваете. Играете во фликов… Очень зря вы влезли в мою квартиру. Что вы пытались там обнаружить?
– Это оскорбительно! – разъяренно проговорил доктор Доу. – Я не влезаю в чужие квартиры!
Драбблоу прищурился, испытующе глядя на доктора.
– Я всегда узнаю́, когда кто-то влезает. Волосок в дверном косяке… Я оставил его. Но его не было на месте, когда я вернулся.
– Я повторяю еще раз. Я не влезал в вашу квартиру. И если вы меня немедленно не отпустите, я буду вынужден позвать полицию. И ваш дружок Шнаппер вам не поможет.
Драбблоу усмехнулся и демонстративно разжал пальцы. Доктор Доу, все еще белый от ярости, поправил одежду.
– Я поузнавал насчет вас и вашего мелкого прихвостня, – сказал Драбблоу, кивнув на Джаспера. – Люди в городе стараются не болтать о «господине докторе из переулка Трокар», но я выяснил, что у вас есть определенная репутация. Репутация человека, любящего совать свой нос в чужие дела. И лучше бы вам уяснить раз и навсегда: мои дела вас не касаются, и для вашего же блага советую вам больше не рыскать по округе и вообще забыть этот адрес.
– Боюсь, это невозможно, – хладнокровно ответил доктор.
– Тогда вы поплатитесь… – Драбблоу угрожающе шагнул к нему, но тут Джаспер воскликнул:
– Не трогайте моего дядюшку! Иначе вам хуже будет!
Драбблоу замер в нерешительности от того, с какой яростью прозвучала эта по сути нелепая угроза. А в следующий миг расхохотался.
– Заточил зубки, хорек? Ну надо же! Скалься-скалься, пока их все не повыдергивали.
– Сами вы хорек! – дерзко воскликнул Джаспер. – И вы ничего мне не сделаете! И вы ничего не сделаете Китти! У меня есть два друга-констебля, они очень злые и у них всегда плохое настроение. Я им все расскажу о вас! Только попробуйте нас отравить!
Драбблоу переменился в лице. Веселость как рукой сняло, ее заменила собой подлинная злоба. Он угрожающе надвинулся на мальчика, но доктор встал перед племянником, глядя на жильца из девятой квартиры с вызовом.
– Я еще раз говорю, – прорычал Драбблоу, – не суйтесь в этот дом, если хотите остаться целы.
Он напоследок наградил доктора и его племянника парочкой колючих взглядов, развернулся и направился прочь, кутаясь в свое пальто.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать, Джаспер? – спросил дядюшка, глядя ему вслед.
– Нет, дядюшка, – ответил мальчик. – Ты о чем?
– Ни о чем, – сказал доктор Доу, и Джаспер заметил, как на миг блеснул скальпель, который все это время был спрятан в ладони дядюшки.
Скальпель исчез в кармане, но страх Джаспера никуда не делся.
Глава 4. Ужин в темноте, урок музыки и прочие передряги.
– Вам придется выключить ваш зонтик, – сказал профессор Муниш. – Некоторые наши растения не любят издаваемый этими устройствами шум.Доктор Доу кивнул и последовал указанию, после чего профессор толкнул калитку, и под скрип старых петель они вошли в сад Габенского научного общества Пыльного моря.
Доктор Доу не любил сады – особенно вот такие, запущенные и нехоженые. А все из-за одного жуткого случая, который произошел с ним в детстве.
Вместе с сестрой Сиренией они гуляли в саду возле дома и в какой-то момент от сестры сбежал ее кролик Мистер Пуф. В поисках его они забрели в дальнюю, граничащую с лесом, часть сада, куда детям было строго-настрого запрещено наведываться.
Натаниэлю вдруг показалось, что он услышал в кустарнике Мистера Пуфа, но в зарослях был отнюдь не кролик. Открывшееся им с сестрой зрелище так их испугало, что они не смогли и с места сдвинуться – просто стояли и глядели, как это нечто ползет, приближаясь, как оно пускает гнилостные слюни, рыча и скалясь.
Из кустарника выбирался большой мертвый пес! И сильнее всего ужасало отнюдь не то, что он был мертв. А то, что он шевелился. Труп пса оплели тонкие кривые ветви, проникнув под его шерсть, пробив ребра и торча из глазниц. Он сросся с растением, и каким-то чудовищным образом это растение… нет, вовсе не вернуло его к жизни, скорее, запустило в мертвом теле определенные механизмы, и оттого пес вел себя, как живой, несмотря на то, что уже частично разложился. Он походил на куклу с рычагами внутри, которую опытный кукловод заставляет отплясывать, кланяться и раскрывать рот.
Доктор навсегда запомнил, как тогда пришел в себя, попятился и споткнулся, а дохлый пес пополз к нему – насколько позволяли удерживавшие его ветви растения. Он помнил, как пронзительно закричала Сирения…
Они с сестрой убежали, а позже мистер Брютт, их садовник, окончательно убил пса и выкорчевал куст. И все же с того дня мертвое чудовище, ведомое его хозяином-растением, навсегда поселилось в изредка возвращающихся кошмарах Натаниэля Френсиса Доу.
С тех пор доктор избегал посещать старые сады, и идти в сад ГНОПМ ему сейчас совершенно не хотелось. К тому же уже стемнело, а туман сгустился еще сильнее, чем днем. Между тем профессору Мунишу требовалось проверить, как готовится ко сну какой-то его цветок, и доктор Доу вынужденно согласился составить ученому компанию.
Как только калитка закрылась, в саду тут же поселилась тишина. Профессор зажег переносной фонарь, правда, осветить ему удалось лишь пару футов вокруг. У самой калитки начинался узкоколейный рельсовый путь, ведущий куда-то вглубь сада; на нем стояла небольшая прогулочная дрезина.
– К сожалению, она сломана, – сказал профессор Муниш, отметив интерес доктора. – Нам придется идти пешком.
Натаниэль Доу кивнул, и они пошли по выложенной неровными камнями дорожке, по обе стороны от которой замерли узловатые деревья.
