Гребень Дяди Нэнси - Саша Фишер
— Показывай, где твоя прачечная, — Прохор сполз со стула. — Ты извини, Гонзо, я бы рад поболтать, но неуютно себя чувствую, когда даже руку пожать не могу.
Эдна стала пробираться сквозь толпу к выходу, Прохор последовал за ней, улыбаясь, помахивая левой рукой и уворачиваясь от желающих хлопнуть по плечу.
— Ты выглядишь расстроенным, белый господин, — сказала Эдна, как только они вышли на Рю-де-Бурбон. — Хотя ты только что победил в «Карусели Отражений».
— Это было задорно, да, — Прохор задумчиво сплюнул. — Показывай, где там твоя прачечная.
— Не хочешь говорить? — платье лоа Эдны замерцало красным и желтым. Она повернула в сторону кладбища.
— Не знаю ответа, — Прохор взвесил в руке мешочек с деньгами. — Слушай, а у ноктюрнета может быть компьютерный интерфейс? Ну, чтобы я видел сразу же, на какие параметры раскидало мою экспу, чтобы можно было смотреть от третьего лица, чтобы места квестов подсвечивались и все такое?
— Можно, но для этого нужен чип контроля, — ответила Эдна. — В обычном сновидении связь с аккаунтом не настолько прочная, чтобы добавлять в визуал ноктюрнета буквы и цифры. Много багов сразу проявится.
— Кстати, хотел спросить про чип… Как проходит процедура?
— Под местным наркозом, делают надрез под мышкой и вводят пять имплатнов, штукой, похожей на шприц. Белый господин.
— И все сотрудники обязаны его носить?
— Не все. Тем, кто на телефонные звонки и чаты отвечает, необязательно. Мы пришли, белый господин.
Прачечная притулилась в маленьком домике рядом с здоровенным особняком почти полностью зашитым ажурной решеткой. Если бы Эдна не показала, куда смотреть, то точно пропустил бы. Вывеска прачечной была просто нарисована мелом на черной доске. Прохор толкнул деревянную дверь, выглядевшую так, словно ее каждый день мыли мочалкой со стиральным порошком. Изнутри пахнуло жаркой влажностью и запахом лаванды.
— Входите, маса, не стойте на пороге! — раздался из клубов пара низкий женский голос. Эдна придушенно пискнула и растворилась в воздухе, оставив вместо себя стайку светящихся пчел. Прохор пожал плечами и переступил порог.
Хозяйкой прачечной оказалась внушительных размеров чернокожая женщина в белой юбке с заткнутым за пояс белым подолом, голова замотана белым же тюрбаном, на шее — ожерелье из шевелящихся змей. Массивными ступнями она топтала замоченное в тазу белье. Огромные бедра описывали круги, восьмерки и прочие округлые фигуры, ни на секунду не прекращая движение. Толстые сосиски пальцев унизаны перстнями, подмигивавшими огоньками разных оттенков голубого и зеленого.
— Маса испачкался, ай-яй-яй! — ноги прачки переступили через бортик деревянного таза, и ее непрерывно колышущееся тело подплыло к Прохору. Пальцы обеих рук сжали больное плечо, Прохор замер, ожидая дикой боли, но, вопреки всякой логике, по телу расплылось усыпляющее тепло, пальцы правой руки защекотали как будто слабые электрические разряды.
Когда-то Прохор впервые взял в руки змею. Он думал, что прикосновение к блестящей чешуе будет холодным и липким, и мысленно содрогался от этого предчувствия. Но случилось другое — змеиная кожа оказалась сухой, теплой и очень приятной на ощупь. Так и здесь. Массивная бабища с необъятным задом и торчащим животом, круглыми лоснящимися щеками и вывернутыми негритянскими губами. Прохору бы в голову никогда не пришло, что он может по доброй воле прикоснуться к подобной женщине. Меж тем, ее толстые пальцы распространяли нежный покой и тепло. И больше всего Прохору вдруг захотелось, чтобы она его обняла.
— Я Йемайя, мальчик, — пророкотала женщина и обхватила Прохора руками. На мгновение ему показалось, что ее телеса окружили его со всех сторон, и он качается на них, как на волнах. Потом иллюзия рассеялась, женщина ободряюще похлопала его по спине и разомкнула объятия. — Вот мы и решили твои проблемы.
Сильным движением Йемайя развернула Прохора, и он оказался лицом к лицу со своим отражением в старом, местами почерневшем волнистом зеркале. Его двойник приплясывал и корчил гримасы. Никаких следов крови и грязи на нем больше не было — фрак и цветные дреды были в полном порядке.
— Йемайя… — Прохор повернулся и внимательно посмотрел на женщину. — Сколько я вам должен?
— Нисколько, маса, — толстые губы расплылись в улыбке, женщина снова вернулась к топтанию белья в тазу. — Лучше смотри в зеркало, пока можешь.
«Пока можешь?» — Прохор нахмурился и снова повернулся к своему отражению. На миг ему показалось, что стекло покрылось паутиной. Потом он увидел, как его фигура уменьшается, при этом костюм остался прежнего размера. Вскоре на месте его отражения приплясывал светловолосый мальчик, зачем-то нарядившийся во взрослый фрак и нацепивший на волосы длинные, почти до пят, дреды. Со всех сторон к мальчику потянулись паучьи лапы, но он ловко уворачивался и смеялся.
Потом изображение исчезло, как будто зеркало с той стороны захлестнуло волной. И в следующее мгновение в потемневшей поверхности снова отражался он сам.
— И что это все значит? — Прохор повернулся в ту сторону, где до этого приплясывала в тазу Йемайя, но ее там не оказалось. Вместо нее вокруг таза пританцовывали две чернокожие девицы в белых платьях. Они косо поглядывали на Прохора и хихикали. Прохор повернул голову обратно к зеркалу. Зеркала тоже не было. Было окно во внутренний дворик, заставленный кадками с цветами и завешанный сушащимся бельем. — Привет, девочки.
— Да, маса! Чего изволите, маса? — девочки захихикали. Они не были взрослыми, скорее подростки, с только что вытянувшимися руками-ногами. Похожие на чернокожих богомолов в платьях.
— Вместо вас тут была Йемайя.
— Да, маса, она уже ушла, маса, — девочки снова захихикали.
— А кто она?
Одна из девиц, та, что повыше, быстро заговорила на незнакомом языке, размахивая тощими руками и сверкая ярко-голубыми глазами. Вторая просто замерла, усевшись на покосившийся табурет рядом с тазом.
— Мы не знаем, как объяснить, маса, — сказала вторая, когда первая замолчала. — Надо что-то еще постирать?
Прохор вышел на улицу и огляделся. Эдна стояла, привалившись к ажурной решетке соседнего дома.
— Она меня прогнала! — в радужных глазах стояли слезы, на лице испуг сменял возмущение.
— А до этого ты считала себя хозяйкой положения, да, девочка из Сызрани? — Прохор криво ухмыльнулся и посмотрел по сторонам.
— Нет, белый господин, — платье Эдны потускнело до оттенков серого. — Но ее я никогда раньше не видела. И вообще не слышала, чтобы она вмешивалась.
— Поясни. «Она» — это та прачка? Йемайя? — Прохор оперся на ажурную решетку и навис над Эдной. Одна из ее светящихся пчел уселась ему на щеку.
— Прачка?! — Эдна фыркнула. — Очень смешно… Йемайя — это море, лоа приятных забот и материнства. Великое чрево. Теплая влага, из которой появляется все живое.
— И за
