Санки - Анна Кудинова
Пришлось мне покориться ее велению, я, не поднимая глаз, вышел за дверь и сел на пол напротив класса. Мои веки потяжелели, я закрыл их и вдруг почувствовал, как ее красная лодочка жадно надавила на тонкую золотистую педаль, а изящные пальцы соприкоснулись с белоснежными клавишами. Глаза, опущенные вниз, умиротворенно, но чувственно скользили вслед за кистями рук. Музыка заиграла где-то внутри меня, в самой глубине моей отчаявшейся души. Я закрыл глаза, вслушиваясь в каждый произведенный ею звук, представляя, как ритмично тают клавиши под ее руками, повторяя их идеальное движение. Это было так по-настоящему, что хотелось утонуть и раствориться в этом моменте навсегда.
Когда прозвенел звонок, я не смог сразу подняться, как сделал бы это раньше. Просидев все полчаса на полу, я постарел еще лет на 10 или 15, не скажу точно, потому что старею впервые и еще не совсем привык к этому процессу. Лишь мое лицо оставалось неизменным, а все остальное тело постепенно становилось негодным.
Путь домой лежал через весь город, неуклюжие ноги тонули в вязком снегу, проскальзывали, топчась практически на месте. Такими темпами доберусь только к вечеру, размышляя, я присел отдохнуть на прилегающую к забору скамейку. Все, кто вышел со мной, уже давно скрылись за поворотом, дорога опустела. С недавних пор я стал любить одиночество и тишину. «Разве есть что-либо прекраснее этого?» – думал я, начиная стремительно забывать свою прежнюю жизнь, хоть и не остывал желанием и надеждой вернуть ее обратно.
Вдруг вдалеке, на параллельно пролегающей дороге, что вела в противоположную сторону от моей, я увидел большой переваливающийся силуэт, точнее, верхнюю часть его, отрезанную по пояс сугробом. Знакомая шаль и походка – это она, кухарка! «Вот он – нужный момент!» – вскрикнул я, испытав прилив сил, выброшенный в мой организм вновь засверкавшей надеждой. Я вскочил и, забыв про старость, неуклюжей походкой калеки помчался за ней. Нагнав, нырнул в сугроб и притаился. В целом я был вполне готов к откровенному разговору наедине, рассказать ей, что украл санки, но честно, вот уже долгое время пытаюсь безуспешно вернуть их обратно.
Немного помедлив, я пополз по снегу вдоль тропы, выбирая подходящий момент, чтобы вылезти, поднял голову и увидел, как кухарка вынырнула из-за сугроба, свернула с тропинки на большую дорогу, а за ней, к моему большому изумлению, послушно выплыли и повернули санки, на длинной растрепавшейся веревке.
Я упал в сугроб лицом, то ли от шока и неожиданности, то ли от паники. Снег зашипел подо мной, остужая мою возбужденную физиономию. «Как так?» – открылась мне новая страница этой запутанной истории, утром я спрятал их под своей кроватью. Значит, все, что я делал до этого, было бессмысленно, санки просто смеялись, цинично наблюдая за моими угрызениями совести.
Времени на размышления не было, я вскочил и что было сил погнался за ними. Кухарка шла очень медленно, переваливаясь с одной ноги на другую и при этом хрипло, свистяще дышала. Я тоже однажды издавал такое дыхание, это было пару лет назад, зимой, тогда я на спор в 20-градусный мороз растопил ртом самую большую сосульку, что свисала с козырька подвального входа. После две недели провел в постели, а все вокруг прыгали и говорили, что это бронхит. Зато я выиграл спор, а это важнее, хотя сейчас я бы уже не рвался так слизывать сосульки, а занялся чем-то более толковым, даже если бы меня заочно признали проигравшим.
Я нагнал санки, обошел их справа и пристроился к ее шагу, делая вид, что просто иду параллельно, искоса рассматривая ее руки.
– Добрый день, – дрожащим голосом произнес я и вдруг почувствовал характерный запах. Он меня нисколько не смутил, потому что, во-первых, я к нему привык, а во-вторых, санки были нагружены сумками и кастрюлями с остатками школьной еды.
– Здравствуй! – произнесла она и немного сдвинулась влево, освободив мне дорогу.
– А давайте я помогу, – и потянулся к ее руке, чтобы взять веревку.
Глаза ее забегали, а взгляд отражал полное недоумение. Она протянула руку и немного нагнулась, так как была несколько выше меня. Запястье кухарки оголилось, на нем, словно ожог, сияла багровая восьмерка, перевернутая в знак бесконечность. Я вздрогнул внутренне, но постарался не подать виду, вспомнив эту цифру, изображенную на всей кухонной утвари. Решительно взял веревку и двинулся вперед, санки казались непривычно тяжелыми, сапоги проворачивались в рыхлом снегу, еще более утяжеляя мой путь. Ее глаза, к моему удивлению, наполнились страхом, они бегло скакали из стороны в сторону, ожидая, что будет дальше. Я понял, что это мой шанс все исправить и немедленно начал:
– Я хочу попросить прощения. Это я украл ваши санки в тот день, когда они стояли у задней двери. Было игривое настроение, и мы с ребятами вышли из школы…
– Ты украл их не у меня, – вставила она в паузу и посмотрела вдаль, немного прищурив глаза, раздраженные ярким дневным светом.
– А у кого? – опешил я.
Санки тянули меня назад, будто бы желая вырваться из моих рук и умчаться прочь, но чем тяжелее они становились, тем сильнее я сжимал веревку в кулаке.
– У хозяина, – сказала она и свернула на узкую улочку, на которой я не бывал ни разу.
Надо же, удивительно, казалось, знаю наш город как свою квартиру, он, собственно, и не сильно больше, мы исходили все вдоль и поперек, облазили все дома, стройки, склады и помойки, но тут я нахожусь впервые. Старые деревянные дома, покосившись, стояли по обе стороны и неподвижно с недоверием рассматривали меня.
– А кто их хозяин? – поинтересовался я.
– Не знаю, иначе уже вернула бы, – ответила она с сожалением, затем немного подумала, остановилась и, глядя на меня, спросила: – Ты украл их?
– Да! – восторженно воскликнул я. – Украл! Но уверяю, я не хотел этого делать, я готов искупить свою вину как угодно, лишь бы они больше не приходили ко мне, пожалуйста, помогите!
Она вздохнула, посмотрела на меня еще раз, взяла их за веревку и свернула на узенькую глубокую протоптанную тропинку, что упиралась в деревянную калитку. Санки тяжело, но послушно поползли за ней. Калитка скрипнула.
– Их нужно вернуть хозяину, – еще раз разъяснила она, – поторопись, у тебя мало времени.
Я упал на колени и посмотрел вверх, желая ледяного вдоха, словно находился в душном помещении, встречая открытым ртом белые холодные хлопья, только что закружившиеся в воздухе.
Я знал много всего и одновременно ничего, чтобы помочь себе. Ее слова
