Открытые сны Раскаяние - Мира Львова

— Где же ты? — прошептал он и почувствовал тяжесть в районе солнечного сплетения. — Надеюсь, с тобой все хорошо.

Он вспомнил, как уверял ее однажды:

— Не слежу я за тобой! Я просто боюсь.

— Чего ты боишься? Что я с другим встречаюсь за твоей спиной? — Ярослава раскраснелась и на глазах стояли слезы.

— Я боюсь, что тебя обидят, — тихо ответил он и склонил голову. — Ты такая хрупкая.

Она в очередной раз простила. Они до полуночи занимались любовью, а потом принесли в кровать фрукты и кормили друг друга, вспоминая забавные случаи из детства. Илья в этот раз не все ей сказал. Больше всего на свете он боялся потерять самое ценное — ее любовь. Поэтому тайком подслушивал разговоры, читал сообщения и почту Ярославы.

Перед посторонними людьми Илья представал брутальным и агрессивным прожигателем жизни. Он не скупился раздавать оплеухи, устраивать пьяные разборки и наказывать тех, кто, по его мнению, слишком выпячивал свое богатство. Однако какой он настоящий, под защитными масками и придуманными образами, знали только мама и Ярослава.

— Тебе две или три котлеты положить? — спросила мама, когда Илья осторожно опустился на старый табурет.

— Две. А отец уже ужинал?

— Да. И знаешь, что он сказал?

— Что? — равнодушно спросил он и подцепил вилкой горошину из консервной банки.

— Чтобы я больше мяса готовила для тебя. Спортсменам, мол, надо много белка есть.

Илья хмыкнул и недоверчиво покосился на маму.

— Врешь ты все. Он меня ненавидит.

Мама стукнула его прихваткой по голове, наклонилась и зашептала:

— Не говори ерунды! Он тебя любит. Просто не знает, как правильно показать. Никто нас не учил воспитывать детей.

— Но ты-то правильно показываешь, — также шепотом возразил он.

Мама улыбнулась и прижала его голову к своей груди.

— Конечно. Я же мама.

Ярослава шагала вдоль ручья, облизывая камешек со вкусом клубники. Константин плелся сзади.

— Вспомнила еще одно отличие сна от комы, — подала она голос.

— И что же это?

— Во снах нет запахов и вкусов. Я не могу понюхать цветок, например. Хотя нет, понюхать я могу, но ничего не почувствую.

— Как думаете, почему так?

Она остановилась и задумалась.

— Не знаю. Может, потому что сон короткий в отличие от комы.

— Да? — удивился Константин. — Мне казалось, что всю ночь.

— Нет, это не так. Сон — как обрывок фильма. А иногда, как фотография. Кто-то вообще не видит снов, а кто-то несколько за ночь. У моих родителей через стенку живет тетя Роза. Ей под семьдесят. Так вот, эта тетя Роза видит от пяти до двадцати снов за ночь. Притом, что почти все они любовные.

— Бурная молодость была у тети Розы? — улыбнулся он.

— Да нет. Сериалы смотрит с утра до вечера.

Константин подобрал три камушка и начал ими жонглировать. Ярослава прислушалась, в палате кто-то тихо переговаривался.

— Вы говорили, что запоминаете сны, которые видели.

— Да. К сожалению, это так. Особенно плохие страшные сны. Находиться в чужом сновидении не то же самое, что смотреть фильм в кинотеатре. Иногда все происходящее настолько реально, что я забываю, что сплю.

Константин побросал камешки, и те запрыгали вдали.

— Вы можете рассказать самый страшный сон? — спросил он, но взглянув на погрустневшую Ярославу, тут же замахал рукой. — Я не настаиваю. Простите, не хотел вас расстроить.

Она кивнула и провела рукой по волосам. В пятилетнем возрасте она увидела сон, который мучил ее до сих пор. Ярослава многое бы отдала, чтобы навсегда стереть его из памяти.

— Говорят, что нужно проговорить проблему, чтобы найти решение. Попробую, вдруг станет легче…Под нами на третьем этаже жила семья: муж, жена и две девочки. Я не помню, как их зовут, а может, и не знала. Мы с ними не общались. Девочки были старше, поэтому не дружили со мной. Они все время были на улице. Повзрослев, я поняла почему. Просто дома им было невыносимо, родители много пили. Я увидела сон их отца, от которого до сих пор мороз по коже.

Ярослава посмотрела на Константина. Тот застыл и не сводил с нее глаз.

— Гораздо позже я научилась контролировать «хождение», и теперь сама решаю чей сон смотреть. И смотреть ли вообще или остаться в темноте. Но тогда, я вынуждена была находиться там, куда попала. Это была их квартира. Грязная, захламленная, с порванными обоями.

Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Он стоял с ножом. С длинным мясницким кровавым ножом. На полу лежала его жена. Он наклонился, взял ее руку и принялся отделять от тела, кромсая по суставу. Я помню, как закрыла глаза и кричала. Но сон был длинный, наверное, пару минут. В том возрасте я не могла отделить реальность от сна, поэтому испытала настоящий шок и панический ужас. Утром, вся в слезах, я рассказала родителям об этом. Папа даже сходил к ним домой, чтобы удостовериться, что соседка жива. Вот после этого случая, они решили продать квартиру и переехать в отдельный дом, недалеко от нашего городка.

Константин сглотнул и провел рукой по лицу:

— Помог переезд?

— Да, — Ярослава улыбнулась. — Я начала видеть только сны родителей. Слава Богу, радиус «хождения» ограничен.

Он с облегчением выдохнул и закивал:

— Тяжело вам. Я бы не смог.

Она кивнула, и они зашагали дальше, погрузившись в свои мысли. Вскоре Константин начал выкрикивать предположения:

— Я в кафе пожалел денег на чаевые…Хотя не пожалел, а наказал официанта. Он пролил вино мне на рукав и ложку в супе утопил. А еще я во втором классе кошку дверью прищемил. Правда, не помню, что с ней дальше случилось.

Она провела рукой по шершавой каменной стене, возвышающейся слева. Ей начало казаться, что прошло несколько дней с того момента, как погрузилась