Сергей Лукьяненко - Шестой Дозор
– Нет, конечно. Но это древнее имя, живущее во всех народах. Меня устраивает.
У меня в голове мелькнула мысль, но я даже не дал ей оформиться. Это очень, очень, очень старая и могучая вампирша. И даже мой Высший уровень не делает нас ровней.
Если она захочет – то разорвет нас с Кешей на клочки.
– Хорошо, Ева, – сказал я. – Я впустил тебя в свой дом, я повторил трижды, я представился. У меня есть древнее право по древнему закону.
– Право на три вопроса? – Ева явно развеселилась. У нее дрогнули уголки губ. – Ах, Светлый, я сама придумала это право… Мне его и менять.
Мягким кошачьим движением она села между нами. Посмотрела на меня. Посмотрела на Кешу.
– Хорошо, Антон. Мы поиграем. Ты получишь три ответа, но это не будут ответы на те вопросы, что тебя тревожат. Это будут просто ответы. Потом мы поговорим всерьез, а сейчас – разминка.
– Кто этот вампир, который нас спас, и почему он это сделал?
Ева рассмеялась и погрозила мне пальцем.
– Хорошо, – вздохнул я. – Разминка. Что связывает тебя с Завулоном.
Ева подумала. Облизнула губы.
– Кровь.
– Это не ответ.
– Это ответ, Антон Городецкий. Ты задал вопрос, я ответила. Это честный ответ. Если он не ответил на твой вопрос – виноват спрашивающий.
– Хорошо, – сказал я. – Второй вопрос. Чаба Орош. Сколько правды в его книге и сколько лжи? Посмеялись ли над ним вампиры, или легенды, которые он пересказывает, – настоящие?
Ева замерла. Кивнула.
– Правильный вопрос. Большая часть сказанного им – правда.
– Можно я спрошу? – попросил Кеша.
– Пусть парень спросит, – сказал я.
– Как вы сохраняете одежду во время трансформации? Это не магия, я бы почувствовал.
– Неожиданный вопрос, – сказала вампирша. – Какой любознательный паренек! Видишь ли, это, – она оправила полы пальто, поддернула джинсы, – не одежда. Одежду я не сохраняю.
– Это вы сами и есть, – прошептал Кеша. – Вы…
– Я голая. – Ева засмеялась. – Но как ты думаешь, малыш, трудно ли придавать своему телу видимость одежды, если ты умеешь перевоплощаться в летучую тварь? Я сама – своя одежда. Любая.
Силуэт Евы задрожал, меняя цвета и формы. Теперь она была одета в белое длинное платье, с ниткой жемчуга на шее, со сверкающими, будто хрустальными туфельками. Из глубокого декольте проглядывала высокая молодая грудь.
– Я вас не смущаю, мальчики? – Она лукаво улыбнулась.
– Нет, – сказал я. – К сожалению, я знаю истинный облик таких, как ты, – поэтому не смогу соблазниться тобой ни в мехах, ни в шелках, ни голой. Извини.
– Ничего страшного, Антон, – очень серьезно ответила Ева. – Сексуальное влечение… у таких, как я… проходит за две-три сотни лет. Его вытесняет пищевой инстинкт, он древнее, знаешь ли. Мой секс – пить кровь.
– Знаю, – сказал я. – Что ж, ты ответила на три вопроса, которые не важны…
– Они важны, даже если ты сам этого не понял, – сказала Ева. – Но пустое. Что ты хотел спросить у меня?
– Я хотел спросить о тех, кто напал на нас. И о пророчестве, которое обещает всеобщую смерть.
– Понимаю. – Ева кивнула. – Но это серьезные вопросы, и они требуют настоящей цены.
– Какой? – Я спросил, зная ответ.
– Настоящая цена – всегда одна, дозорный. Кровь.
Мне очень не хотелось этого говорить, тем более – при Кеше. Но я думал об этом полдня. Я вообще-то довольно догадлив, когда начинают гореть ботинки – обычно догадываюсь посмотреть вниз.
– Я выдам тебе разрешения, – сказал я.
– Какие? – поинтересовалась Ева.
– На кормление.
Ева развела руками.
– Разрешения? Мне? Антон, у меня лежит ворох этих разрешений. Некоторые еще на бересте, а некоторые – на глиняных табличках. Но в конце концов, если уж я захочу кого-то выпить – неужели ты думаешь, что ваши дозорные схватят меня? Вы за новообращенными вампирами охотитесь неделями и не всех в итоге ловите.
Я молчал. Она была права – и я это прекрасно понимал.
– А если я захочу чего-нибудь интересненького? – неожиданно спросила Ева. – Выпить беременную женщину? Трехлетнего ребенка? Знаменитость, писателя или музыканта, которые сеют разумное, доброе, вечное… Я же знаю, что таких вы из вампирской лотереи вынимаете…
– Не вынимаем, – твердо сказал я.
Ева рассмеялась.
