Истинная для князя тьмы - Айза Блэк
Уверена, все желания отражаются у меня в глазах… Он их читает с легкой усмешкой.
— Mi estrella, все могло быть иначе, — шепчет мне в губы, слова проскальзывают внутрь, спускаются по горлу и обвивают сердце. Во взгляде на сотую долю секунды промелькнуло сожаление и… исчезло…
Сальвадор широко улыбается, взгляд улавливает появившиеся белоснежные клыки, и в следующий миг он вонзает их мне в левую грудь, разрывая ткань платья. Я кричу, выгибаюсь в его руках… И мои крики… увы… не от боли…
Вампир врывается внутрь меня. Остро ощущаю момент, как клыки пронзают кожу и… это лучшее, что я испытывала в жизни. Чувство наполненности и необычайной легкости, хочется отдать ему всю кровь до капли, раствориться в ощущениях, словно я в воде и волны омывают тело, ласкают его.
В Сальвадоре течет моя кровь, прямо из сердца попадает ему в рот, чувствую каждую каплю, что стекает по его горлу, я будто вместе с ней отправляюсь в головокружительное путешествие. Прикасаюсь к тьме, и она не пугает, ее бархат исцеляет, и даже мертвое бездвижье, кажется, гораздо живее всего, что меня окружало ранее. Это полет в невесомость, к запредельным высотам, когда исчезает кожа и тело, есть лишь душа, охваченная неистовым блаженством.
Моя кровь в нем, Сальвадор во мне, по венам течет наслаждение, чистое, яркое, упоительное. Оно дарует силу и подчиняет меня, открывает иную вселенную, расширяет горизонты.
В какой-то момент я уже не могу отделить, где он, где я. Голод, он властвует над нами, и у него сотни красок, он многогранен. А еще у нас общая жажда утолить боль. Она у нас разная, но очень схожая. Князь страдает, что-то не дает ему покоя, съедает изнутри. С каждой каплей крови я всёглубже проникаю в него, хочу познать истину, раскрыть для себя причины. Внутри вампира целая вселенная, окутанная бархатной тьмой, и мне тут комфортно, ощущаю себя на своем месте.
Тело скручивает от спазмов, сладких судорог. Мне больше не нужен кислород, я готова всю жизнь дышать его тьмой. Сила князя струится вокруг меня, во мне, она опутывает мою волчицу, которая бьется в экстазе. Мне дико хорошо и больно, в один миг подбираюсь к пику наслаждения, а в другой меня скручивает агония душевных мук, наших общих. Истерзанные сердца, бьются в попытке обрести успокоение. Мне нужна его тьма, чтобы заживить свои раны. И я в ответ хочу вобрать в себя его боль.
Его, мои эмоции, уже не разобрать, чьи. Жизнь и смерть, сейчас они едины, свет и тьма — две половинки одного целого.
И тут я натыкаюсь на стену. Она перекрывает дорогу в него. Отгораживает. Не дает добраться до истины. И мне хочется выть от беспомощности, стереть руки до костей, но разбить эту стену. Чую, там спасение, наше общее… но оно все дальше и дальше…
Князь вынимает клыки из моего тела. В тот же момент душит безысходность, пустота, образовавшаяся после него, затягивает в воронку новых страданий. Никто и никогда не заполнит пустоты, кроме Сальвадора…
Мне жутко от своих ощущений и мыслей. Я еще нахожусь в другой реальности, плохо соображаю, что происходит. Уже нет алтаря, нет вампиров, только его глаза, подернутые дымкой, шальные, пьяные, там утопают миры, зарождаются новые вселенные.
— Сальвадор… — онемевшими губами смакую его имя. Хочу протянуть руку, дотронуться до лица, провести по волосам, а тело не слушается. Я онемела, не могу пошевелиться, окутанная сладким дурманом.
У него на губах моя кровь. И я задыхаюсь от странного восторга, что он испачкан именно моей кровью, словно помечен. Во мне взыграло чувство собственницы. В данный момент я действительно прониклась обрядом, и часть меня приняла князя как своего мужа. Это дико, непонятно, неправильно, разум отрицает этот факт. Я не могу желать такого союза — это противоестественно. В тысячу первый раз наминаю себе, что Сальвадор мертвец. Не помогает, я ощущаю в нем неукротимый жизненный поток, намного сильнее и сокрушительней, чем во многих обитателях земли.
Сальвадор слизывает кровь, медленно скользит языком по губам. И в мои губы впиваются тысячи иголок, как же я хочу его поцелуя. Какая-то навязчивая мечта… Мне стыдно. Не должно быть так, а с другой стороны, меня не покидает ощущение правильности происходящего. Эмоций так много, что с трудом себя понимаю, заблудилась в собственных ощущениях.
— Горькая, — хриплый голос, а в глазах вспыхивают миллиарды ярких звезд.
Не сразу осознаю, что они лишь отражаются в его глазах. И ощущение полета, не иллюзия. Мы действительно летим в черном тумане, усыпанном звездами. Тьма и яркий свет, дорога ввысь, в неизвестность. А вдалеке вижу очертания двух голубей. Они соприкасаются крыльями, образуя что — то напоминающее черно — белое сердце. Или мне хочется это так видеть.
Яркая вспышка света. Нас подкидывает вверх, оглушает. Последнее, что вижу — его глаза, меня затягивает в них. Дальше сознание заменяет чернота.
Очнулась я на мягкой постели. Огляделась по сторонам, светлая комната. Я на поверхности, сомнений нет. В груди тупая, ноющая боль. Чего-то не хватает. Мне жутко холодно, знобит. Никогда я еще не чувствовала себя настолько одиноко.
— Сальвадор! — зову. А в ответ мне тишина.
Глава 12
Гаспар ликовал. Казалось бы, для него ничего не изменилось, тот же мир, по которому он мог беспрепятственно передвигаться. Но нет. Он был лишен своего народа, блуждал как одинокий странник. И вот снова вампиры обретают силу, город тьмы больше их не сдерживает. Открывается столько возможностей, перед ними иная форма существования, более насыщенная.
Конечно, можно подумать, что с выходом вампиров в мир он утратил полномочия. Князь теперь лично может контролировать все процессы. Это только кажется…
И все же даже радость не бывает полной, всегда есть грязь, что портит идеальную картину. Эта грязь — волчица. Не понравилось ему увиденное на церемонии. В сознании Гаспара зародилось зерно тревоги, но он усиленно мешал ему расти и укореняться. Когда основная преграда преодолена, не может плешивая волчица все испортить. Князь ее устранит, сам. А Гаспар этому посодействует.
Они обосновались в маленьком городке, что соседствует с тем, где живет брат Кэрол. Новая обитель, по мнению вампира, была слишком скромной, недостойной князя. Но все впереди, главное — врата открыты, и их народ на поверхности.
Гаспар
