Ржевский 4 - Семён Афанасьев
Одновременно с потерей сознания якудза, видимо, что-то переключил — и Ржевского накрыла волна пламени.
— Да ну нафиг, — пробормотала Норимацу, с замиранием сердца предполагая результат.
Хорошо, что партнёр оказался настолько предусмотрительным и предложил ей подстраховать с дистанции.
Столб огня опал, кое-кто оказался в привычных обгоревших лохмотьях вместо одежды.
— Твою ж мать, — огорчённо бросил Ржевский, молниеносно оценивая понесённый ущерб. — Пожарный костюм. В другом из дому не выхожу в этом месяце.
Третий противник (Шу не знала его в лицо) удивил. Он сделал три плавных и стремительных шага назад, сбросил пиджак и коротко поклонился. В следующее мгновение в его руках появились палочки для обмолота риса — нунтяку.
В парном варианте.
Сердце рухнуло в пятки: тяжёлое дерево, отполированное за годы ладонями, кованая цепь — оружие было боевым.
Когда в воздухе мухой прожужжали первые восьмёрки, японка очень сильно испугалась: Ржевскому противостоял тоже мастер каратэ-до. Тоже старой окинавской школы.
Только он не был безоружным, в отличие от Дмитрия.
— ТЭННО, ХЭЙКА БАНЗАЙ! — она проклинала сейчас саму себя за то, что пошла на поводу у товарища и осталась сзади.
Почти целый десяток шагов. Она не успеет добежать, чтобы принять первый удар на себя, давая другу шанс достать пистолеты, чтобы уравнять шансы.
Вооружённый повёл себя в полном соответствии с каноном. Через долю секунды на голову блондина обрушился первый удар и тут же следом за ним — второй.
— К Х А! — необычный киай товарища был ей уже знаком, потому не удивил.
Не удивил так, как то, что случилось одновременно с ним.
Дерево, с лёгкостью дробящее и человеческие кости, и камни (особенно когда им орудуют такие руки), разлетелось в щепки об лобную кость Ржевского. Вначале первая нунтяку, потом вторая.
Незнакомый окинавский мастер, охранявший проход вместе с якудза, опешил от случившегося ровно на тысячную долю секунды.
Если честно, Шу тоже опешила: ведь просто не поверят, если рассказать. Мне просто не поверят, повторяла она про себя раз за разом.
Потомку гусара тысячной доли секунды хватило. В воздухе мелькнула рука — и окинавец оказался припёртым к стене спиной, Дмитрий удерживал его вытянутой рукой за горло:
— С вами я не ссорился, — безукоризненно канонично, с соблюдением всех грамматических форм вежливости, на чистейшем японском обратился к незнакомцу блондин.
Шу против воли испытала такую гордость за напарника, что даже пришлось смахнуть из уголка глаза предательскую влагу.
В это мгновение товарищ был гораздо большим японцем, чем многие урождённые нихондзин, которых она знала лично. Взятые вместе.
Ногти указательного и среднего пальцев второй (свободной) руки Ржевского замерли в миллиметрах от глаз противника.
Норимацу-младшая навскидку не смогла припомнить, из какой это школы: по классике, выбивать глаза полагается не кончиками пальцев, а фалангами, ближайшими к ладони.
Впрочем, у человека, закалившего своё тело до подобных недостижимых высот, возможно, даже ногти не отличаются крепостью от боевой части кулака. Как и кончики пальцев, на которых они находятся.
Шу коротко и молча поклонилась в спину товарища, безмолвно благодаря за ещё один бесценный урок.
У припёртого к стене хватило благородства и порядочности оценить широкий жест соперника. Он не стал недостойно унижать себя бесчестными (и наверняка безуспешными) попытками контратаки.
Благородно признав проигрыш, соотечественник поднял вверх раскрытые ладони и ответил:
— Отдаю должное вашему уровню. Я всего лишь пытался исполнить свой долг в соответствии с полученными инструкциями.
Ржевский отпустил японца, тот продолжил:
— Эти якудза не нравились мне самому; к сожалению, выбирать с кем работать порой не приходится. Меня зовут Огава, Киёси. Могу ли я узнать, с кем имею честь?
— Ржевский Дмитрий Иванович. Рекомендуюсь собственной персоной.
— А ваша спутница? — соотечественник стрельнул взглядом в её сторону.
— Норимацу, Шу, — она опять коротко поклонилась.
— Из тех самых Норимацу⁈
— Родной прадед.
Огава поклонился в ответ.
Японка знала его фамилию: достаточно древний род, но скорее исследователи форм, нежели глубокие прикладные мастера вроде Ржевского.
— Что у вас происходит? — в коридоре показался, по-видимому, тот, кто был уполномочен представлять Микадо и проход к покоям кого охраняли побеждённые Дмитрием.
