Край глаза - Анkа Б. Троицкая
— Погоди, погоди… — затряс головой старик. — я тебе не справочное бюро… Э-эх… да ты и не знаешь, что это такое… В общем, я тебе не Гугл и не википедия. Если хочешь спросить что-то, то делай это прилично.
Он побрел вдоль дома, в сторону последнего подъезда. Эрик поплелся за ним. «Делай это прилично». Это как? Эрик остановился.
— Простите, как вас зовут?
Старик тоже остановился, и его сутулые плечи дрогнули от беззвучной усмешки. Он обернулся и одобрительно кивнул.
— Яков Наумович Вайзман к вашим услугам. Можешь называть меня, как мои племянники — Дядьяша.
— Очень приятно. Вы знаете, куда все пропали?
— Я бы не с этого вопроса начал, на твоем месте, ну да ладно. Никто никуда не пропал. Они все здесь, просто ты их не видишь. Пока. И двери все заперты, как и положено, и часы идут. Машины тут можно услышать, только если они попали в ДТП, но я сам видел только одно в нашем районе. Это громкое дело, мимо ушей не пропустишь… Все тут как всегда. Просто нас с тобой тут нет.
— Как это?
— Эрик… — сказал новый-старый знакомый Дадьяша, положил обе руки мальчику на плечи и посмотрел в глаза. Глаза были черные, а белки как будто подсвечивало изнутри, — Это неприятно будет узнать, но тебя больше нет. И меня тоже. Мы умерли. Я — в прошлом году, а ты — сегодня. Хотя могло уже пройти несколько дней, тут не поймёшь… время то быстро летит, то медленно…
Но Эрик не слышал рассуждения про время. Он стряхнул руки Дядьяши с плеч и стал ощупывать свои лицо, грудь, ноги и руки… По лицу катились слезы, в груди быстро-быстро стучало, ноги и руки были холодные. Он запустил пальцы в густую шевелюру, стиснув голову, в которой все мысли смешались и отказывались подчиняться логике. Всё, что он знал до сих пор, не сочеталось с тем, что он увидел и услышал сегодня. И вдруг он замер. Его пальцы нащупали на затылке нечто такое, чего там не должно было быть. Он поднес красные пальцы к глазам и закричал.
* * *
Дядьяша неуклюже завязал бинт узелком за ухом Эрика и убрал ножницы обратно в ящик своего кухонного стола. Эрик все еще всхлипывал, но глаза его высохли, и он перестал дрожать.
— Ну как? Толку от повязки, конечно, нет, но так тебе будет удобнее. Ты где навернулся-то?
— В подвале. На кирпичи упал… неудачно.
— М-да… Такой молодой. Тебе бы жить, да жить. Кем стать-то хотел?
— Астрофизиком.
— Э-эх! — Дядьяша с кряхтением поднялся, — А меня кондрат хватил. Был бы кто рядом, может пожил бы еще. Но я отметил восемьдесят два, а ты — двенадцать. Хотя… Ты, знаешь ли, думай о позитиве. Тебе, можно сказать, повезло. Ты избежал больших разочарований, мой юный сосед… и долгих лет старческих болячек. Тебя не попрут с работы, чтобы освободить дорогу молодым. И развод ты никогда не испытаешь, и предательства тех, кто считается роднёй…
— Мама! — воскликнул Эрик, — Как она… Она же…
Он вскочил. Голова у него была неумело забинтовала, как у раненого солдата. Он кинулся было к двери, но только беспомощно посмотрел на Дядьяшу. Мысли опять принялись путаться, грудь наполнилась горечью и ужасом, слова застряли в этой смеси, и он обмяк.
— Я научу тебя, как увидеть ее, — вздохнул Дядьяша. — Хотя, поверь мне, легче тебе не станет. Техника простая. Видишь этот старый телевизор в углу? Я его купил еще до твоего рождения. А теперь в этой квартире живет мой племянник. Он эту рухлядь выкинул давно. Слушай внимательно. Смотри на этот телевизор и начинай потихоньку отводить глаза в сторону… Вот так… пока он не станет тебе виден лишь краем глаза. Если сразу не получится, попробуй еще раз.
Эрик глубоко вздохнул и сделал, как было велено. Сначала ничего не происходило, но на четвертый раз, когда старый прибор почти исчез из поля его зрения, он вдруг увидел на его месте здоровенный светодиодный экран. Эрик дернул головой и уставился на старый ящик с изумлением.
— Ага! Получилось-таки. Э-эх! Ты быстро научишься, — засмеялся Дядьяша и повел Эрика в комнату, — Теперь часы. Там где мои были, теперь картина висит. Смотри сюда, скажешь мне, что на ней изображено.
На стене в квартире Дядьяши висели ходики, темные на фоне желтых обоев с осенними листочками. Маятник застыл в приподнятом положении, а стрелки показывали три пятнадцать. Эрик медленно скосил глаза, и у него получилось увидеть уголок пластмассовой рамы вместо ходиков. Он поморгал и сделал полшага влево. Теперь ему удалось разглядеть среднего размера оранжевый рисунок африканского восхода. Или заката.
— Ну? — Поинтересовался Дядьяша.
— Стадо жирафов бредет по саванне, — отчитался Эрик. Ему не терпелось побежать в свою квартиру и узнать, что там происходит.
— Э-эх! Хорошо, что хоть эту не продали. Погоди, не спеши. Тебе еще в зеркало надо взглянуть. На тот случай, если ты мне не веришь.
Зеркало было только в ванной. В нем Эрик отразился с повязкой на голове, бледный, как рыбье брюхо, в старом синем спортивном костюме, испачканном кирпичной пылью, и с тупым выражением на лице. Эрик привык видеть карие глаза в зеркале, но тут на него смотрели две черные точки в очень ярких белках. Не дожидаясь указаний, он отвел глаза и когда его отражение расплылось, он увидел в том же зеркале яркий солнечный свет на кафельной стене.
— Спасибо, Дядьяша, — сказал он, и, не слушая скрипучих окриков, кинулся из квартиры Вайзмана, сбежал по ступенькам последнего в доме подъезда и помчался к своему.
Всё там было по-прежнему: непонятный туман, похожий на сигаретный дым, свет в окнах, черные, непроглядные тени, пустые квартиры, шесть двадцать на циферблате и… никого.
В коридоре квартиры Эрик остановился. Он заметил, что если раньше, он бы немного запыхался от такого спринта, то теперь он как бы и не бежал вовсе. Ему опять стало очень страшно, он боялся и жаждал увидеть оставленную позади жизнь. Он отчаянно пытался понять, верит ли он, что мертв. Если это так, то как же не попрощаться с мамой и отцом, с младшей сестренкой и друзьями? К горлу подкатили слёзы. Эрику стало себя так жалко, что он заплакал и сел у стены на корточках. Он уткнулся лбом в колени и стал раскачиваться из стороны в сторону. Если он мертв, то почему ему так больно. Мертвым должно быть легче. Голова-то не болит. Почему же так больно
