Одаренная девочка и прочие неприятности - Мальвина Гайворонская
– А если она сделала это не ради себя, а ради вас и сестер?
Татьяна замерла. Истолковать иначе выражение ее лица было нельзя – могла. И вправду могла. Патриарх поспешил развить мысль:
– Поначалу я полагал, что Маргаритифере просто захотелось немного погулять перед взрослой жизнью, но сейчас понимаю ошибочность подобных суждений. Не тот склад характера. О ней много говорили и писали тогда по понятным причинам… А если внезапная популярность привлекла кого-то из сильных мира сего, кто решил воспользоваться ее услугами? Окажись на другой чаше весов ваше с сестрами благополучие, я ни на секунду не сомневаюсь в ее выборе.
Русалка ответила очень отчужденно:
– Маргарита могла переубедить, запугать или склонить на свою сторону даже камень.
– Я понимаю. Но вдруг ваша сестра применила приворот, когда нельзя было справиться иначе? Осуществила нечто крайне важное, а девочка теперь прячет улику, дабы жертва не узнала о том, как ее использовали? По вашим словам, Александр Витольдович не удивился, когда услышал о кинжале, – и тут же задумчиво спросил у самого себя: – С другой стороны, если Марго смогла заставить даже княжича плясать под свою дудку, кого ей бояться? Или за кого?
– Я не знаю…
По лицу было видно, что Татьяна близка к срыву, и патриарх решил перевести тему:
– Может быть, мы продолжим дискуссию в прямом смысле на трезвую голову?
– Согласна, – негромко и вновь как-то отстраненно произнесла она и принялась чесать глаза. Потянулась было к новой бутылке, но патриарх отработанным движением перехватил ее раньше, заменил бокал дамы на более подходящий и, скрепя сердце, налил до середины. Русалка стараний не оценила и вновь плеснула своей рукой до краев. Опустошила. Налила снова. Откинулась на спинку дивана.
– А знаешь, что самое тупое в этой ситуации? В итоге нас называют «потерянным поколением». Мы, видите ли, своей свободой не так распорядились. А чего от нас, собственно, ждали? Необразованные, не готовые к жизни, должны были сразу же стать космонавтами и политиками, по их мнению? Выжить в мире, о котором не знаешь ничегошеньки, – уже чудо!
– Отмечу, однако, вы и вправду несколько странно реализуете представления большинства о свободе.
– Ты просто фишку не сечешь, – покачала головой Татьяна. – Взять меня, к примеру. Да, я пью. Но ведь не просто напиваюсь и даже не просто пью в компании красивого мужика. Я выпиваю с патриархом вампиров. Высшее, итить его кудрить, общество!
– Польщен, конечно. Однако отмечу, что, поскольку пресловутый патриарх всего-навсего я, участь незавидная.
– Не-а, не понимаешь. У тебя вообще представления о жизни другие. Насобирал разного, запер под замок, изредка любуешься – тебе хорошо. Все время мира в твоих руках – можно и порастягивать удовольствие, попредвкушать. Наслаждение без страсти. То же вино стоит и стоит. Да, оно есть, по идее, вкусное, но тебе не хочется прямо сейчас попробовать. А у меня все иначе. Я хочу пробовать! Я хочу не просто иметь что-то, я хочу это что-то использовать здесь и сейчас! Не хранить на будущее, а насладиться сразу. Завтра может и не быть.
– По-моему, это несколько фаталистичный взгляд на вещи, – постарался смягчить разговор патриарх, мрачно вспомнив о смертности своей собеседницы.
– Чувак, очнись. Я уязвима и не спускаю зла. Чудо, что в подворотне еще не прирезали.
– Но вы все-таки на моей территории и под моей защитой, – продолжил настаивать он, стараясь прогнать подальше образ пустого дивана и одинокого бокала на столе.
– И это с очевидностью добавляет мне врагов. Русалка, вхожая к патриарху? Это как если бы еврей повадился тереть с фараоном за богов.
– Вы не рабыня.
– Забавно, что это мне в лицо вякает тот самый урод, который выкупил мою жизнь.
– Урод? – бровь Богдана Ивановича предсказуемо изогнулась.
– Моральный, конечно. К личику претензий не имею.
– Но позвольте, тут нет даже зачатков логики. Выкупив вас из рабства, я же, по-вашему, совершил плохой поступок?
– Вот только не надо святошей прикидываться. Ты реально думаешь, что я забуду, кого из рабства ты не выкупил?
