Безответственные - Виталий Святец
«Какая ирония, вампир дает слово, — подумал Якей. — Верх безответственности».
Вся эта канитель началась именно со слова. Точнее, с потока слов, которые писака Бастрик составил вместе в оскорбительную, омерзительную и насквозь лживую статейку, порочащую честь и достоинство господина Тартиса. И, казалось бы, надо плюнуть на эту желтую газетенку, но Тартис не сумел, не смог выдержать клеветы. Движением пера из него сделали посмешище. Оттого он и умер.
И в момент нестерпимой боли и горя, что обрушились на семью Тартиса вслед за этой поганой газетной вырезкой, случилось то, что было неподвластно простому разумению: газетчика призвали к ответу.
В одно мгновение мир вывернулся наизнанку. Оказалось, что нельзя писать все, что взбредет в голову. Нельзя собирать по городским барам и закоулкам слухи и сплетни и выдавать их за истину. Нельзя шнырять по всем восьми королевствам в поисках глупости, которую потом можно выдать за сенсацию. Нельзя следить за кем-то из его же собственного супа. Нельзя строчить любую чушь и ересь, только бы набрать круг преданных читателей.
«Сто лет назад никто не мог себе позволить такого, — размышлял Якей. — Черт, да даже помыслить о подобном выходило за рамки здравого смысла.»
В те времена газеты были роскошью и только начинали становиться суровой необходимостью. Они сообщали людям новости. В городе, не говоря о банальной грамотности, достаточно обладать лишней звонкой монетой, чтобы позволить себе купить новостную газету. В деревнях же с монетами туговато, поэтому газеты завозили по штуку-две, их вывешивали на доски объявлений неподалеку от ратуш. Подходи, народ, читай.
Владеть даром журналиста считалось престижно. Их ценили в обществе, им давали волю на поездки, из которых получались хорошие статьи.
Но время шло, мир менялся.
Гномы-инженеры сделали печатные станки дешевле, а эльфы нашли способ быстро и недорого получать бумагу, не истребляя леса. Здесь, в столице, «владеть газетой» в том смысле, что иметь штат журналистов и печатников для выпуска своего издания, быстро стало чем-то модным. Особенно среди толстосумов всех сортов и расцветок.
Вскоре начались проблемы — печатать одни и те же новости под разными именами оказалось глупо и скучно. Но выход нашелся благодаря гораздым на выдумки прохиндеям. Качество статей резко поползло вниз, но вот продажи… взлетели до небес. И стало совершенно неясно, чему верить, а чему нет.
Казалось, кентавр не может родить теленка, но на страницах «Невероятных историй» утверждалось обратное. «Пекари создали пирог длиной шесть метров» гласил заголовок «Нового времени», «Кулинары испекли семиметровый торт» вторим им «Эльфийский вестник», и даром, что на самом деле это была обыкновенная ватрушка самой обыкновенной длины.
Стараниями газетных фантазеров гротеск превратился в обыденность. Что ни пытайся прочесть в новостях в поисках крупицы истины — почти все будет чушью. На этом огромном фоне те издания, которые действительно печатают правду — теряются, но позволить себе иного не могут, потому что еще помнят, за что сражаются. В основной же своей массе журналистика пришла в упадок, и все продолжала падать и падать, оставаясь при этом совершенно не регулируемой законом деятельностью.
А это по сути означало, что писать можно все, что заблагорассудится, и не нести за это никакой ответственности. Менять точку зрения от статьи к статье, приукрашивать банальщину невероятными подробностями, допускать глупейшие ошибки — пожалуйста. Большинству — без разницы, была бы ясна суть.
Конечно, недовольства в духе «что за абсурд вы тут пишите, я требую сатисфакции» были. Но чересчур мелкие и не имевшие ни резонанса, ни особого смысла. Кому, в конце концов, какое дело, кто там родился у семейной пары кентавров за морем? А если кто вдруг угрожал судом за клевету, то у всех был готов универсальный ответ:
— Послушайте, мы просто напечатали одну из точек зрения. Давайте напечатаем другую, Вашу?
Вот так запросто, укол за укол, око за око. Все оказывались удовлетворены фехтованием по переписке. Пока не умер господин Тартис и неудобные вопросы понеслись один за другим, и заготовленными отговорками Бастрику было уже не спасти свою продажную эльфийскую шкуру.
— Всего лишь одна из точек зрения? Прекрасно. Теперь полюбуйтесь на результат.
— Где доказательства того, что написано в статье?
— Кто вам сказал, что все так и было?
— Покажите живого свидетеля этих событий?
— Вы общались с господином Тартисом до того, как опубликовали это?
Это лишь малая часть вопросов, которые Бастрику задавали Якей и гвардейцы. И каждый раз все менялось. Эльф не собирался отвечать за написанные слова и, подгадывая момент, изобретал новую абсурдную историю того, как все было.
— Ничего удивительного, — говорил потом в кулуарах сержант Коготь. — Это же типичный газетный писака: ни ума, ни совести, ни фантазии. Бабушку родную продаст за статью.
Сказанное было бескомпромиссно близко к тому, что Якей знал о журналистах. А что он о них знал? Он был высококлассным юристом. Всего месяц назад он был высококлассным юристом и радовался жизни. А теперь вдруг — что ты, Якей, знаешь о журналистах? Вроде бы все они суть блудливые девки, так?
Правда оказалась слишком горькой.
Хуже того, когда выдумки Бастрика иссякли и он уже практически согласился с обвинениями — словно из ниоткуда взялся этот вампир-адвокат, и дело повернулось худо. Вдруг появились какие-то доказательства написанной в статье эльфа похабщины, свидетели начали отказываться от показаний без объяснения причин, со всех сторон полезли другие журналисты разных рас и мастей, своими расспросами только тормозящие расследование. Дело стало достоянием общества.
И почти все эти «журналисты» боялись.
Все началось со слова. Слово могло спасти мир, наполнить жизнь яркими красками, исцелить душу и сердце.
А еще убить.
И теперь всеми недоделками-журналистами, которые оставили от некогда почитаемой профессии одно название и флер чего-то, что ближе к проституции, двигал первобытный, животный страх того, что за все написанное придется отвечать. За каждое слово, каждую букву, каждый символ.
Они боялись до потери пульса.
Душеприказчик это твердо знал. И считал, что правильно боятся. Как только он окончательно прижмет к ногтю первого из них — остальные повалятся следом, точно игральные кости. Только бы сработало. Только бы…
«Что там крикнул Шах? — спросил себя Якей. — Посягательство на свободу слова? Брехня. Нельзя допустить окончательной путаницы между свободой слова и нефильтрованным трепом. Те, кто абсолютно не выбирает слова — должен быть наказан. Но это, как и обычно, еще надо доказать…»
— Достопочтенный судья Арабелл! — громогласно объявила эльфийка.
Все встали. В помещение, облаченный в черную мантию, вплыл дракон. Ступая на задние лапы он исправно клацал когтями по деревянному полу. Ростом судья Арабелл вышел едва
