Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства - Джим Батчер
Естественно, это полностью меняет жизнь. Наверное, ни одно другое событие не приводит к такому масштабному пересмотру приоритетов.
Но при создании большого цикла таких моментов лучше избегать. Нельзя кардинальным образом изменить жизнь главного персонажа, не потеряв при этом часть аудитории.
Самым простым и безопасным вариантом было бы оставить Мэгги у Карпентеров или распространить на нее программу защиты свидетелей потусторонних событий, которую запустила Церковь, – вполне чародейский поступок, который, возможно, пошел бы девочке на пользу. Однако, продолжая работать над книгой, я понял, что не могу так поступить, иначе Дрезден будет уже не Дрезденом. Он слишком сильно убежден, что обязан быть хорошим родителем, и это ясно прозвучало в рассказах о бигфуте: вспомним, какую плату он попросил у Речных Плеч.
Поэтому мне все же пришлось изменить жизнь персонажа. Я постарался выбрать тот путь, который больше всего соответствует его характеру.
Теперь Гарри – отец. Да, он совсем новичок в этом деле, но никогда не откажет себе в удовольствии пошутить на эту тему.
Меня зовут Гарри Дрезден. Не исключено, что я – один из самых опасных среди ныне живущих чародеев, и мне еще ни разу не приходилось целый день быть папой.
Отца я помню плохо и смутно. Он был хорошим и добрым человеком, но умер еще до того, как я пошел в первый класс. Иногда я даже сомневаюсь, насколько реальны мои воспоминания о нем: возможно, это вымышленные истории, которые я пересказываю про себя всю жизнь.
Проблема в том, что у меня нет образца, человека, у которого я мог бы перенять навыки, присущие хорошему отцу. Тот, кто более или менее отвечал за формирование моего характера, оказался садистом и чудовищем, и к тому моменту, когда в моей жизни появился мой дед Эбинизер, ему пришлось не столько выполнять обязанности родителя, сколько помогать мне справиться с психологическими травмами.
Кроме того, я уверен, что быть отцом вспыльчивого, угрюмого, обладающего магическими способностями мальчика-подростка – совсем не то же самое, что воспитывать десятилетнюю девочку. Более того, я уверен, что никогда толком не разговаривал с десятилетними девочками. И сам не был одной из них.
Для меня это оказалось в полной мере темным лесом, и я был уверен только в одном.
Мне очень, очень хотелось сделать все правильно.
Мэгги шла рядом со мной, и каждый мой шаг соответствовал ее трем. Совсем кроха, она всегда оказывалась самой маленькой и легкой из учеников. У нее были бледная кожа, темные волосы и огромные темные глаза. Мэгги надела фиолетовые брюки и бежевую футболку с принтом, напоминавшим оригинальный постер «Звездных Войн», только в стиле самурайского искусства периода Эдо, а на ее кроссовках при ходьбе вспыхивали красные огоньки.
Рядом с ней шагала серая глыба из мускулов и мягкой шерсти по имени Мыш. Он был настоящим Храмовым Стражем, одним из тех, кого называли китайскими львами. Весил Мыш около двухсот пятидесяти фунтов, а шерсть вокруг шеи и головы напоминала настоящую львиную гриву. На Мыше был красный нейлоновый жилет, указывавший на то, что он – собака-компаньон; он шел очень осторожно, словно старался не наступить на цыплят. Мэгги зарылась одной рукой в его гриву и не отрывала взгляда от земли.
– Значит, ты никогда не бывала в зоопарке? – спросил я.
Мэгги покачала головой и проводила взглядом проходившую мимо пожилую пару. Подождав, пока они не отойдут от нас на несколько ярдов, она тихо сказала:
– Мисс Молли как-то хотела отвести меня туда, но там было так много людей и так много неба, что я расплакалась.
Я кивнул. Моя дочь повидала много чего нехорошего. И это не прошло бесследно.
– Знаешь, в этом нет ничего страшного.
– Мисс Молли сказала то же самое, – ответила Мэгги. – Но я тогда была маленькой.
Полуденное солнце на мгновение выглянуло из-за облаков, и моя тень накрыла Мэгги целиком, да так, что осталось место для пяти или даже десяти малышек вроде нее.
– Да, наверное, – согласился я. – Если что, можем уйти, как только захочешь.
Она посмотрела на меня с задумчивым видом. Мэгги была самым красивым ребенком, которого мне доводилось видеть. Но все думают так о своих детях.
И возможно, все правы.
– Я хочу посмотреть на горилл, – сказала она наконец. – И Мыш тоже.
Мыш вильнул хвостом в знак согласия и улыбнулся мне своей собачьей улыбкой.
– Ну хорошо, – сказал я, когда мы подошли к входу в зоопарк. – Так и сделаем.
Мэгги снова посмотрела на меня и, нахмурившись, спросила:
– Ты волнуешься?
– С чего бы мне волноваться? – ответил я вопросом на вопрос.
Она опустила глаза и пожала плечами:
– Не знаю. Я волнуюсь. Никогда еще не ходила в зоопарк с моим папой. Вдруг я сделаю что-нибудь неправильно?
У меня слегка кольнуло в груди, и я откашлялся. Умная девочка.
– Я уверен, что здесь не то место, где делают что-нибудь правильно или неправильно.
– А вдруг… я даже не знаю. Вдруг я что-нибудь подожгу?
– Тогда поджарим маршмеллоу, – ответил я.
Она не засмеялась и не подняла головы, но ее щеки округлились от улыбки.
– А ты странный.
– Немного, – признался я. – Ты не против?
– Пока не знаю. Наверное. – Мэгги еще сильнее прижалась к Мышу. Даже если бы она села на него верхом, тот почти не почувствовал бы ее веса. – Ты правда спасал горилл от чудовища?
– Ага, вроде того, – сказал я. Там было три ведьмы, и я спас гориллу от обвинения в убийстве, которое совершила одна из колдуний. Несколько человек погибли. Но это был слишком мрачный и тяжелый разговор для первой прогулки с дочерью.
Мэгги с серьезным видом кивнула:
– Значит, ты любишь животных. Как я.
– Да, люблю.
– Даже динозавров?
– Особенно динозавров. И дино-собак.
– Гав! – с довольным видом сказал Мыш.
Я наклонился над Мэгги и потрепал лохматое ухо пса.
Мимо пробежала стайка шумных детишек в форме учеников школы-интерната. Мэгги вздрогнула и замкнулась в себе до тех пор, пока они не ушли. Затем мрачно посмотрела на вход в зоопарк, около которого толпились люди: казалось, она намного старше своих лет и ей очень не хватает чашки
