Мишель Альба - NUMERO

Урсула отлепилась от рукава Керрадо, и, спотыкаясь, попятилась, разевая рот в немом крике. Но, выбрав неверное направление отступления, вскоре уперлась спиной в стену, безостановочно замолотив по ней и пытаясь одновременно все-таки высказаться.

Алехандро тоже подвергся ряду трансформаций. Вероятно, поначалу он вознамерился выразить недовольство моей инициативой, о чем говорил его хмурый взгляд. Но некое подобие Венеры, выплывшей из волн кружевных воротничков и многоцветья пышных юбок, настолько его ослепило, что от потрясения он запнулся на полуслове, зажмурился, а, убедившись, что зрение его не обманывает, восхищенно заулыбался.

Жаль, что продлить это мгновение не было, ну, никакой возможности.

Урсула буквально вросла в стену, но, вовремя сообразив, что ей не удастся ее пробить, и встреча со мной неминуема, ринулась куда-то в сторону, зайдясь в крике:

– Убивают! Спасите! Исчадие ада!

Навстречу ей, а, соответственно, и нам уже спешили стражи порядка. Я поняла, что не успеваю добежать до Керрадо. Речь шла о секундах. И он, быстро все просчитав, размахнулся и швырнул мне мешок, удачно приземлившийся у моих ног.

– Уходи! Возвращайся! Я задержу их. За меня не волнуйся.

Со скоростью, которой позавидовали бы служащие элитных армейских подразделений, я натянула джинсы, въехала в кроссовки, не упуская из виду Керрадо, развернувшегося к служителям церкви и, таким образом, прикрывшего меня.

Урсула, уже на безопасном для нее расстоянии, не успокаиваясь, надрывно взывала о помощи, таращась на мои превращения. Джинсы ввергли ее в новую волну истерии. Теперь она просто без перерыва, как заклинившая сирена, подвывала и взвизгивала.

Часть преследователей отделилась от основной массы и, вопя вразнобой, окружала нас.

– Летисия, быстрей…

И я вдруг догадалась, что он задумал.

Каких-то два метра отделяли его от входа в потайной коридор. И, когда я начну „колдовать“, Керрадо, воспользовавшись массовым гипнозом, туда спокойненько улизнет.

Мне отводилась коронная роль – отвлечь на себя внимание любителей зрелищ, даже и отдаленно не предполагающих, чему они станут свидетелями.

Подобный спектакль они, точно, вряд ли когда-либо еще увидят. Зрителям в первом ряду особенно повезло.

Лишь бы мои цифры не подвели.

Я начала отсчет:

– … 3… 22… 7……

Мелкая дрожь охватила тело. В голове загудело. И с каждой следующей цифрой меня штормило все сильнее.

– … 5…

Все вокруг подернулось зыбким туманом, через который я едва различала персонажей этой исторической драмы. Воздух, казалось, тоже вибрировал.

Кто-то истуканом застыл не далеко от меня, широко разинув рот от изумления. Где Керрадо?

– …12…

Он толкнул дверь в переход, не отпуская меня взглядом. Видимо, хотел быть до конца уверен, что опыт удался, и медлил до последнего, боясь оставить меня одну.

– … 9…

Пространство скрутилось в спираль, сжавшись до точки, в центре которой вращалась я.

Последнее, что до меня донеслось сквозь пласт веков, это слова Алехандро, уже исчезающего за дверью:

– Прощай, любимая.

Часть четвертая

Автограф

Глава 1

Все спали, убаюканные монотонной колыбельной шелестящих двигателей и неярким светом лампы над входом в салон.

Летисия потянувшись, попробовала устроиться поудобнее. Но заснуть снова не удалось, что-то мешало. Некий раздражающий дискомфорт – как ни повернись, жестко. Она, недовольно приподнявшись, нащупала на сиденье кресла причину неудобства – какая-то книжка, ручка и… ежедневник.

Хм, это еще что? Странно. Раскрыв сумку, все забросила во внутрь. Наверное, перед сном она зачем-то встала, а, вернувшись, упала спать – снотворное превзошло все ожидания.

Вот и соседка рядом, милая старушка, спит, что называется, без задних ног. Даже рот приоткрыла. Ее голова периодически сваливалась набок, и она, вздрагивая, сонно что-то бормотала, вновь засыпая.

Летисия привычно взглянула на часики…, которых на запястье непривычно не обнаружилось. Забыла? В той спешке, что она собиралась, вполне возможно.

Поправив сползший с плеча старушки плед, Летисия встала и прошла в туалет.

Как-то неважно она выглядит. Темные круги под глазами. Опухшие веки. Надо потрясти косметичку. Восстановить красоту.

