Школа новичка - Татьяна Зимина
Давление усилилось.
Я принялся размышлять о превратностях судьбы.
Будь я обычным человеком, давно бы отбросил копыта. Или, говоря более прозаическим языком, склеил ласты — уж сколько на меня было покушений, и не счесть.
Но обладая генофондом, доставшимся от папаши-колдуна и дедули — дракона… А если припомнить ещё и леди Шторм с их специфическими заморочками…
Словом, мне повезло.
С другой стороны, будь я обычным парнем Максом, проживающем в Москве, так ли уж нужны были бы все эти прибамбасы?..
Чтобы учиться в универе, колдуном быть не надо. Разве что, когда сдаёшь экзамены, покорпев над учебниками всего одну ночь за семестр. Вот это настоящая магия! Доказательство: все знания благополучно испаряются сразу после экзамена… Как волшебное золото лепреконов с наступлением утра.
Давление усилилось.
Ждём…
На плечи словно навалилась бетонная плита, вобравшая в себя всю мировую скорбь.
Шея затекла, спина чесалась. Это было самое сложное: изображать полное отсутствие двигательных функций, в то время как хочется яростно и с наслаждением чесаться.
«Я должен его поймать», — это была основная мысль. — «Я должен узнать, кто это».
Дальше этого мои амбиции не заходили.
И вот, когда я уже хотел незаметно протянуть руку за спину и почесать самые чувствительные места, услышал негромкий гул…
Да. Несомненно, это летающий байк на магической тяге.
Он клюнул!
Байк, судя по звуку, завис прямо над моей головой.
И только сейчас я сообразил, что отчаянно рискую: он может оказаться более прагматичным, чем я надеюсь, и просто всадить стрелу мне в спину. С такого близкого расстояния он ТОЧНО не промахнётся.
Между лопаток зачесалось так, что хоть вой. Но я сжал зубы, пальцы и вообще всё, что можно сжать, и терпел.
Если я пошевелюсь, выдам себя — всё испорчу. Надо, чтобы он опустился на землю, слез с байка, и тогда…
Машина приземлилась, двигатель стих. Я услышал металлический скрип — убийца ступил на траву.
Над головой, прямо над макушкой, раздалось негромкое сопение. Затем моей кожи, прямо под волосами, коснулся холодный металл…
Пора.
Но я ничего не успел.
В тот миг, когда я должен был распрямиться, как пружина, схватить убийцу, и проведя ловкий неожиданный захват, прижать его к земле, раздался яростный пронзительный визг.
Он взрезал воздух над Травяным морем, как скальпель, я думал, от этого визга у меня лопнут не только барабанные перепонки, но и сам череп, как перезрелый арбуз.
Рядом раздался стон: убийце тоже досталось. Ну, хоть какой-то плюс…
Вы уже догадались, кто был автором.
Вернувшись из разведки, моя ручная зверушка узрела, что её подопечному угрожает злобный и коварный супостат, и заорала во всю силу своих лёгких.
И как я теперь знаю из первых рук, крик взволнованного василиска по впечатлительности намного превосходит любое суггестивное воздействие.
Изображать далее скульптуру скорби не имело смысла, я вскочил. Не учёл одного: ноги от долгого пребывания в неудобной позе затекли, и подать себя красиво не получилось.
Ковыляя, как раненый ракопаук с Пандоры, я бросился к убийце — закованному в чёрные латы, в глухом, больше похожем на обсидиановое яйцо шлеме…
Но тот вывернулся из моих рук, и подобно Мандалорцу, взмыл в небо на ракетно-башмачной тяге.
Мне реактивной струёй опалило кончик носа и брови — может, в принципе их больше не отращивать?.. А Гермиону отбросило в железную траву.
— Герми! — забыв о коварном ублюдке, я бросился к ящерке. Выпутал её радужные крылышки из цепких объятий травы, положил на ладонь и тревожно заглянул в глаза.
Они были затянуты мутной плёнкой.
В животе похолодело.
Я поднёс крошечное тельце к уху и… Тук. Тук.
Слава Люциферу.
У Гермионы есть сердце и оно бьётся.
Наверное, её оглушило — много ли крохе надо?.. Счёт, который я предъявлю убийце, вырос ещё на один пункт.
Уставившись на белую точку, за которой, как за самолётом, тянулся инверсионный след, я наконец осознал, каким был идиотом.
Я ведь не был подготовлен к рукопашной — в отличие от убийцы. На мне не было ни лат, ни даже простенького электрошокера в кармане.
Как я собирался скрутить его, обладая лишь голыми руками и таким же энтузиазмом — вопрос.