– И все-таки? Выдашь разрешение? На одной чаше весов – гибель всего человечества. Иных, людей, зверей…
– Спасибо за информацию, – сказал я. – Про зверей я не был в курсе.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Но моя жалкая попытка вывести Еву из себя не увенчалась успехом. Напротив – она вдруг посмотрела на меня с сочувствием.
– Не ерзай, дозорный. А то прямо слышу, как у тебя шаблоны рвутся. Мне неинтересна кровь детей и матерей, да и ваших музыкантов-писателей тоже… После Достоевского у всех кровь как-то жидковата…
– Какие литературоведческие изыски, – огрызнулся я.
– То, что я мертва, и то, что я питаюсь человеческой кровью, не значит, что я не могу восхищаться настоящей литературой, – ответила Ева. – Читала и модных, и талантливых. Нет, Антон. Расслабься, не нужны мне твои индульгенции, можешь их в рамочку и на стенку.
– Тогда что тебе нужно? – спросил я.
– Кровь. Но я давно уже не пью все подряд, я коллекционирую интересные крови, Антон.
– Говори.
– Кровь Высшего Светлого – за ответ на любой вопрос.
– А ты уверена, что сможешь ответить? – спросил я.
– Уверена.
– Сколько крови тебе надо? – спросил я.
– Дядя Антон! – воскликнул Кеша. – Не соглашайтесь! Что вы делаете!
– Молчи, – сказал я. – И запоминай. Ты свидетель.
Кеша попытался вскочить, снова сел. У него задрожали губы. Он переводил взгляд с меня на Еву.
– Не мешай ему, мальчик, – сказала Ева. – Тут нет никакого насилия, все по доброй воле… Я не собираюсь выпивать тебя досуха, Антон. И обращать не намерена… Тем более что в случае Иного – это очень, очень трудно, а в случае со Светлым и Высшим – практически невозможно. Я не убийца. – Она лукаво улыбнулась, ее глаза блеснули, как живые. – Не просто убийца. Я – коллекционер.
– Сколько? – повторил я.
– Глоток-два. Не больше трех, если вдруг понравится.
– Пей, – сказал я, засучивая рукав.
– Нет-нет! – возмутилась Ева. – Это профанация. Я не перекусить на скорую руку зашла, извини за дурной каламбур. Либо шея, либо бедренная артерия. Не будем смущать мальчика, верно? Шея.
– Соси давай, – сказал я. – Я тебя позвал не разговоры разговаривать.
– Ах, Антон, Антон! – Ева снова засмеялась. – Как же ты мне нравишься! Вся эта чудесная бравада, грубость, завуалированные пошлости…
Она встала и подошла ко мне, я тоже встал. Почувствовал ее запах – одновременно свежий и сладкий, пьянящий. Глаза Евы блестели, на губах играла легкая полуулыбка. Сейчас она казалась по-настоящему красивой.
– Вижу, ты давно не ела, – сказал я. – Феромоновые железы полны.
– Если бы я захотела, – прошептала Ева, – ко мне сбежались бы все мужчины этого дома. А мальчик потерял бы сознание от вожделения… Не хочешь меня поцеловать?
– Хочу, – сказал я. – Но я знаю, что буду целовать на самом деле, поэтому воздержусь.
– Мое дело предложить, – промурлыкала она и плавным движением положила голову мне на плечо.
Шею кольнуло. Кеша тихо вскрикнул.
– Не отворачивайся, – сказал я. – Считай вслух. При каждом сосательном движении у нее будет набухать на горле мышечный мешок.
Шея слегка онемела. Боли больше не было.
– Раз, – сказал Кеша.
Ева подняла руку и погладила меня по голове.
Никаких ощущений не было. Никакой боли. Никакой слабости. Просто стоит женщина… привлекательная… склонила голову мне на плечо… И пьет мою кровь.
– Два, – сказал Кеша страдальческим голосом.
Столь же ровным, грациозным движением Ева выпрямилась. Облизнула длинным розовым языком рот. Вытерла тыльной стороной ладони остатки крови с губ.
– Кеша, дай салфетку, – сказал я, протягивая руку. Кеша вскочил, чуть не опрокинув стул, подал мне смятый пук салфеток – веселеньких, разноцветных, с изображением хохочущего Санта-Клауса. Я прижал салфетки к шее.
– Сама сейчас свернется, – сказала Ева. – Я вбрызнула фермент, Светлый.
– Спасибо. И что так – всего два глотка? Не понравилась?
– Алкоголь и табачище, миазмы большого города, адреналин и токсины, – сказала Ева. – Шучу я, Антон. Очень интересная кровь. Знакомый привкус, как я и ожидала, но интересная. Я запомню. Захотелось тебя поставить на место.
– Я не против, – сказал я.
– И запомни на будущее, – сказала Ева. – У таких… старых, как я, сосательный мешок вмещает до полутора-двух литров крови. Я могла тебя убить в два глотка. Или в три. И все было бы в рамках разрешенного тобой, мальчик был бы свидетелем. Не досуха, не обращая, три глотка. А что не смог жить с литром крови в жилах – сам дурак.
Она требовательно смотрела мне в глаза.
– Дурак, – согласился я. – Спасибо. Запомню.
