Последнее желание повелителя - Анна Григорьевна Владимирова

– Знаю. – Я отняла бутылку от губ и протянула ему.

– Мне понравилось, как звал тебя брат, – убрал он бутылку в подстаканник и прижал меня к себе сильней. – Можно мне также тебя звать?

– Ты уже зовешь… – прикрыла я глаза.

– Зову.

Мы разговаривали шепотом, будто обменивались какими-то секретами, которые никто не должен знать. Как подростки. Или вообще дети. И это никак не уживалось с реальностью, которая была вот только утром! Как я оказалась на коленях у Повелителя Дьявола, да еще и разрешила ему называть себя Женей? Только мне было непривычно уютно, и я все недоумевала – почему?

Я чувствовала себя защищенной в его руках – вот почему.

Никогда не чувствовала себя в безопасности после смерти родителей. Я всегда была в напряжении, готовая защищать наши с братом жизни, а потом – и жизнь дочери. Я так загнала себя в этой гонке, что не заметила, как сил не стало. На этот рывок ушли последние. И не было шанса не свалиться замертво где-нибудь под ноги своим врагам, но я вдруг оказалась в руках… джинна, который просит просто сидеть у него на коленях.

– Что такое? – тихо спросил он на мой ступор.

– Я… беззащитна перед тобой, – констатировала я, пялясь в окно.

– Тебе не надо от меня защищаться, – спокойно напомнил он. – Женя, я понимаю, что ты чувствуешь. Но слова я держу. Ты же убедилась в этом?

– Да.

– Все слова. Не какие-то удобные мне.

– Допустим.

– Допустим, я не занят изобретением фраз с двойным смыслом.

– Ты пошел за мной, но слов не нарушил, – напомнила я.

– Потому что я хотел пойти за тобой, – неодобрительно покачал он головой, сдаваясь. – Ладно. Мне тебя не убедить словами. Это нормально. Буду убеждать поступками.

Он дернул ручку двери и выпустил меня перед отелем. Но лишь на секунды. Потом взял за руку и повел к дверям.

– Жень, а у тебя проблемы с мечтами и желаниями…

– Почему это? – обалдела я от неожиданного поворота. Чувство моей руки в его отвлекало. Аршад сжимал ладонь так уверенно, пропустив мои пальцы между своими, будто я вдруг стала его. И мне нравилось так себя чувствовать. Но при этом я понимала, что ни черта не смыслю в такого рода ситуации.

Я всю сознательную жизнь избегала мужского внимания. Алан оставил такие борозды в душе, что я даже не пыталась подпускать к себе кого-то, неизменно спотыкаясь о шрамы. Но Аршад не спросил.

– Я хотела свободы. И домой хотела улететь. Разве неправильные желания?

– Правильное. Одно. А улетать от меня не стоит.

И снова лифт отрезал нас от людской реальности, перенося в скрытый мир могущественных мужчин. Аршад выпустил мою руку, но взгляда не отводил, замерев в полушаге. И так смотрел, будто я была каким-то особенным существом, на которое даже просто смотреть – уже удовольствие.

– Спасибо, что осталась, – улыбнулся шире. – Скажи, ты отдохнуть хочешь сейчас или сразу поужинать и потом отдохнуть? Только честно.

– Я устала, – призналась я, глядя ему в глаза. – Но есть тоже хочу.

– Понятно. Тогда переодевайся в удобные вещи, которые ты бросила в номере, и пойдем отдыхать.

– Сложно, когда от тебя ничего не скрыть, – заметила я тихо.

– Я где-то слышал, что доверие – неплохая основа для крепких отношений. Я бы так хотел…

– Отношений? – переспросила хрипло. В тишине, которая окружала, я отчетливо слышала каждый удар его сердца. Ровный спокойный ритм завораживал, как и его запах, взгляд, улыбка…

– Я не хожу за женщиной пешком в аэропорт, не сажаю к себе на колени и не говорю о доверии просто так, – серьезно продолжал он. А я думала, что так много знаю об убийстве таких, как он. Но я понятия не имею, что делать с ним, если он говорит про отношения.

– Твои же не поймут… – возразила глупо.

– У меня только сын, чье мнение по-настоящему беспокоит, – вдруг признался он.

– У тебя есть сын? – удивленно вздернула я брови.

Но тут створки лифта разъехались, и он выпустил меня вперед в незнакомый светлый холл, за которым начиналось пространство огромного светлого номера. У меня захватило дух от его простора и уюта, с которым номер был оставлен. Светлый, наполненный воздухом и теплом деревянной мебели и паркета, легкостью колышущихся занавесок и прохладой каменных стен. Я потеряла дар речи.

– Как тебе? – Аршад стоял рядом и снова смотрел на меня.

– Это… что? – прошептала скосила на него глаза.

– Я бы хотел, чтобы ты переехала сюда, – снова улыбнулся он. Кажется, ему доставляло удовольствие ставить меня в тупик, смущать и… рассматривать со всеми этими эмоциями.

– А для кого этот номер в твоем проекте? – прошлась я завороженно по паркету, не удержалась и сбросила туфли, благоговейно наступая на пол босой ступней. – Как красиво…

– Этот номер не в проекте, – следовал за мной Аршад.

– Но он же в здании? – обернулась я.

– Да, – усмехнулся он и сделал разделяющий нас шаг.

– Ты так мастерски владеешь пространством… – позволила себе заметить. – Мало кто из вас на это способен.

– Не так уж и мало.

– Ты начал говорить про сына… – напомнила я.

– Останешься жить тут?

– Останусь.

– Спасибо, – улыбнулся он. – Твоя одежда в шкафу.

Я закатила глаза, усмехаясь его самонадеянности. Ну кто бы отказался от такого жилья? А головокружительная высота? Тут до неба, казалось, ближе, чем до земли. Я с трудом заставила себя оторваться от панорамы и поискать взглядом шкаф. Аршад опустился на диван позади, но не собирался быть щедрым на подсказки – шкаф пришлось поискать самой. Он нашелся в спальне. Но и туда не удалось просто так пройти, не постояв на пороге, чтобы привыкнуть к красоте. Она, конечно, уступала гостиной в размерах, но была идеальной, чтобы чувствовать свободу, а не пустоту.

Чемодан уже ждал меня в шкафу. Шелк аккуратно висел на вешалке. Вытащив его из шкафа, я оглянулась. Аршад деликатно оставил меня одну, давая понять, что… Что? Что не спешит? Дает время выбрать или принять его на расстоянии вытянутой руки? Это если он действительно хочет отношений, а не создает для меня миражи… Но снова я не видела необходимости в таких сложностях, и это была единственная гарантия того, что все это – не иллюзия. Я – слишком маленькая, чтобы заслуживать столько усилий.

– Черт, как же сложно, – прошептала, остро чувствуя, как не хватает хоть какого-то жизненного опыта.

Я ведь не жила особо. Я существовала. То, что было до пятнадцати лет, даже вспоминается