Проводник. Когда мертвые молчат - Екатерина Леснова
— К сожалению, нет, — покачал головой целитель. — В вашем случае, только сократить использование. У вас очень ярко выражен дар, его и без того трудно держать под контролем, я порой удивляюсь, как вам удалось обуздать его и удерживать сознание четким такое длительное время.
— Я упрямый.
— Вероятно, — кивнул маг, — поэтому могу только предложить избегать погружений, по крайней мере, не так часто, выпишу вам усиленные дозы зелий и таблеток. Но, к сожалению, это только на некоторое время облегчит ваше состояние.
Целитель сложил руки на столе, с сожалением покачал головой, рассматривая диаграммы и графики на информационном листе и какие-то отчеты на бумаге.
— Распад ауры идет полным ходом, отмирание клеток мозга также ускорилось.
— Какой прогноз? — Я не в первый раз слышал эти слова, но все равно каждый раз хотелось дать в морду магистру или вообще любому человеку, который никак не виноват в том, что я умираю. Хотелось жить, дышать, позволить себе влюбиться, завести семью, нормально любить своих родителей и сестру, а не пытаться отдалиться, чтобы им не было слишком больно, когда меня не станет. Но я только стиснул кулак на подлокотнике и сжал набалдашник трости. Сколько бы ни осталось — это все мое время!
— Год, может чуть больше, если вы перестанете активно использовать дар.
— Я вас понял, магистр, спасибо, — я поднялся из удобного кресла.
— Всего доброго, господин Аарон, — в голосе пожилого целителя проскользнули сочувственные нотки от чего еще больше захотелось кого-нибудь ударить. Но бить я никого не буду, это не в моем стиле.
Мотолет нес меня на огромной скорости по окраинам столицы. Здесь было полно нешироких улиц, на которых с трудом разъезжались каролеты, но зато мой транспорт ловко лавировал, точнее я неплохо им управлял, умудряясь вовремя совершать маневры и не размазаться на очередной стене дома или чужого транспорта.
На душе было гадко, пусто, хотелось просто умчаться от своей жизни. Бросить все и лететь куда-нибудь, туда, где нет вот этих проблем, нет боли, голосов, яростного желания жить? Сколько людей так же как и я страдает от своего дара? Тысячи? Десятки тысяч? Как они находят в себе силы продолжать сопротивляться? Как умудряются не раствориться в этом бесконечном гуле голосов в голове, который не умолкает, не оставляет в покое?
Я знал это свое состояние. Это пройдет. Сейчас погоняю по узким улицам бедных кварталов, посмотрю на серую безнадегу, что светится в глазах чуть ли не каждого прохожего. Пожалею себя. А потом мне надоест, и я вернусь в свою фальшиво красивую жизнь «богатого сына успешных родителей с небольшим изъяном», как однажды меня поименовали в одной светской газете, когда я случайно засветился на известном городском мероприятии. Помню, сначала меня разозлила такая формулировка, будто я пустое место и вся моя заслуга лишь в том, что я удачно родился в известной семье. А потом, подумав, понял, что это очень точное определение. Мой дар, который я обуздал, но так и не принял, сделал из меня человека, который просто боится по-настоящему жить. Зачем любить искренне? Ведь можно заплатить за любовь. Зачем чего-то добиваться? Если можно просто ничего не делать, ведь осталось так мало, нужно успеть насладиться ничего неделанием. И сейчас, проносясь мимо чужих трудных жизней, что оставили отпечаток на усталых лицах, я это кристально ясно понял. Я ведь не живу, я словно пишу черновик, словно жду, что будет возможность прожить набело, так как мечтается, как хочется. С души воротит от этих мыслей.
Болела голова, на этот раз действительно просто болела, а не от шума постоянных голосов. Магистр Лац не соврал, повышение дозы принесло облегчение. Постоянный шум притупился, оставаясь всего лишь фоном, как когда-то, когда дар только проснулся.
Мысли двигались по кругу, я то стыдил себя, то наоборот. Такие срывы иногда случались, мастера души говорили о таком, что это защитный механизм человека, который обречен и знает об этом. Я в последнее время был практически уверен, что справился и смирился, но оказывается, нет. Ничего, совсем скоро я приду в себя и смогу вернуть все, как было.
Не заметил, как оказался у дома, который видел лишь раз. Что я тут делаю? Остановив мотолет напротив дома, слез, снял шлем и пристроил на сидении. Я просто стоял, думал и не мог понять, что меня привело сюда. Она ведь ничем меня не цепляла, не мой типаж, не было страстного желания. Да, твари темных времен, нам даже поговорить невозможно! Но, я прекрасно понимал ее без слов, да, чаще она раздражала своей моральностью, правильной позицией и этими попытками опекать или подмять меня под себя.
Лиа жила в доме, где квартиры сдавались в наем на длительный срок. Это было невысокое четырехэтажное здание, где квартира девушки занимала первый этаж. Однажды я уже проезжал здесь, просто чтобы из любопытства посмотреть, где обитает моя помощница. Заметил, как на большом окне шевельнулась светла штора, а спустя несколько минут Лиа вышла из дома, перешла дорогу и пристроилась рядом со мной, оперевшись о борт мотолета.
«Привет», — прочитал на визоре, — «Что ты тут делаешь? У нас дела?»
— Нет, я мимо проезжал, катался. — Действительно, что я тут делаю? Зачем приехал?
«Зайдешь?»
Зайду, хотелось не только сказать, а схватить ее в охапку, затащить в дом, и наконец почувствовать себя живым! Но я отрицательно покачал головой:
— Нет, поеду, завтра у нас дела во второй половине дня. Будь готова. Я скину информацию на визор.
Надел шлем-сферу, скрывая свое лицо и глаза, в которые Лиа хотела посмотреть. Я не дал, не хочу смотреть в ее глаза и понять, что она тоже все обо мне понимает, не хочу видеть ее глаза, в которых все пойму я. Лучше ничего не начинать. Я почувствовал, как меня отпустило это дурацкое состояние самокопания. Завел мотолет и набрал скорость, едва девушка отошла на безопасное расстояние. Хватит. Нужно выпить и поспать.
«Золотой паж» отличался спокойным дизайном и чистотой линий, что совсем не соответствовало названию. От названия, где содержится слово «золотой» золота и ждешь. Золота, блеска, чрезмерности. А тут все наоборот. Светлые стены, строгие линии, никакой помпезности, только вышколенный персонал, дорогие вина, именитый шеф и изысканное меню, призванное удивлять.
Отец любил такие места, где дороговизна не выпячивается, но читается в каждой салфетке. Статусность. Он и сам всегда так выглядел, словно за ним шествовали все незримые поколения рода Ворн. За это его многие уважали, он умел
