Неоновые боги - Кэти Роберт
– Нет, тебе не жаль. Не двигайся, иначе все закончится.
– Не буду. Обещаю.
Я смотрю, как Аид сжимает кулак вокруг члена и, направив его, проводит широкой головкой по моему клитору. Происходящее кажется мне непристойным и неправильным, но я не хочу, чтобы он останавливался. Боже, как возможно, что это возбуждает сильнее, чем секс, который у меня был? Дело исключительно в нем? У меня нет ответа. Не сейчас. А может, не будет никогда.
Он застывает на мгновение, а потом поглаживает меня снова, обводя клитор в точности, как и я кружила по нему пальцами. Задерживаю дыхание в ожидании его дальнейших действий. Будто выудив мысль прямо из моей головы, Аид ведет членом вниз, смачивая его моей влагой. Порочно. Все это запредельно порочно.
Мольба трахнуть меня уже вертится на кончике языка, но я сдерживаюсь. Как бы я ни обезумела от удовольствия, я все же отдаю себе отчет в том, что сегодня довела его до предела. Если потребую большего, велика вероятность, что он даст отпор.
Аид напрягается, прижавшись членом к моему входу, но не успеваю я наплевать на осторожность, как он говорит:
– Подними руки над головой.
Я не мешкаю. Сегодня я не заставлю его долго ждать. Что бы он там ни думал, при должной мотивации я способна подчиняться. Взгляд, которым Аид меня одаривает, подсказывает, что он заметил, как быстро я перестала спорить, когда начала получать желаемое. Подавшись вперед, он вжимает мое тело в матрас, весом пригвоздив меня к нему. А затем двигает бедрами, и внезапно с каждым их медленным толчком его член по всей длине начинает скользить по моему клитору.
Осторожно. Он так чертовски осторожен со мной даже сейчас. Удерживает на месте, но следит, чтобы я не задыхалась под тяжестью его тела. Я бы могла сказать ему, что это гиблое дело, потому что я и так уже задыхаюсь от удовольствия. Я шумно вздыхаю, стараясь не дернуться, подчиниться, не сделать ничего, что может заставить его остановиться.
От неторопливых движений его одежда трется о мою обнаженную кожу. Я бы сейчас отдала правое легкое за то, чтобы он тоже оказался полностью раздет.
Я жду поцелуя, но Аид лишь касается губами шеи и покусывает мочку уха.
– Видишь, как приятно подчиняться, маленькая Персефона? – Его возбужденный член вновь скользит по моему клитору. – Делай завтра, что я велю, и получишь его.
Мысли разбегаются в тысяче разных направлений.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Он слегка ускоряет темп. Пальцы на ногах поджимаются, я невольно выгибаю под ним спину. Аид подхватывает мое бедро рукой и еще шире разводит мне ноги. Малейшее движение – и он окажется во мне. Я так отчаянно этого хочу, что готова умолять его.
Но тело не дает мне шанса. Я кончаю сильно, все мышцы сводит, пальцы на ногах поджимаются. Аид продолжает двигаться, продлевая удовольствие, а потом резко отстраняется и кончает мне на живот. Я изумленно смотрю на жидкость, покрывшую мою кожу, и испытываю абсурдное желание коснуться ее пальцами.
Пока я прихожу в себя, Аид поправляет одежду и садится на корточки. Какой же у него взгляд… Мы еще не занимались сексом, а этот мужчина уже смотрит на меня так, будто хочет оставить себе. Одно только это должно вызвать желание бежать прочь, но у меня нет сил даже на беспокойство. Мы заключили сделку. Не знаю, почему я так уверена, но верю, что Аид не нарушит данное слово. Когда все закончится, он позаботится о том, чтобы я покинула Олимп невредимой.
– Не двигайся. – Он слезает с кровати и идет в ванную. Через несколько секунд возвращается с мокрым полотенцем. Я тянусь к нему, но Аид мотает головой. – Замри.
Я смотрю, как он вытирает меня полотенцем. Это должно заставить задуматься… разве нет? Не уверена, особенно сейчас, когда все еще прихожу в себя после оргазма. Аид кладет полотенце в сторону и устраивается у изголовья кровати.