Вымыв руки, она еще раз взглянула на себя в зеркало, задержавшись на застегнутой невпопад блузке. А это как объяснить? Тоже „торопилась"? Ну, не до такой же степени.

На всякий случай, дернула замочек „змейки“ на гульфике джинсов. Хоть здесь все в норме.

Перестегнув блузку, Летисия смочила ладони и, приглаживая взлохмаченные волосы, поморщилась – проволока и то мягче. С чего бы это они так свалялись?

Придерживаясь за спинки кресел, дошла до своей „спальни“.

Смешные люди, когда спят. И трогательные. Вот, например, этот мужчина. Судя по дорогому пиджаку и золотой булавке в галстуке, он из тех, кто руководит. И в жизни он, наверняка, представительный и суровый. Но сейчас, во сне, его нижняя губа чуть оттопырилась, пузырясь в уголке слюной, крупный нос слегка сморщился, что придало лицу плаксиво-капризное выражение топающего ножкой ребенка.

А эта девушка. Пирсинг где только возможно, засиненные коротко остриженные волосы, иголочками усеявшие голову, ассиметрично наложенная косметика – все говорило о вздорном, самолюбивом характере. Но расслабленные сном черты лица и порозовевшая нежная кожа срывали маску, обнажая беззащитность и ранимость.

Летисия опустилась в кресло и закрыла глаза. Еще летим. Есть время вздремнуть. И, может, увидеть продолжение ее необычного сна. На чем там остановилось? Ей что-то сказал… этот… Александр? Нет…, Алехандро.

Она вновь погрузилась в сон, но уже без сновидений.

Глава 2

– Да. Это здесь. Проходите пожалуйста.

Пожилая дама, с зачесанными назад прядями еще темных, без седины волос, схваченными на макушке заколкой, шла впереди, провожая Летисию в хранилище.

– Это полотно неизвестного художника предположительно конца шестнадцатого века. Возможно, испанского художника. Проблема в том, что краски в свое время не закрепили лаком, что очень странно. Это первый случай в моей практике, когда автор не заинтересован в сохранности своей работы. Картина пострадала от времени.

Они бесшумно ступали по ковровому покрытию пола в одном из многочисленных подземных коридоров музея.

– Налево, пожалуйста. Есть еще несколько странностей. Ну, вы увидите сами.

Синьора Эдита остановилась перед одной из металлических дверей с узкой щелкой по центру, куда служительница ввела закодированную магнитную карточку.

Дверь бесшумно отъехала в сторону.

Довольно большое помещение. Прохладная ровная температура воздуха, не яркое, но достаточное для осмотра рабочего материала освещение, спокойный светло-бежевый тон стен, несколько подрамников в углу, в центре стеллажи с выдвижными стенами – все идеально подогнано под хранение и сохранение работ великих мастеров.

Летисия почувствовала всегдашнее состояние легкого возбуждения перед началом очередной интересной работы.

Синьора Эдита подошла к одному из стеллажей и выдвинула подвижный, на колесиках, стенд с одной единственной картиной – портрет девушки лет двадцати в простом и одновременно дорогом бархатном черном платье, выгодно подчеркивающего ее безукоризненно матовый цвет лица.

Она стояла у кресла, опершись правой рукой о его спинку. В левой слегка сжимала платочек, отделанный кружевом.

Картина, несмотря на многочисленные „ранения“– отслоение красочного слоя, наличие многочисленных трещин и сколов – производила сильное впечатление теплотой красок, естественностью и простотой композиции, покоем безмятежной красоты и благородства.

Летисия присмотрелась:

– Вы говорите конец шестнадцатого века?

– Да. По возрасту холста и красок, – синьора Эдита отступила, давая возможность ей более тщательно осмотреть полотно.

– Но по технике это гораздо моложе, Вы не находите, синьора Эдита? Вот, посмотрите, – Летисия указала на одну из деталей портрета, – художник не боится экспериментировать.

– Об этом я вам и говорила. Много странного в этой картине. Обратите внимание на позу девушки, выражение ее лица. Нет ни одного символа королевской власти. Если бы я не знала, кто это, я бы подумала, что перед нами просто необыкновенно красивая и чувственная девушка. Без сомнения, знатного происхождения – посмотрите на этот королевский рубин. Он принадлежал испанской инфанте Изабелле Кларе Евгении.

Глава 3

Приступая к работе, Летисия сравнивала себя с хирургом. Та же тщательность при подготовке к „операции“, продуманность и отточенность действий, но, самое главное, итог – восстановление, возрождение „больного“.

Она разложила на столике инструменты – скальпель, шприц, зажимы, тампоны. Хмыкнула: „Даже инструменты те же“.