Кэсси, узнав о моей импровизации, веселилась бы до колик в животе. А потом настучала бы по башке — типа, совсем себя не бережешь, дебил великовозрастный…
И ещё неизвестно: обломала мне Герми всю малину, или наоборот, спасла…
Но он ведь явно обделался! — эта мысль меня ободрила. — Иначе с какого перепуга чесанул так, что только пятки засверкали?
— Василиск и Макс — это сила, — сказал я вслух. — Куда там всем галантерейщикам и кардиналам, вместе взятым…
Гермиона счастливо вздохнула и захрапела: обморок плавно перешел в сон.
Пока суд да дело, Задница ушел за горизонт, а Око Люцифера словно притухло, подёрнулось багряной дымкой, как уголья — пеплом. Над Травяным морем воцарилась ночь.
Я почувствовал на лице первое дуновение ветра. Трава начала негромко петь.
Звук был тихий и нежный. Такой издаёт остро отточенная коса, если легонько тронуть пальцем лезвие.
Я посмотрел на байк, оставленный убийцей…
Нет худа без добра, гласит старинная народная мудрость. Так что, философски пожав плечами, я поднял дармовой транспорт и активировал левитационную матрицу.
Сначала правда, для очистки совести, я попробовал взлететь своими силами…
Ну и на фиг.
Романтические прогулки в небесах придётся отложить.
Байк с негромким урчанием поднялся в небо, и ориентируясь на свечение городских огней, я помчался в Сан-Инферно.
Подспудно, я всё время ожидал очередного подлого нападения. Но видимо, фантазия убийцы временно истощилась, и до «Чистилища» я добрался без происшествий.
Приземлился на крыше.
Судя по длиннющей, как хвост удава Каа, очереди перед клубом, у нас был аншлаг.
Вход сиял огнями, гигантские буквы рядом со мной сверкали и переливались, словно внутри ледяных скульптур заморозили галогеновые лампы.
Бытовая магия, — восхитился я. — Наверняка Карбункул постарался, что-то я давно не видел старого чёрта…
Чердачная дверь. Она была не заперта, и я без препятствий проник внутрь родного клуба, оказавшись в тесном пространстве между крышей и подвесной рампой, на которой крепились декорации.
Декораций, на мой неискушенный взгляд, сильно прибавилось.
— П-ссст…
— Труффальдино! — я почти не подскочил. Так, чуток ударился макушкой о стальной ригель, но это ведь мелочи, ерунда по сравнению с мировой революцией… — Скажи, а нет ли другого способа заявлять о своём появлении? Например: — Привет, как дела, не вскочила ли шишка на голове…
— Традиции — это святое, — важно ответил крылокош, появляясь из-за угла, и прямо на ходу довольно облизываясь.
Я принюхался.
— Мороженное?
— Клубничное, — улыбнулся кот.
— А как же гремлины?..
— Ты не поверишь, Макс! У нас такие перемены…
Я невольно поёжился. В последнее время невинное слово «перемены» окрасилось для меня в мрачные цвета.
— Ну? Что у нас плохого? — невольно процитировав известного космонавта, я присел перед крылокошем на корточки и почесал ему ушки.
Гремлины вырвались на свободу? — лихорадочно металось в голове. — Донья Карлотта уволилась из ресторана, и теперь там заправляет Эрос Аполлон? Я представил, как волчара, в колпаке и фартуке, стоит перед плитой, в одной лапе его огромный поварской тесак, а другой он запихивает в кастрюлю упирающегося крылокоша… Мне сделалось дурно.
И тут откуда-то снизу послышалось пение.
Это был женский голос. Такой бархатный глубокий тембр мог принадлежать Элле Фицжеральд или Тине Тёрнер, в крайнем случае — Пелагее.
Я представил, знаменитую народную певицу России на сцене нашего «Чистилища», в бикини, кокошнике и блондинистой косе… То ещё зрелище, не для слабонервных.
Но голос был просто ошеломительным.
Как безвольный грызун на дудочку Гаммельнского крысолова, потянулся я к этому голосу, стараясь представить его владелицу.
Воображение рисовало молодую, но не слишком, девушку, стройную, с хорошей грудью — иначе откуда бы взяться таким роскошным обертонам… Наверняка у неё длинные тёмные волосы, и… И обязательно крошечная родинка над уголком губ.
Забыв обо всём, принялся я спускаться, ориентируясь на чарующие звуки.
Неудивительно, что в клубе аншлаг. Каждый, кто имеет уши, душу продаст за то, чтобы услышать это пение.
А что, если организовать у нас, в Сан-Инферно,
