Жаркие летние ночи - Джеки Бонати
– Как это называют в искусстве, Одалиска? – рассмеялся Василек, ощущая себя немного странно, но покорно лежал, как ему сказали. Он прогнулся в пояснице, повернул бедро, и изгибы его тела на миг заставили Костю забыть, что он хотел.
– Ты… в миллион раз прекраснее любой Одалиски, – прочистив пересохшее горло, отозвался он. – Не провоцируй меня, пожалуйста! Мне и так непросто, – он облизал губы.
– Я ничего не делаю, – с невинным видом ответил Вася. – Говори со мной о чем-нибудь, иначе я усну.
– Лучше ты говори, – попросил Костя. – Мне иначе будет сложно сосредоточиться. Рассказывай, как ты первый раз решил выйти к людям, с кем еще знакомился.
– Мм… самый первый раз был, когда я спас крестьянскую девчонку, упавшую с мостков в реку. Она стирала белье и упустила его, потянулась и упала. Я ее вытащил на берег, она отживела. Потом приходила часто к реке, но я редко показывался, тогда еще стеснялся.
Костя слушал с интересом, голос Васи даже помогал, словно вел грифель карандаша, и линии ложились туда, куда им предназначено. Больше всего внимания Костя, конечно, уделил глазам, всем сердцем желая отразить, как они прекрасны.
Он почти не задавал вопросы, но улыбался, когда Василек рассказывал о чем-то забавном.
Так прошло больше двух часов, и, наконец, рисунок был готов.
– Покажешь мне, что получилось? – спросил Вася, увидев, что Костя перестал рисовать. – Или еще нельзя смотреть?
– Можно, – Костя улыбнулся ему и пересел на топчан. – Ну… вот как-то так, – он понимал, что передать красоту Василька рисунком невозможно, но очень старался.
Василек сел, подобрав под себя ноги, и, взяв рисунок, долго и внимательно его рассматривал.
– Это потрясающе. Лучше, чем фотография, – сказал он, наконец. – Ты, правда, видишь меня таким?
– Да, таким, – Костя расплылся в счастливой улыбке и потерся щекой о его обнаженное плечо. – Я бы тебя всю жизнь рисовал, – признался он.
– Я бы с удовольствием позировал. Просто лежишь себе и все, – засмеялся Вася и поцеловал его в макушку. – Ты ведь будешь приезжать ко мне?
– Конечно, буду, – поначалу Костя горячо закивал, но быстро скис. – Только, если меня в армию призовут, в ближайшие два года вряд ли получится. В отпуск если и отпустят, то не раньше, чем через год. Ты будешь меня ждать? – не мог не спросить он.
– Куда же я денусь? Я всегда буду тебя ждать, – ответил ему Василек. – И помни, что, если поблизости будет проточная вода, ты всегда можешь меня позвать, и я приду.
– Надеюсь, там, куда меня отправят служить, будет река, – вздохнул Костя и, обняв ладонями его лицо, нежно поцеловал.
Они снова привычно и незаметно для себя занялись любовью.
Костя хорошо помнил, что сказал Вася, когда они первый раз пошли до конца, и всего себя отдавал их близости, ласкал, целовал, считывал каждый вздох, каждый стон. И все равно ему казалось, что он получает больше, чем отдает.
Но Василек раз за разом доказывал ему обратное. Они испробовали все возможные позы, экспериментировали так, как им только приходило в голову, не всегда удачно, но почти всегда смешно. И были ужасно счастливы, стараясь запомнить каждый момент вместе. Но время уходило.
– Батя твой прислал телеграмму, – сообщил дед, когда они в один из вечеров пили чай на веранде. Было уже прохладно, бабуля куталась в шаль, а с реки полз туман. – Пишет, повестка пришла.
До сентября оставались считанные дни, и это само по себе наводило на Костю тоску, а уж услышав про повестку, и вовсе побледнел. Что и говорить, неизвестность, слухи про службу – было, из-за чего тревожиться.
– Написал, когда я должен приехать? – спросил он, переглянувшись с Васей.
– Пятого числа должен быть как штык в Москве, шестого в военкомат, – ответил дед. – Кончилось лето, парни.
– Боязно как-то в Москву сейчас соваться, – сказала бабушка. – Хорошо, что тебя там не было, когда случился Путч. Еще и в армию. Теперь сплошной бардак будет.
– Последние годы там и так бардак, а сейчас, может, наоборот порядок наведут. Нечего парня стращать, – дед строго посмотрел на жену, но быстро смягчился. – Лучше проводы внуку сообрази, Любавушка.
– Как говорят, лес рубят, щепки летят, – вздохнула бабушка, но наводить панику не стала. Вася незаметно сжал руку Кости под столом, стараясь поддержать.
– Прежде чем ты уедешь, хочу тебя кое-куда сводить, – сказал Вася, когда они уже лежали наверху без сна.
– Туда, где мы сможем остаться вместе навсегда, и мне не надо будет расставаться с тобой и идти в армию? – усмехнулся Костя.
Он бодрился, хорохорился, но страх липкими паучьими лапками все равно разрастался где-то в районе желудка.
– Если бы я знал такое место, – вздохнул Вася. – Но нет, это немного другое. Будем считать это моим тебе подарком на прощание.
– Может, не надо никаких подарков? Так грустно звучит, – Костя свел брови домиком и ткнулся лбом в его грудь.
Но на следующий день, позавтракав, они отправились в свое небольшое путешествие, пообещав к обеду вернуться.
– Я хочу, чтобы ты был в безопасности, – сказал Вася. – Особенно на службе. Как твой дед прошел войну, не получив ни царапины, он тебе не говорил? – спросил он.
– Рассказывал, что Леший в Белорусских лесах ему очень подсобил, – ответил Костя. Дорога была пустынная, так что они держались за руки. – Подробности не рассказал, но, видимо, помогал от фрицев прятаться.
– Заговоренный твой дед. Хозяином Леса, – пояснил Вася. – Я хочу попросить Хозяина Озер и Рек и Хозяина Леса, чтобы и тебя заговорили.
– Ты… уверен? – не то, чтобы Костя не доверял Васиным словам, уж точно не после всего, что было в эти два месяца. – Думаешь, он согласится?
– Я служу ему столько лет и ни разу ничего не просил. Разве что Лешака будет труднее уговорить, но я думаю, сумею уболтать, – ответил Вася, проводя его на тайный остров на Черном озере. Они шли через туман, и Костя вдруг в один миг понял, что что-то изменилось, по спине побежали мурашки. Он снова был в мире Нечисти, как тогда на Купальскую ночь.
Поэтому помалкивал, но держался спокойно. В конце концов, он ведь уже тут был, раз тогда ничего не случилось, то и сейчас они, максимум, уйдут, не солоно хлебавши.
Хозяин Озер сидел на том же сучковатом троне, что и в Купальскую ночь, но теперь у Кости была возможность рассмотреть его получше, и он смог увидеть не только чешуйчатую кожу, но и витые рога, похожие на яблоневую ветвь, и густую поросль, практически, шерсть