Князь Рысев 4 - Евгений Лисицин
худшее, заверял он, что может случиться с тобой, внезапно оказывается не самым худшим, а лишь преддверием к настоящему аттракциону еще только предстоящих неудач.
Воображение спешило облечь Виту в дряхлые одежки вредной, старой колдуньи. Котел, зеленое кипящее варево, сотканные из соломы и человеческих волос куклы…
Гнал эти мысли прочь, вопрошая самого себя — да с какого хрена я взял?
— Добавки, Федя? — вдруг спросила она, а я понял, что последний кусок встал мне поперек горла.
Ну все, воскликнула осторожность, это было уже слишком!
Я вскочил из-за стола. Рука тянулась под полы куртки — схватиться за привычную рукоять пистолета. Вторая искала на поясе клинок.
Ни того, ни другого при мне не было.
Она усмехнулась моим внезапным переменам. Еще мгновение назад мы мирно болтали ни о чем, теперь же все разом изменилось.
Здравый смысл велел мне успокоиться — еще чуть-чуть, и он обязательно всему сыщет разумное объяснение.
Я жаждал неразумных, и у Виты они были.
Поправив волосы, будто осознавая, что я никуда не денусь, она медленно и осторожно встала из-за стола.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Словно на что-то надеясь, я искал в недрах ее умений родовой дар ясночтение — ну а вдруг?
Не вдруг, говорил мне весь ее фальшиво дружелюбный вид. Словно волк, доселе одетый в овечью шкуру, она скидывала один слой маски за другим, наконец, обнажая клыки.
— Рысев. Федор Рысев. Как же я была наслышана о тебе, ты не представляешь. Сколько раз представляла нашу встречу с тобой — кто бы в самом деле мог подумать, что она состоится?
Глаза Виты вспыхнули голубым, словно предлагая мне детскую наивность веры, что зеленое с голубым мерцание — признак добра и справедливости…
— Да что ты, черт побери, такое несешь? — успел спросить, прежде чем татуировки на ее теле ожили.
Мне приоткрылась тайна ее плавных, почти змеиных движений. Сверкнув белоснежной улыбкой, она принялась раскачиваться в танце — люминесцентный рисунок с ее кожи потянулся ко мне вытягивающимися щупальцами.
— Кричи, — усмехнувшись, требовала она. — Визжи от ужаса, проси перестать — быть может, у тебя получится пробудить во мне хоть остатки сострадания?
Мы сцепились с ее щупальцами, словно борцы. Тень с моей спины, чуя ночь снаружи, спешила мне на помощь. Трехрукая, она отчаянно и зло, будто в тщетных надеждах задушить противниц, хваталась за мерцающие отростки.
— Сопротивляешься? Молодец, верха. Мне нравится, когда вы сопротивляетесь.
Я звал на помощь всех демонов Ада. Казалось, еще чуть-чуть — и даже буду рад изгнанному внутреннему. Дьявольская эгида готова была встретить любой урон, я же поспешил влить в себя свежие силы.
Взбухшие, словно от яда, мышцы помогли мне одержать победу. Теперь уже не ее татуировки давили на меня — я держал их в крепком хвате.
Резко дернув на себя, я заставил Виту вскрикнуть, повалиться наземь — она никак не ожидала от меня подобной прыти. Взгляд невидящих глаз скользнул по мне, словно лезвие бритвы. На лице Виты отразился устрашающий, полный ненависти оскал.
Моих плеч тут же коснулся тяжелый, могучий захват — миниатюрная деревянная куколка обещала раздробить мне руку, если я продолжу обижать ее хозяйку.
У ужаса были глаза.
Совсем недавно я сказал бы, что они выглядят, как многоокая крысиная броня, кишащий живой поток. Теперь я был совсем иного мнения.
Заливаясь поддельным смехом, на меня из недр мглы, под тусклым светом мерцающих грибов вышагивали нестройные ряды «Машенек». Словно решив воздать мне за тот разгром, что мы учинили в «Сплюше», мертвыми, неестественно дергающимися чудищами они шагали ко мне.
Стеклянные глаза хлопали, будто обещая заглядеть меня до смерти, кукольные ручонки сжимали крохотные, но способные молоть камни кулачки.
Одна из них рванула ко мне с невероятный прытью. Миниатюрная человекоподобная фигурка блестела свежим лаком, мокрой пощечиной в прыжке опрокинула меня наземь.
Я покатился кубарем, перед глазами двоилось. Осторожность, до того ловившая каждое несоответствие, радостно жалила прямо в ухо — я же говорила!