– О, – патриарх замялся было, но попытался объясниться: – Но ведь упомянутая вами особа не выполнила наши договоренности и, как следствие…
– Единственное, чего она не сделала, – не приперлась лично подписывать контракт, а ты счел это достаточным основанием. Замечу, рабыней по бумагам она и умерла, а ты теперь пытаешься учить меня, как правильно жить? Я вот тебя не учу, а просто пью твое вино и слушаю, как в твоей башке уживаются совершенно полярные представления о зле и добре. И чем больше слушаю, тем больше хочется выпить. Иначе полезу морду бить, а это типа не свойственное барышням поведение.
– И вы стараетесь быть барышней?
– Ты же у нас из высшего общества. Надо соответствовать, – с этими словами она долила остатки второй бутылки в свой бокал и, глянув на просвет, легко бросила ее за спину. Жалобно зазвенело стекло, патриарх же даже не поморщился – смирился.
– Простите. Я и помыслить не мог о подобном развитии ситуации. Если вам станет легче, можете снова меня ударить.
На него словно взглянула черная бездна. Он был абсолютно уверен, что Татьяна не преминет воспользоваться предложением, но она в ответ только хмыкнула:
– Не могу. С тобой вообще все сложно.
Открыли третью бутылку. Пожалуй, этот день принес больше новостей, чем Богдану Ивановичу бы хотелось. Теперь он осознавал свою вину перед русалкой и ее сестрой и совершенно не понимал, почему Татьяна вообще с ним разговаривала.
Не замечая волнений в душе патриарха, красавица задумчиво произнесла:
– Знаешь… Раньше я часто думала, как бы мы жили, если бы Марго была с нами. Она ведь горы сворачивала, просто пожелав. О чем бы мы мечтали? Были бы такими «потерянными»? Она меняла нас, кого-то сильнее, кого-то меньше, но то, что каждую, – это очевидно.
– Раньше? А сейчас?
– О другом. Как она жила? Во что ввязалась, раз разорвала с нами контакты? Могла ли я ей помочь? И что изменится, если я это узнаю?
Помолчали. Патриарх вновь проследил, как русалка залпом осушает бокал и наливает еще. На душе скребли кошки. Определенно, ее образ жизни не способствовал долголетию.
– И все-таки? Вам не кажется, что вы несколько необдуманно распоряжаетесь своей жизнью?
– Не-е-е, чувак, ты не сечешь фишку. – Учитывая, сколько Татьяна к этому моменту уже выпила, Богдан Иванович слегка недоумевал, почему она еще способна говорить. – У нас был план получить свободу. Но у нас не было плана, что с ней делать.
– То есть вы стремились к ней просто как к некоему благу?
– Ты же мужик неглупый, не тупи. Свобода – это и есть отсутствие плана. Каждый может сам составить его, когда захочет. Такой, какой захочет. Это свобода. Не «замуж в восемнадцать, в гроб в тридцать». А когда сам выбираешь каждый раз, или сам выбираешь на много раз вперед, или выбираешь не выбирать вообще. Вот мне сейчас тридцать… два? пять? Тридцать сколько мне? – она недоуменно нахмурилась.
– Кажется, тридцать семь.
– О! По плану я уж много лет как трупак, отъюзанный мужиком и выброшенный на свалку. А я – жива. И делаю что хочу.
– Да, но вы довольно часто рискуете на пустом месте…
– Свободно делаю что хочу, когда хочу и как хочу, – отрезала Татьяна. – Не так, как другим правильно. А как мне. Иначе откуда возьмусь я, если даже поступки не мои? Вот ты – тебя видно в строке котировок, в акциях, в слияниях и поглощениях. А я – в кофе, ветре и драках.
– И в алкоголе.
– Сам пригласил. Жадничаешь – прячь.
Представив, как он опасливо прячет винные шкафы перед визитом русалки, вампир в голос рассмеялся.
– Опа, ты и так умеешь!
– Простите?
– У тебя рожа все время будто запором страдаешь. Смейся чаще.
– Я вампир, – аккуратно напомнил патриарх, заподозрив алкоголь в окончательной победе над его визави.
– Не-а. Ты чувак, который нашел универсальную отмазу от жизни. Учись кайфовать и делать что хочется.
Конкретно сейчас Богдану Ивановичу крайне хотелось продлить жизнь Татьяны, и он постарался задать волновавший его вопрос как можно тактичнее:
– А вас не заинтересует возможность стать вампиром самой?
После этого пассажа он с удивлением узнал, что русалки тоже могут захлебнуться. Откашлявшись, Татьяна с негодованием оглядела свою футболку и, недолго думая, сняла ее и швырнула куда-то в угол – видимо, сохнуть, – а после, совершенно не стесняясь, натянула косуху обратно. Хотя Богдан Иванович и отводил старательно взгляд, сложно было не заметить: бюстгальтер Татьяна не носила.
– Куда уставился?
– Вы очень красивы.
– Тоже мне, удивил. Лучше объясни, чего это тебе в голову ударило? Другой закуски под рукой
