Приплывший дом - Снежана Каримова
– Знаю, – тихо проговорил Мишка. – Мне-то можешь не рассказывать.
– Я не пристаю к рыбакам. Помогаю только тем, с кем рыбачит Борисыч, – закончила Ива.
– Я ничего такого и не думал, – смущенно пробормотал Мишка.
Ива улыбнулась.
– Это Борисыч посоветовал напустить побольше тайны, заворачивать деньги в листья, чтобы якобы рыба не видела, как я ее продаю.
– А чтобы в воду нагишом – тоже он придумал? – не удержался Мишка.
Ива вспыхнула.
– Это так надо, это часть заговора. Одежда… она мешает. – Ива кашлянула смущенно. – Опытные ведьмы просто развязывают узлы, распускают волосы. У меня еще нет столько силы.
Мишка не глядел на Иванну, щеки его пылали.
– Так что я не для тебя стараюсь! – преувеличенно бодро воскликнула Ива. – Поделишься рыбой с Борисычем. Привет передашь.
– Знаешь, почему это место называется Свято-озеро? – вдруг спросил Мишка.
– Я же не местная, – отозвалась Иванна.
– В древние времена здесь обитал один святой, и озеро кормило его рыбой.
– Получается, мы тоже немного святые, раз озеро нас кормит? – хмыкнула Иванна.
– Интересно, – продолжал Мишка. – Если город затонет, до озера вода дойдет? Будет подводное озеро. Дикость какая. Подводные реки, подводное озеро, подводный лес.
– Подводный город.
Взгляд Ивы упал на газету «Колхозное междуречье», в которую был завернут Мишкин завтрак – хлеб, пара вареных картофелин в мундире и кусочек сала. На выпуклой поверхности бросалось в глаза объявление горсовета о найме плотников, печников и кровельщиков для разборки и сборки домов.
– Может, и обойдется, – сама не веря своим словам, сказала Ива. – У нас в Заручье пока тихо.
Мишка низко опустил голову и глухо пробормотал:
– К нам уже комиссия приходила…
– Что сказали?
– Дом каменный. Будут ломать. Назначили компенсацию.
Ива закусила нижнюю губу – дурацкая привычка, от которой никак не могла избавиться.
– Пришло извещение. Мы должны покинуть Мологу. Десять дней по этой бумажке еще можем жить дома, а дальше всё – вне закона, – Мишка невидящим взглядом смотрел на поплавок.
– У вас же Катька с грудничком, баба Клавдия, Борисыч…
– А у них план. Павел, конечно, ходил, просил, писал… Не уйдем по-хорошему, вышлют по-плохому. Мы должны помогать великой стройке, шевелиться быстрее, освобождать дно будущего моря… На заводе Павла уже рассчитали, ну и заболел он… Павел и раньше «болел», ну, ты знаешь… А тут прямо совсем разошелся. Катька с бабой Клавой боятся, что сглазили нас, – Мишка горько усмехнулся, – а еще боятся, что, когда получим компенсацию, Павел всю ее… проболеет.
– О вас-то он не думает, вам же еще тяжелее! – возмутилась Иванна.
– А кто о нас сейчас думает? Баба Клава говорит, это из-за того, что церкви позакрывали и взрывать стали. Вот и стали города с селами под воду уходить. Божий гнев… Даже Богу мы не нужны. Кто о нас думает? Кому есть до нас дело?
Ива сильнее закусила губу. Сухая шелушащаяся кожа лопнула, выступила капелька крови. Иванна сердито вытерла рот, на ладони остался красный след.
Вдруг поплавок резко ушел под воду. Мишка дернул удочку, и в воздухе заплясал небольшой окунек.
– Свято-озеро кормит, – улыбнулась Ива и быстро заморгала, загоняя обратно непрошеные слезы.
Мишка аккуратно снял рыбу с крючка и кинул в жестяное ведерко.
Ива вдруг развязала платок, сверкающий мелкими снежинками.
– Есть дело!
– Какое? – Мишка ошарашенно глянул на девочку.
– До вас есть дело! Есть те, кому вы нужны! – выкрикнула Иванна, расплетая косу. – Отворачивайся!
– С ума сошла! – выпалил Мишка, в ужасе глядя, как Ива скидывает пальтишко. – Холодрыга же! Заболеешь!
– Целый город скоро уйдет под воду, а ты не пускаешь меня в озеро на минуту, – хмыкнула Иванна. – Не заболею. Я же русалка. Шутовка.
Мишка бросил удочку и прижал к себе ведерко с рыбешкой, словно Иванна собиралась украсть у него что-то ценное.
– Дура!
Ива расстегивала пуговицы на кофте. Совсем старенькой, с куцыми рукавами. Да, видно, тяжко им приходится. Не думала бабка Пелагея, что на нее вдруг свалятся внуки. Хотя кому сейчас легко.
Иванна подняла на Мишку глаза, темные, зеленые.
– Не для тебя стараюсь. Для Катьки, для малыша ее, для Борисыча… И ты постарайся для них.
Мишка опустил плечи.
– Обещай только, что придешь к нам вечером… За своей частью рыбы, – сказал и запоздало подумал, что Ива теперь решит, будто он из-за Ваньки испугался сам к ней идти.
Но девочка без тени улыбки кивнула.
– Обещаю, – и добавила бодро: – Сицкарь за сицкаря держится!
Мишка поставил на землю ведерко и отвернулся к березам. Деревья устало покачивали желтыми кронами. За спиной дрожащим голосом запела Иванна.
По щекам Мишки вдруг побежали обжигающие слезы. Он не хотел реветь, пытался тоже быть сильным, как Ива, как Катька, как их предки с реки Сити – бравые сицкари, но ничего не мог с собой поделать. Тонкий птичий голос Ивы выжимал его сердце, словно мокрую простыню, и слезы – крупные, молчаливые – катились и капали с подбородка.
Мишка неосознанно сложил ладони и зашептал, едва шевеля губами: «Пусть дальше будет легче, Боженька, пожалуйста, пусть дальше будет легче».
Возле двухэтажного здания – то ли магазина, то ли чайной, – над крыльцом которого уютно горел керосиновый фонарь, Ива вдруг остановилась. Дара, заглядевшись на открытые окна второго этажа, чуть не врезалась в нее. От Иванны пахло молоком и хлебом. Больше не было запаха речной рыбы, водорослей и песка. Ива пахла домом.
Она быстро забралась на стул, почему-то стоявший на крыльце, и сняла с крюка фонарь.
– Что ты делаешь?! – возмутилась Дара. – Нельзя брать чужое!
Ива махнула рукой.
– Они и не заметят.
Дом продолжал звенеть музыкой, посудой, смехом и гулом веселой болтовни из приоткрытых окон. А еще оттуда лился свет, желтел пятнами на дороге, настоящий, электрический. Видимо, чайная могла себе позволить, хотя и вывесила перед дверью по старинке керосинку, а может, просто перегорела лампочка, наверное, сейчас их купить нелегко… Дара поймала себя