Впервые в моей жизни люлей мне пытались всыпать самые безвольные существа на свете. Обидней было от того, что у них получалось.
Оскал Виты сменился довольной ухмылкой — не без злорадства она наблюдала, как ее подопечные отвешивают мне один тумак за другим.
Словно оголодавшие по играм, они колотили меня за каждую детскую обиду. За порванное соседним мальчишкой платьице мне прилетело в живот. За попытку бесстыдно заглянуть под юбку две куклы разом всадили мне по кулачку в оба глаза. Сказать, что я лишился зрения — ничего не сказать. Слезы брызнули градом, шишки синяков спешили набухнуть так, словно меня колошматил боксер-профи. Как только голова-то не лопнула.
— Я сделаю с тобой все то же самое, Рысев, что он делал со мной. Слышишь?
Я слышал, знать бы еще, о ком она говорила. Словно побоев мне было мало, от всей души она добавила нарастившими шипы отростками татуировок — меня словно ударили молнией.
Избитый и униженный, я еще никогда не чувствовал себя столь беспомощным.
Вставай — велел самому себе. Вставай — рычало безграничное желание жить.
Мне удалось подняться, а может, попросту дали такую возможность. Утерев рот рукавом изодранной куртки, выплюнув зуб, с диким ревом я бросился за реваншем.
Кулак вперился в нутро одной из драчуний — она хрустнула, разлетаясь в клочья, словно переспелый арбуз. Вторую я встретил пинком, опрокинул наземь — свою судьбу она отыскала под подошвой моего сапога. Первые успехи вскружили мне голову: уже представлялось, как я заломаю Вите руки, завалю на живот, прижму к земле.
И устрою ей хороший такой допрос с пристрастием!
Замечтавшись, я пропустил момент, когда каменная колонна захотела ожить. Словно его собрат из «Ъеатра», голем вырвал самого себя из земли — в лицо мне брызнуло крошево. Твердость камня насмешливо вопрошала — что ты сделаешь, малыш? Поколотишь меня своими маленькими кулачонками?
Я и в самом деле оказался перед ним безоружен. Будь при мне верный Подбирин да горсть магических пуль…
Он шмякнул кулаком рядом со мной — если бы эта махина хотела меня убить, у нее были на то все шансы. Но девчонка велела ей брать меня как демонов — живьем!
Если воплощение поэзии было большим и неповоротливым, младший брат оказался полной противоположностью.
Зная о своей неуязвимости, он подпрыгнул, словно в надежде расплющить меня. Не знаю, что там по поводу «Вита не хотела меня убивать» — инстинкту самосохранения в это верилось с трудом. Рывком он заставил меня уйти в сторону — и тотчас же угодить в захват фарфоровых ручек. «Машеньки» обладали чудовищным запасом сил — стало понятно, кто и как заволок нас с Кондратьичем наверх. Эти-то, пожалуй, и вправду могли бы еще и мраморные изваяния прихватить…
Уши заложило от грохота — казавшийся бесконечным прыжок голема завершился едва ли не взрывом. Земля содрогнулась от пронесшейся под ней ударной волны, сбивая меня с ног.
Встать мне уже не дали. Словно гопники со двора, умевшие нападать лишь втроем и со спины, меня окружали мстительные игрушки. Голем, едва оправившийся от собственного падения, свернулся клубком, стремительно понесся на меня катком. Скорее, инстинктивно, чем в самом деле на что-то надеясь, я выставил перед собой руку. В голове царил сумбур последних мыслей — не о таком бы следовало думать перед смертью, не о таком…
Вита молчала, не собираясь останавливать свои игрушки. Я не видел, но чувствовал, как ее слепые глаза вперились в меня, а уши ждут, когда же я закричу — от страха, боли и обиды…
Я не закричал, лишь успел зажмуриться.
Каменная громада голема вдруг резко сбавила скорость едва ли не у самого моего носа, перескочила поверху. Грубая, рвущая остатки куртки лапища схватила меня за шиворот, словно нашкодившего котенка. Импровизация велела мне лишь поднять руки и выскользнуть из одежки, вернуть себе свободу, но каменный враг будто только того и ждал.
Вторая лапа ухватила меня поперек туловища — от его хвата у сперло дыхание, затрещали недавно восстановившиеся ребра. Словно добычу, он показывал меня своей хозяйке.
Камень был бездушен. Я слал в него один импульс боли за другим, словно в самом деле рассчитывал нащупать внутри него хоть что-то, способное ее испытывать. Негодовал — это