— Прошу прощения за вторжение. — Похоже, партнёр всё-таки выучил классический японский этикет (не только язык), потому что сейчас опять выглядел безупречно со всех сторон.
Речь, манеры, жесты, до миллиметра выверенный поклон (обгоревшая одежда не в счёт, воины умеют отделять злаки от плевел).
— Моя фамилия Ржевский, — степенно продолжил товарищ. — Не вы ли, божьим промыслом, будете представителем вашего Императора? Меня привела к вам крайняя необходимость и я бы в жизни не позволил себе подобного…
Он лаконично указал глазами под ноги.
—… если бы не? — аристократ с родины вопросительно поднял подбородок.
— Эти недостойные совершили вчера преступление в моём городе на моих глазах, — Дмитрий небрежно активировал идентификатор на браслете, сверкая гербом Изначального. — Я шёл мимо по вашему коридору с девушкой, когда увидел преступников своими глазами. Не смог пройти мимо.
— Они и только что применили оружие первыми. — Шу посчитала, что сейчас будет уместным внести дополнительную ясность. — Ржевский лишь бил в ответ.
— Подтверждаю, — неожиданно поддержал Огава. — По ситуативному контексту было ясно, что они знакомы, но первым начал не он. Мы. Возможно, это было необоснованно — надо спрашивать этих.
Все дружно посмотрели под ноги.
— Этих теперь быстро не спросишь, — констатировала азиатка очевидное. — Ржевский — очень высокий дан каратэ-до. Иккэн хисацу.
— Подтверждаю, — Огава повторно показал себя благородным человеком.
— Какая нужда привела вас ко мне таким нетривиальным образом? — свёл брови вместе представитель Микадо, поднимая взгляд на европейца.
По едва уловимым признакам Шу поняла по его лицу: посланник как минимум в общих чертах в курсе родословной партнёра по бизнесу, по крайней мере, явно узнал фамилию.
Подумалось: наверное, это счастье, когда безупречная репутация поколений предков твоих друзей известна далеко за пределами их родины.
— Если позволите, я бы предпочёл продолжить разговор в более подходящей обстановке, — блондин повёл рукой вокруг, непринуждённо переходя в фигуральное контрнаступление. — Не угостите чаем? Заодно не подскажете, как к вам обращаться?
— Ониси, Такидзиро. Прошу.
Шу мысленно поблагодарила всех богов за то, что кроме двоих якудза недостойных соотечественников на этаже не было.
— Я был крайне удивлён, услыхав «БАНЗАЙ» в коридоре, ещё и женским голосом, — Ониси счёл необходимым объясниться и с ней. — Вышел на шум только поэтому. Как зовут вас, спутница Ржевского?
— Норимацу, Шу.
Соотечественник красноречиво кивнул и повёл бровью, отдавая должное услышанному.
* * *
Японец, у которого я в последний момент решил попросить реактивный ранец по-хорошему, приводит нас в комнату, в прямом смысле уставленную мешками с золотом:
— Располагайтесь, — он без затей кивает на кресла вдоль стены.
Сам садится на диван напротив.
Кажется, правильно будет соблюсти кое-какие неписаные правила.
— Прошу прощения! — поднимаю руку, привлекая к себе внимание.
Собравшийся уходить Огава напрягается, когда я поднимаю остатки рубахи и демонстрирую торчащие за поясом пистолеты.
— Будьте добры, возьмите своими руками и поддержите у себя? — вежливо прошу японца-охранника. — Если б не это, — киваю на двадцать мешков по пятьдесят тысяч монет каждый, — можно было бы поговорить и так. Но мне будет неловко разговаривать в такой атмосфере с оружием.
— Неожиданно, — констатирует хозяин кабинета. — Если рассказать кому-то, что незнакомец отдал пистолеты, которые я прозевал, пуская его внутрь этой комнаты, могут просто не поверить… Несмотря на всю родословную…
— Миллион золотом — слишком значимая сумма, чтобы я мог себе позволить даже тень возможного потенциального напряжения с вашей стороны, — вежливо кланяюсь на манер партнёрши по бизнесу и, избавленный охранником от пистолетов, топаю к противоположной стене.
Где занимаю предложенное кресло.
Шу садится в соседнее.
— Откуда вы знаете, что здесь именно миллион? — голос Ониси неожиданно леденеет.
— Шутите? — искренне удивляюсь. — Двадцать мешков, пятьдесят тысяч монет в каждом. Вы считаете меня идиотом, неспособным перемножить две круглые цифры⁈
— Погодите, — Такидзиро резко впадает в задумчивость и качается с пятки на носок, оставаясь в середине комнаты. — Вы хотите сказать, что не знали
