Нерушимый 4 - Денис Ратманов
Луцк просто до боли напоминал Евпаторию: булыжные улочки, старинные дома, храмы разных конфессий, только тут было просторнее и теплее. А еще непривычно было видеть на столбах вдоль дороги красные флажки Советского Союза и все те же билборды в стиле соцреализма.
Весна цвела, щебетала, жужжала и мяукала. Скворцы надрывались так, что рисковали лопнуть. Расчирикавшиеся воробьи в кустах устроили яростный спор. Одинокая горлица кричала со столба: «Чеку-ушку, чеку-ушку» — и, разбуженные ее странным пением, в душе ворочались ростки предвкушения лета, тепла и удовольствий.
Все прошло спокойно, только Колесо оказался глубоко травмирован видом оголивших ноги чернобровых красавиц. Какие тут девушки! Более яркие и одетые в яркое. Смотри, какая блондинка! Как минимум «тройка». Две шатенки — просто закачаешься! А вон брюнетка — ноги от ушей!
Разум, раздраконенный весной, подсунул образ Лизы Вавиловой, с которой мы переписывались каждый день. У нее ноги еще красивее. Да и сама она не пустышка какая-то и вроде взаимностью отвечает.
Девушки улыбались нам, мы улыбались им. Димидко только и успевал цыкать на нас.
Напитавшись весной, я немного успокоился. Все-таки выигранные матчи с пензенскими «Энергетиком» и «Мебельщиком» придали уверенности. В марте Димидко выгнал Быкова, и команда от этого только выиграла, видимо, именно он накручивал ветеранов и подбивал к бунту. «Энергетик» мы раскатали 5:0. Потом провели еще несколько товарищеских матчей с любительскими командами области и неплохо поднаторели в командном взаимодействии. Настолько, что Саныч перешел к следующему этапу — начал нас учить трансформироваться в 3-5-2 и даже в 3-4-3 по ходу матча.
Три дня назад мы получили номера. Точнее Димидко решил с нами не нянчиться и присвоить их согласно традиции. Мне достался первый номер, моему сменщику Васенцову — двенадцатый. Защитникам — Думченко, Колесу и Матвеичу — 2, 3, 4. Опорник, Лабич, получил 5, центрозащи Клыков — 9, Левашов — 7. Крайки, Микроб и Бурак — 6 и 8.
После долгой перепалки за номер 11 Димидко отдал его Антону Рябову, обосновав выбор тем, что Погосян «одноногий», потому получает 10, а Рябов с обеих ног хорошо забивает. Запасным досталось то, что было в остатках.
Перед матчем с «Волынью» мы нервничали. Все-таки игра в гостях, в чужом городе. А лично для меня Украина была зарубежьем, пусть и ближним. И странно было ходить по городу, так непохожему на наши северные города, и видеть на периферии те же архитектурные решения, что и в Лиловске, и в Москве — дома наподобие сталинских высоток, и не панельки, а добротные, каменные.
И вот мы в раздевалке, через несколько минут матч, и в душе муторно то ли от волнения, то ли от предвкушения хорошей игры.
И Димидко обращается к каждому, ободряет, советует. Вот очередь дошла и до Микроба:
— Хотеев! Ну хоть выспался, хоть порозовел, а то как кот мартовский, в весе терять начал. Ух мне эти ваши невесты! Не спать, Федор! Не мечтать!
Микроб наморщил лоб и промолчал, на его щеках вспыхнули алые пятна.
— В общем, взялись! — распорядился Димидко. — На поле!
Сан Саныч не пошел сразу на скамейку, а проводил команду, хлопнув каждого куда придется. Мне зарядил поджопник и тут же взлохматил затылок — иди, мол, и покажи, на меня вся надежда. И не дай бог, мол. Ух!
Болелы встречали нас свистом и воем, своих — овациями.
Включать «лучшего в мире», или ну его? Как раскатает меня опять, а нам завтра в Москву лететь. Не буду. Проверю, на что годен без читерских способностей.
Коснувшись штанги — на удачу — я попытался пробудить внутреннюю силу, но ничего не вышло. А потом стало не до того, потому что сразу после свистка начался кошмар, и сконцентрироваться на внутренних ощущениях не получалось. Наши не могли выйти из-под прессинга. Удар за ударом в сторону ворот. Я уже устал вводить мяч. И казалось, что удары становились все крепче и все четче. Уже попадали в створ. Правда все это — издали. Защитники, молодцы, не допускали прорывов.
Тьфу, сглазил! Черпачком навесик над правым, туда по бровке врывается их нападающий, и не успели даже выстроиться, он в одно касание отправляет вдоль ворот, а замыкать несется их защитник. Защитник! Кто за ними смотрит?
— Мой! — ору со всей мочи и кидаюсь в ноги. — Я!
Вот был бы это нападающий — был бы гол. Точно. А защитник все же на такое не нацелен, потому просто пыром ткнул мяч — и в меня. Больно, блин, но это футбол. Это не фигурное катание…
Рукой бросаю налево, на Микроба, тот кидается вперед. Чуть отстают задержавшиеся в обороне нападающие… Это что? Не нарушение? Нет? Все молчат? Ну, может, чисто, но снесли парня так, что он вылетел к ограждению. Ничего, ничего… Время играет на нас. Мы — в гостях. Вот пусть они гостям и показывают свой класс.
Прорыв по центру. Один защитник падает в ноги. Мяч убран — ух, технарь какой… Второй выносится вперед — и остается за спиной, обманутый классической вертушкой. Блин…
Согнувшись и расставив руки выпрыгиваю из ворот. Бац! Везуха… Прямо в лицо. Песок хрустит на зубах. Мяч я отбил перед собой, и набегающий второй волной их разводящий с дуру лупит… Мимо! Опять вводить. Только кровь остановить. Нос разбили.
В груди сделалось горячо, растеклось тепло по телу, я ухватил ощущение, вдохнул, выдохнул. Меня окружили наши, надо мной склонился Матвеич:
— Ты как?
Судья останавливает игру, зовет врача. Тот быстро формирует тампоны, затыкает, утирает, смотрит в глаза, водит пальцем…
— Да в порядке я, в порядке!
Черт, как же они красиво рассекают! Пас-второй-третий… Уже четвертый — и никто не мешает! Я стал сильнее, быстрее. Да! Теперь станет проще.
— Центр, блин! Держите центр!
Самый позорный гол, когда просто по центру проходит — и кладет. Как пацанов. А у нас все же трое тут, в центре-то.
Отбиваю ногой подальше, на кого придется. Мяч опять у нашей штрафной. Мужики сбились на отбой, у нас ни одного точного паса. Уже и нападающие тут, пытаются выудить в толкучке… А-а-а! Куда ты лезешь!
Ну, сбил, да. Тут четко. Ясно было видно — атака сзади. Штрафной почти с линии. Опасно.
Выстраиваю стенку. Тут хоть всех в нее… Шестеро, ладно. Выравниваю, посматривая от штанги. Держу тепло в груди, но не получается, солнце угасает.
— За крайним смотрите, — бурчу тем, кто не в стенке. — Очень резкий пацан. Не пускайте в