– Иди сюда.
И вновь какая-то часть меня противится, подсказывает, что я должна упрямиться, но я уже придвигаюсь к Аиду и позволяю ему усадить меня себе на колени. Но промолчать не могу.
– Я не большая любительница обниматься.
– Это не ради объятий. – Он проводит ладонью по моей спине и опускает мою голову себе на плечо.
Я жду, но, похоже, он не заинтересован в продолжении разговора. У меня вырывается смешок.
– Не думай, что ты должен продолжать. Я просто посижу тут в приятном замешательстве.
– При твоей-то репутации ты весьма остра на язык. – Похоже, его совсем не раздражает это обстоятельство. Нет, если я не ошибаюсь, оно его порядком забавляет.
Вздохнув, расслабляюсь в его объятьях. Очевидно, что он не отпустит меня, пока не закончит с этим не связанным с объятьями моментом, а сидеть все это время в напряжении очень утомительно. К тому же… даже приятно так лежать. Только недолго.
– Не пойму, почему ты так удивлен. Ты же признался, что используешь свою репутацию в качестве оружия. Неужели для тебя неожиданность, что я могу поступать так же?
– Почему ты выбрала жизнерадостный образ? Все твои сестры играют совсем другие роли.
Тут я немного отодвигаюсь, чтобы бросить на него недоуменный взгляд.
– Аид… похоже, ты много о нас знаешь. Думаю, читаешь сайты со сплетнями.
Вид у него ни капли не виноватый.
– Ты удивишься, сколько из них можно почерпнуть информации, если читать между строк и обладать взглядом посвященного лица.
С этим я не могу поспорить. Мне тоже так кажется. Усмехнувшись, я снова расслабляюсь, прижимаясь к нему.
– Эвридика не играет, не совсем. Она и впрямь невинная мечтательница, потому и оказалась с этим поганым парнем.
Грудь Аида сотрясается от смеха.
– Ты не одобряешь Орфея.
– А ты бы одобрил, если бы он был в отношениях с тем, кто тебе дорог? Он слишком увлекся образом голодающего художника, особенно если учесть, что он такой же наследник трастового фонда, как и все мы. Возможно, сейчас он считает Эвридику своей музой, но что будет, когда она наскучит ему и он начнет искать вдохновения вне их отношений? – Я прекрасно знаю, что ожидает ее. Эвридика будет раздавлена. Это и впрямь может сломить ее. Мы берегли младшую сестру, насколько вообще можно уберечь человека, который в одном шаге от Тринадцати. Мысль о том, что Эвридика утратит свою невинность… причиняет боль. Я не хочу этого для нее.
– А другие твои сестры?
Я пожимаю плечами, насколько позволяет поза.
– Психея предпочитает оставаться незаметной. Она никогда не дает никому знать, что думает, и порой кажется, что за это ее любит весь Олимп. Она вроде законодательницы моды, хотя делает вид, будто это дается ей легко и совершенно никаких усилий она не прикладывает. – Но порой, когда она думает, что никто не замечает, я вижу ее пустой взгляд. Пока мать не стала Деметрой, у нее не было такого взгляда.
Я прокашливаюсь.
– Каллисто не играет. Она действительно такая свирепая, какой кажется. Она ненавидит Тринадцать, ненавидит Олимп, ненавидит всех, кроме нас. – Я множество раз задавалась вопросом, почему она не уехала. У нее уже открыт доступ к трастовому фонду, но вместо того, чтобы использовать его для побега, она будто еще глубже погрузилась в свою ненависть.
Аид неспешно накручивает прядь моих волос себе на палец.
– А ты?
– Кто-то должен поддерживать мир. – Такова была моя роль в нашей маленькой семье даже до того, как мы поднялись по социальной и политической лестнице Олимпа, а потому мне казалось естественным, что я продолжаю ее играть. Я улаживаю дела, строю планы и всех к ним приобщаю. Это не должно длиться вечно. Только до тех пор, пока я не сбегу.
Я бы никогда не
